Третья сила

-И что?

-Время её пребывания в Вильне совпадает с периодом длительного пребывания там его высочества, наследника престола. — Чечель многозначительно скосил глаза на портрет государя.

-Так, это я уже соединил в целое, Сергей Владимирович. Почему Голландия и почему через Ближний Восток?

-Если точнее, то через палестинское консульство в Амстердаме. — ответил Чечель. — Там никакой работы в сущности не ведется, и в то же время суета необычайная. Целая армия молодых загорелых людей, преимущественно евреев, носится взад и вперед по бесчисленным канцеляриям, пишет, спорит, создавая впечатление какого — то беспрерывного шабаша. Там орава палестинцев — шумная и беспорядочная, для какой цели предназначенная, я не знаю. Но там можно поймать какого — нибудь молодого и интеллигентного еврея, всучить ему десять фунтов и через час уже располагать визой. За два фунта он отправит любое письмо в любую точку мира. Такое вас не устраивает?

-Ближний Восток...Хлопотно, однако. — Новосильцов пожал плечами. — Через Яффу? Долго. Да еще на английском пакетботе...Риск. Не проще ли через ту же Литву? Русских в Литве достаточно много. Туда съехались авантюристы, спекулянты и эмигрантская мелочь, шелуха. Появился даже особый слой "утеклецов" — "гуляшники". Живут на мелкие подачки в виде продовольственных наборов, состоящих из просроченных мясных консервов военного времени. Англичане в свое время спихнули этого дерьма предостаточно. Есть много сочувствующих. Есть каналы связи через законспирированные "окна" на русской границе...

-Иван Андреевич, разве в Лондоне одни только несостоятельные дураки сидят? Вильну, поди, мы уже всю перепотрошили вкупе с литовским "Полевым контролем"

* * *

**?

-Перепотрошили. Литовскую контрразведку натаскиваем мы, русские. — сказал Новосильцов. — Такова традиция с незапамятных времен. Но литовцы, даже учившиеся у нас, пока сопляки в сравнении с настоящими профессионалами.

-В серьезных случаях на литовцев полагаться не следует. — сказал, помолчав, Чечель. — Женщина, автор письма именно так и поступила. Полагаться не стала. И письмо отправила кружным, долгим, но заведомо более безопасным путем.

Иван Андреевич замер: он просто не мог поверить такой удаче. Вот уж действительно: повезло, так повезло! Само в руки плывет! Ай да Чечель! Ай да сукин сын! Молодости у него, конечно, уже маловато, а вот насчёт рвения и чутья всё было в порядке. Не зря, ох не зря он взял Чечеля в канцелярию, да под свое крыло! Вышло так, что и ленивый охранитель с волчьим послужным списком пригодился!

И Новосильцов суеверно трижды мысленно перекрестился, чтобы не сглазить. Вот и дождался! Эта ситуация как нельзя лучше отвечала государевой воле. Подумать только! Бывшая любовница наследного царевича, да ещё с его письмами — это же шанс, да еще какой шанс! Разумеется, ничего особенного в этих любовных цидулках и в помине нет, кроме страстных соплей. И пикантностей, про какие — нибудь поцелуи, причем не только в губы, но и в "срам" и в "тайные уды". Бр — р, за беззакония вроде "вдевания еси кому сором свои в рот, провинившимся по сию пору полагается епитимия на пятнадцать дней...Нет, письма — точно любовные. Впрочем, и того будет достаточно. А если есть? Не просто же так автор послания отправила его кружным путем, осторожничая? Намекает на то, что в переписке нашлось место не только розовой водице? Уж за два — то года переписки, наследник престола мог о ком — то обмолвиться, на что — то намекнуть или похвастаться, да и просто ляпнуть что — нибудь без задней мысли о возможных последствиях, что поделаешь, молодость! Для обывателей, для толпы его слова, может, и не будут ничего значить, кроме болезненного любопытства. Однако для людей серьёзных и того бывает достаточно. Так можно перекрутить, в такую сторону вывернуть, что ой — ой — ой!

Стоп! Ежели письмо отправлено в канцелярию, да еще со всеми предосторожностями, неужели не было понятно, что его прочтут? На что рассчитывал отправитель и автор послания?

Новосильцов стал мгновенно просчитывать варианты будущих действий, стараясь выбрать наиболее оптимальный, но спохватился. Решение принимать сразу не решился, хотя умел, когда ситуация того требовала, не колебаться.

-А это что? Что за Реформатский сквер? Что за костел Святой Анны?

-Я уже навел справки. — сказал Чечель. — Реформатский сквер — это сквер в Старом городе Вильны. Он расположен на месте кладбища Вильнюсских реформатов. С костёлом Святой Анны на улице Майронё тоже всё более — менее ясно — образец настоящей "пламенеющей готики".

-Вот что, Сергей Владимирович, с этой минуты бросаете все дела, неотложные и прочие, все бросаете и занимаетесь только этой цидулкой. — распорядился Новосильцов. — Выясните все, я должен знать все! Надо будет — съездите в Вильну, все прощупайте и разнюхайте как следует. Отыщите особу, или хотя бы выясните ее предположительное местонахождение. Полагаю, что автор письма по сию пору может пребывать в Вильне, коли просит выкроить время и посетить квартиру на Сиротской улице, или собирается вернуться туда в ближайшее время. Необходимо стать обладателем злополучных писем, ежели таковые существуют на самом деле. До последнего листочка. Но не увлекайтесь и будьте аккуратнее. Действуйте осторожно. Основательно, но с оглядкой. Прежде чем что — либо предпринимаете — хорошенько все взвесьте. Дело вести совершенно секретно, никого особо в детали не посвящая. Докладывать будете два раза в день, мне лично. Не подставляйтесь! — и, не удержавшись, добавил. — Найдёте автора письма и переписку, Сергей Владимирович, поймаете птицу удачи за хвост. Это я вам твердо обещаю. Награжу по — царски.

-Ситуация выглядит примерно так: нужно отыскать иголку в стоге сена.

-Да, примерно так. Полагаю, искать придется очень ценную иголку. Ничего невозможного в этом мире нет. Но в данном случае ошибиться нельзя. Упустите ее — не взыщите.

Чечель преданно кивнул головой...

================================================

"Кадаши"* — Московский университет, расположенный в Замоскворечье, в бывшей Кадашевской слободе. "Кадаши" — это, конечно, не Итон в Англии, но тоже почти государство в государстве. Старейший университет России. выпускник "Кадашей" становится прежде всего питомцем университета, и только потом — подданным государя российского. В годы учебы там студент имеет значительно больше возможностей для расширения своего кругозора, преподавание ведется на самом высоком уровне.

(был эскадронным станоставцем**), — эскадронный квартирмейстер (фурьер) — старший эскадронный унтер — офицер, ведавший детальной организацией расположения эскадрона на отдых, походным движением эскадрона, организацией разведки и охранения, развёртыванием эскадрона для боя.

в Курляндии

* * *

— Курляндия — марионеточное государственное образование, вассальное герцогство, существующее на территории исторических областей Курляндия, Семигалия и Селония. Правители Курляндии из династий Кетлеров. На протяжении практически всей истории герцогства правители Курляндии из династий Кетлеров признавали себя вассалами Великого княжества Литовского, пришедшей ему на смену Речи Посполитой, а с 1711 — го года — России. Столицей герцогства является Митава

в Польских Инфлянтах

* * *

— Польские Инфлянты (польск. Inflanty) — польский историографический термин, примерно отождествляемый с искаженным немецким названием Ливонии — Livland (Лифлянт). Также — "историческая область по Двине и Рижскому заливу, перешедшая в средние века под власть Ливонского ордена, и населённая балтийскими и финно — угорскими племенами, с давних времён находившихся под влиянием немецкой и скандинавской культуры. Также — губерния в составе России, образованная из исторических областей: Инфлянты польские и Инфлянты шведские. Административный центр губернии — город Рига. Включает двенадцать уездов.

из Департамента Чечеля попросили по третьему пункту.

* * *

* — увольнение по решению вышестоящей инстанции без прошения и без пенсии. На такое распоряжение уволенные не могут жаловаться, и все их жалобы, а также "просьбы о возвращении к прежним должностям не должны быть вовсе принимаемы к рассмотрению, но оставлены без всякого действия и движения". Увольнение по третьему пункту обратилось в выдачу чиновнику "волчьего паспорта". Мера применялась только к чиновникам неспособным или неблагонадежным и не могла быть применяема к чиновникам способным и нравственно безупречным, если они почему — либо неугодны начальству или если именно их нравственная порядочность служит помехою каким — либо неблаговидным расчетам начальства. На деле третий пункт применялся сравнительно редко.

вкупе с литовским "Полевым контролем"?

* * *

** — Полевой контроль — служба в структуре Департамента охраны края (ДОК) — литовской тайной полиции. Занимается государственной и политической охраной Великого Княжества Литовского.

Вторник, 22 июня 1926 — го года по европейскому стилю. В лето 7435 — го года, месяца июня в 9 — й день ( 9 — е июня 1926 — го года). Седьмица 1 — я по Пятидесятнице. Глас седьмый.

Лондон. Пансион на улице Хелмет — Роу.

В одной из квартир в пансионе на Хелмет — Роу, за большим, круглым столом, сервированном для чая, на английский лад, с большим количеством всяких сэндвичей, кексов, с обилием крендельков, тортов и пирожных, сидело небольшое общество, составленное сплошь из русских эмигрантов, осевших в Лондоне. Хозяйка стола, Анна Николаевна Мальцева — Волкова, занимала две комнаты в одном из лучших пансионов Лондона. Одна комната была ее спальней, а вторая — большая, роскошно обставленная, с длинным балконом, — служила ей гостиной, салоном и столовой.

Хозяйка квартиры, в черном бархатном платье, с очень большим вырезом, и гладко причесанными волосами, сидела, поджав ноги, на диване, и курила, пуская к потолку тоненькие струйки дыма.

Анна Николаевна Мальцева — Волкова, сестра русского эмигранта, бывшего морского офицера, члена редакционной коллегии эмигрантского журнала "Свободная Россия", и супруга другого эмигранта, Габриэля Волкова (художника — декоратора в Ковент — Гардене в политику не лезшего), была крупная статная красавица, не утратившая своего очарования в сорок с небольшим лет, которых ей никто и дать не мог — настолько хорошо она сохраняла себя и все аллюры красавицы, всерьез ухаживая за собой и за своим телом. Жгучая брюнетка, с прекрасными миндалевидными глазами, раскидистыми бровями, сросшимися на переносице, перламутровым цветом кожи, она похожа была на Юдифь.

Анна Николаевна знала в Лондоне многое и многих, и даже успела в свое время сделаться помощницей другого эмигранта, Петра Ермолаевича Трегубова, после того, как ее брата английские власти превентивно задержали за нарушение правил пребывания в Англии — в британской столице Мальцев пытался снискать известность "проницательного публициста", но из этого ничего не вышло, и он занялся организационной работой и "постановкой" подпольного дела в России. В погоне за земными радостями и в силу своего бурного темперамента он совершил немало проступков, последствия которых круто изменили его судьбу, и в конце концов привели его в английскую тюрьму, где он скоропостижно скончался от инфаркта. После смерти брата Анна Николаевна связала свою жизнь с Трегубовым, известном в эмигрантском мире своей любовью к женщинам. Он оценил ум и красоту Анны и чувствовал себя с ней вполне счастливым, а она ответила ему глубокой и благодарной привязанностью. Между тем, злые эмигрантские языки без костей понимающе шептали, что не помощницей Коновалова сделалась Анна Николаевна, а его любовницей...Сам Трегубов, бывший русский дипломат, выброшенный за борт, утверждал, что ничего подобного не было, но все те же злые эмигрантские языки в кулуарах поминали русский "обычай" — старая русская деревня знала малопочтенный институт "снохачей": угоняли сына в солдаты на долгие годы и оставалась "без призору" молодая солдатка. Дабы она не "баловалась" и не было бы греха, свекор заменял ей, на время солдатчины, мужа. Послушание свекру было обязательно, не то арапником "проучит". Такие мужики назывались "снохачами". Деревня знала в лицо всех своих снохачей, неодобрительно косилась на них и в дни запрестольных праздников, когда крестный ход шел по деревне, староста урезонивал их, приговаривая: "господа снохачи, честью просят, уйдите отседова, не срамите лика святого"...И снохачи уходили. Совесть была...В осевшей в Англии российской эмиграции политических "снохачей" было изобилье. Чтобы разобраться, например, в пахучей карьере Трегубова, надо было надеть калоши и резиновые перчатки. У него совести не было....

-...Вообще, господа, только в эмиграции начинаешь действительно осознавать простую истину — все беды отечества не от Запада, не от Востока, не от революционэров, они заложены в нас самих, в национальном характере, если хотите. — увлекательно разглагольствовала Анна Николаевна. — Поэтому я и родила афоризм, но, честно говоря, этот афоризм — чуть ли не единственное, что я вынесла из эмиграции как таковой.

-И что за афоризм? — спросил сидевший за сервированным столом мужчина, с длинной, на две стороны расчесанной бородой, крепкий, бодрый, склонный к многословию — бывший дипломат Петр Ермолаевич Трегубов, наделавший в свое время немало шума своим побегом из посольства в Париже (махнул через ограду, по — спортивному).

-Эмиграция — это капля крови нации, взятая на анализ.

-Можете гордиться. — сказал Трегубов. — Афоризм должен войти в энциклопедию великих мыслей.

-Удивляюсь, как вам удается так замечательно выглядеть — сорокалетние рядом с вами кажутся старыми?

-У меня выработана особая система поддержки организма в молодом и здоровом состоянии. — принялся Трегубов серьезно объяснять. — Каждый вечер, вернувшись домой, я за ужином выпиваю семьдесят граммов водки. Ни больше, ни меньше. А вот потом непременно следует бокал темного пива.

-Так вот в чем причина? — засмеялась Анна Николаевна.

-Нет, конечно, — ответил бывший дипломат. — Причина в хорошей наследственности.

Остальные гости пили чай и слушали. И в этот момент раздался телефонный звонок.

-Милочка, я в двух шагах от вас и хочу заехать к вам. Позволите? Не поздно? — Анна Николаевна услышала, сняв трубку с телефонного аппарата, женский голос. Он принадлежал ее недавней лондонской знакомой, Ядвиги Дмитриевны Тротта — Трейден.

Как — то незаметно Ядвига Дмитриевна (просила называть ее Даурией) из рода Тротта — Трейден, стала ближайшей подругой Анны Николаевны, а она ее конфиденткой. Тягу к исповедальным признаниям имела именно Даурия, Анна Николаевна, как правило, о своих переживаниях и заботах молчала. Встречались они часто. Свидания проходили в кофейной, в Кенсингтоне, ставшей местом встреч для русских эмигрантов самых разных взглядов и убеждений.

В кофейной взоры всех посетителей — барышень, щебечущих за чашкою шоколада, юнцов, забежавших поглазеть на девиц и выпить чаю с ликером, престарелых господ, сосредоточенно изучавших утренние газеты, — взоры почти всех без исключения были устремлены на Даурию, так эффектно — победительно она держалась, так приковывали к себе ее живое, русское, с ежесекундно меняющимся выражением лицо, ее изящная фигура в европейском, по последней моде, наряде.. Они тихо беседовали, но Даурии всегда было слегка не по себе, от быстрых взглядов, которые бросали на нас входившие в кофейную, особенно мужчины. Взгляды были оценивающие и сравнивающие. Просто было в ней что — то такое, что привлекало мужчин, и женщин тоже, вселяло в них надежду, подстегивало их ухаживания...