— К сожалению, — продолжил Хиджинс, — как бы вы ни были правы, сдвиг в общественном мнении в краткосрочной перспективе остается прежним. И в свете того, как политический климат, похоже, изменился — пусть и временно, — я совсем не уверен, что могу попросить свою семью взять на себя финансовое бремя продолжения моей кампании в настоящее время. Особенно теперь, когда я больше не на действительной службе. И я не могу вернуться на действительную службу, пока являюсь кандидатом на этот пост.
— На самом деле я не рассматривал этот аспект, — ответил Фирнандиз с полным пренебрежением к правде.
Конституция запрещала действующим офицерам занимать какие-либо выборные должности. Армейские офицеры могли продолжать занимать должности в резерве — и по-прежнему подлежать призыву в случае чрезвычайной ситуации — во время поиска должности, но офицеры запаса получали только четверть своей зарплаты на действительной службе. Если уж на то пошло, если им удавалось победить на выборах, они не получали жалованья от армии до тех пор, пока оставались на своем посту. И не имело значения, какой это был офис. От лорда-протектора до ловца ящериц запрет на действительных офицеров на политических должностях был абсолютным.
К несчастью для Хиджинса, конституция была столь же тверда в том, что никто, занимающий в настоящее время выборную должность, не мог баллотироваться на пост лорда-протектора. Он мог бы сохранить свой пост губернатора еще на целый год, до конца своего срока, пока он баллотировался на место в палате делегатов, но не в том случае, если он хотел соперничать за протекторат с Миллиром. До недавнего экономического кризиса его решение уйти с поста губернатора выглядело наилучшим выбором. Теперь, когда шансы Миллира на сохранение должности возросли, этот человек, должно быть, сожалел об этом. Он привык к образу жизни и привилегиям высокой выборной должности; стать еще одним отставным генералом после этого должно было быть... обескураживающим.
И это также не оплачивало счета.
Теперь банкир, нахмурившись, глубоко погрузился в свой бренди. Это был критический момент, и он знал это. Он собрал ядро мощной политической машины без того, чтобы другие члены ее руководства поняли, как ловко он собрал их нити. У каждого человека в этом зале были свои причины выступать против Климинта Миллира, будь то искренний страх перед будущим, личная неприязнь, разрушение привилегированных источников средств к существованию или простая жадность. Если уж на то пошло, он включил себя в это описание. И все же до сих пор все остальные были убеждены, что он просто еще один союзник в этом деле. Он хотел, чтобы все оставалось так, по многим причинам, и он не был уверен, что сможет, если выйдет дальше в открытую. Но если он этого не сделает....
— Генерал, — сказал он наконец, — знаю, что вы человек чести и гордости, поэтому не решаюсь поднимать этот вопрос и искренне надеюсь, что вы не воспримете неправильно то, что я собираюсь сказать. Но я действительно не задумывался о том, насколько... стесненными, должно быть, стали финансы вашей семьи с тех пор, как вы покинули пост губернатора, чтобы противостоять безумию Миллира. Я должен был это сделать. Я знаю закон. Но, так или иначе, я никогда этого не делал, и теперь, когда сделал это, я уважаю вас еще больше за то, что вы принесли эти жертвы.
Он сделал паузу, и Хиджинс ответил на комплимент прерывистым кивком в знак согласия.
— Как я уже сказал, не решаюсь поднимать этот вопрос, зная вас так хорошо, как мне довелось, но я был бы польщен — глубоко польщен — если бы вы позволили мне помочь вам. Я не говорю ни о каких подарках, и я не говорю о привязке каких-либо обязательств, — быстро продолжил Фирнандиз, когда глаза Хиджинса слегка сузились. — Это было бы крайне неприлично! Но для меня было бы честью предоставить вам личный заем из средств, которые вам могут потребоваться для надлежащего содержания вашей семьи, если это освободит вас, чтобы посвятить все свое внимание отчаянно важной кампании против второго срока Миллира. Знаю, что вы, конечно, будете настаивать на том, чтобы вернуть мне деньги полностью, с процентами. С моей стороны, любой процент был бы совершенно излишним, но я знаю, что это было бы важно для вас. Если уж на то пошло, я понимаю, как политический враг мог бы использовать это против вас, если бы вы этого не сделали. Но если бы вы могли увидеть свой способ позволить мне помочь любым скромным способом, который я могу, это могло бы позволить вам продолжить борьбу.
— Очевидно, что ни Стивин, ни я не в состоянии присоединиться к Жейкибу в предоставлении займов, генерал, — сказал Матиу Олсин. — Для членов палаты делегатов это было бы явным нарушением закона. Однако я уверен, что мы — и все ваши друзья на Западе — можем рассчитывать на то, что мы внесем щедрый вклад в расходы на кампанию.
— И мы с Маряно можем обещать вам поддержку гильдий, — вставил Аскар. Хиджинс посмотрел на него, и бумагоделатель пожал плечами. — У нас сейчас более чем достаточно безработных членов гильдии, чтобы обеспечить множество сотрудников кампании, — с горечью сказал он, — и наши люди знают сообщество. Я имею в виду настоящее сообщество, то, которое Миллир и чарисийцы душат до смерти. Мы заставим избирателей поддержать вас.
И разобьем головы избирателям, которые выступают против вас, — цинично подумал Фирнандиз, даже когда он кивнул в знак серьезного согласия.
— И я не единственный издатель, чья газета поддержит вас, — сказал Фейфир, снова вставая в строй так плавно, как будто Фирнандиз репетировал его роль. — На данный момент мы, возможно, в меньшинстве, но я обещаю вам, у вас все равно будут представители — страстные представители — для поддержки вашей платформы!
Хиджинс оглядел их лица, и Фирнандиз протянул руку, чтобы положить ее на плечо генерала.
— Мы не сможем сделать это без вас, генерал, — сказал он мягко, серьезно. — Каждый из нас может внести свою маленькую лепту, предложить нести свою маленькую часть груза, но в конце концов все сводится к вам. Вы — голос и лицо, которые могут донести борьбу до Миллира и его приспешников, как здесь, в республике, так и в Чарисе. Все, о чем мы просим, — это чтобы вы позволили нам поддержать вас в этих усилиях — в этой борьбе за душу республики. Окажите нам честь, позволив нам стоять за вашей спиной, пока вы ведете величайшую битву в своей жизни.
АПРЕЛЬ, Год Божий 915
.I.
КЕВ "Алфрид Хиндрик", пролив Джексон, и
дворец Теллесберг, город Теллесберг, королевство Старый Чарис, империя Чарис
— Сегодня я чувствую себя такой чарисийкой, — сказала Франческа Чермин.
— Что? — Дейвин Дейкин стоял очень близко к ней, но явно не слышал ее. Они стояли на носовой палубе КЕВ "Алфрид Хиндрик", прямо внутри прочного фальшборта, где палуба сужалась, чтобы встретиться с носом парохода, и ветер, дующий с прохода, ревел у них в ушах, когда он прокладывал себе путь через сильную волну. Этот ветер осыпал их регулярными брызгами от воды, вспыхивающей белым под ее резко изогнутым носом.
Это также взбило свободные концы конского хвоста Франчески таким образом, который он нашел невероятно привлекательным и более чем немного возбуждающим. И он знал, что это отнимает у нее и ее горничной по меньшей мере час работы, пока они снова распутывают узлы.
— Я сказала, сегодня чувствую себя такой чарисийкой! — сказала она гораздо громче. — Все... морское и все такое!
— Ну, ты и есть чарисийка! — ответил он, и она покачала головой и сказала что-то еще, чего он не смог расслышать из-за рева ветра. Но это было прекрасно. Это дало ему повод придвинуться еще ближе и обнять ее, в то время как он демонстративно приблизил ухо к ее губам.
— Ты что-то говорила? — подсказал он, прижимая ее к себе и наслаждаясь ее упругим, стройным теплом, и она усмехнулась.
— Я сказала, что, возможно, родилась чарисийкой, но на самом деле я всегда думала о себе больше как о зибедийке, — сказала она.
— Что ж, справедливо, — ответил он с ответной улыбкой. — Ты была воспитана Зибедией — и к тому же довольно агрессивно. Что было действительно умно со стороны великого герцога. Я сомневаюсь, что кто-нибудь в Зибедии думает о нем как об "этом пересаженном иностранце", но даже если кто-то и думает, он, вероятно, не думает так о вас или ваших двоюродных братьях. С другой стороны, — его улыбка стала задумчивой, — я всегда считал себя корисандцем, но это стало почти... второстепенным. Теперь мы все чарисийцы.
Она посмотрела на него снизу вверх, в глубину его внезапно задумчивых глаз, в то время как палуба под ногами дрожала в такт мощным двигателям тройного расширения "Алфрида Хиндрика". Его чувство юмора и отказ воспринимать себя слишком серьезно были очень реальными чертами его характера, но у Дейвина Дейкина была более глубокая, гораздо более вдумчивая сторона. Та, которую он маскировал другими сторонами, когда это было возможно. Она до сих пор не поняла, почему это было, хотя и начала подозревать, что это была преднамеренная попытка отличить себя от своего отца. Подданные Гектора Дейкина называли его "Гектор Хитрый", но его враги использовали такие прилагательные, как "беспринципный", "скользкий", "неискренний" и "коварный", и она задавалась вопросом, сознательно ли он — или бессознательно, если на то пошло — стремился избежать подобного ярлыка. Или, что еще хуже, ярлыка "каков отец, таков и сын" в сердцах и умах тех, о ком он заботился. Но какова бы ни была его причина, она помнила, как потеплело ее сердце в тот день, когда она поняла, что больше не является одной из тех людей, от которых он пытался скрыть эту свою проницательную, аналитическую часть.
— Думаю, что это, возможно, самое замечательное, чего достигли Кэйлеб и Шарлиэн, — продолжал он, не подозревая о ее мыслях. — Я имею в виду, что вся империя моложе любого из нас, но они убедили всех в ней, что мы принадлежим ей и, что более важно, что она принадлежит нам.
— Вот что происходит, когда кучка глупых островитян восстает против всего остального мира... и побеждает, — сказала она ему. — Когда люди следуют за тобой в такую печь, а затем выходят с другой стороны рядом с тобой, это связь, которую никогда не сможет создать простой рожденный править.
— Ты права, — кивнул он и легонько поцеловал ее в лоб, затем развернул ее перед собой, обняв обеими руками, в то время как она прислонилась спиной к его груди. — Но я думаю, может быть, ты просто указала пальцем на другую часть магии. — Она посмотрела через плечо и изогнула бровь, и он пожал плечами. — Мы все вышли из этой печи рядом с ними, а не по их следам. И я говорю не только о принцах, великих герцогах и графах. Я говорю о каменщиках и плотниках. О простых моряках и железнодорожниках, о фермерах и фабричных рабочих. Я не думаю, что в мире есть кто-то настолько глупый, чтобы бросить вызов им двоим, но это не причина, по которой никто этого не делает. Это потому, что та связь, о которой ты говоришь, является личной для всех их подданных. И это оставляет ужасно большие следы, которые остальные из нас должны попытаться заполнить.
Он посмотрел вперед, прищурив глаза от ветра, который они несли, и поджал губы, обдумывая это. А потом он внезапно рассмеялся.
— Что? — спросила она, и он покачал головой.
— Я просто думал о том, как впервые оказался на чарисийском корабле, — сказал он. — Это было сразу после того, как Мерлин и Гектор вытащили нас из Делфирака, и я подумал, что "Дестини" — самый большой корабль в мире. Во всяком случае, он был больше, чем все, что я когда-либо видел! И ты бы видела выражение их лиц после того, как мы поднялись на борт, и все они поняли, что никто не подумал предоставить Айрис горничную или компаньонку! — Он покачал головой. — Вот она, невинная, деликатно воспитанная девушка — ей только что исполнилось девятнадцать, ради Лэнгхорна! — совсем одна на корабле с тремя или четырьмя сотнями мужчин, большинство из которых были не из тех, с кем могла знаться любая уважаемая молодая леди, и все они застряли на борту, до этого даже не видя женщину в течение нескольких месяцев.
— Действительно? — Франческа склонила голову набок. — Знаешь, не думаю, что кто-нибудь когда-либо говорил мне это! У нее вообще не было никаких сопровождающих?
— Ну, у нее был Филип — он был нашим законным опекуном. И у нее были Тобис, Трейвар и Жакки. Что еще более важно, однако, у нее был граф Сармут — тогда он еще не был графом; конечно, он еще даже не был бароном — и у нее был Гектор. И у нее был тот факт, что ни один из этих простолюдинов, изголодавшихся по женщинам, необразованных моряков и помыслить не мог о том, чтобы тронуть ее пальцем. Они были слишком заняты, спасая нас, и думаю, что все они решили, что она их младшая сестра, по крайней мере, до тех пор, пока они не доставили нас домой. Конечно, в то время я даже не думал об этом. Я был слишком занят ловлей кракенов!
— Кракены?
— Ну, это так я думал в то время. На самом деле это был псевдотунец, и далеко не такой большой, как мне казалось. Конечно, я был достаточно тощим коротышкой, и рыбе не обязательно было быть очень большой, чтобы оказаться больше меня! Они пристегнули меня ремнями безопасности, привязали к палубе, и там были эти два здоровенных моряка, готовые наброситься, если веревка начнет тянуть меня за корму. — Он покачал головой, улыбаясь приятным воспоминаниям. — Думаю, что это был первый раз, когда я по-настоящему рассмеялся с тех пор, как мы уехали из Мэнчира в Делфирак. Сэр Данкин и Гектор дали нам это.
— Я просто вижу тебя там, — сказала она, прислоняясь спиной к его груди. — Держу пари, ты отлично провел то время в своей жизни!
— О, да! — из его груди вырвался смешок, вибрируя у нее за спиной. — На самом деле, я все еще хожу на рыбалку, когда могу. Однако это уже никогда не было совсем по-прежнему. Вероятно, потому, что меня только что спас легендарный сейджин Мерлин — только в то время он был скорее "печально известным сейджином Мерлином" — и я знал, что никто не попытается убить меня или Айрис. Это была приятная перемена.
Его легкий тон не обманул ее, но она пропустила это мимо ушей. Он был гораздо более глубоким и сложным человеком, ее Дейвин, чем она думала, когда они были моложе.
— На самом деле, единственное, что мне не нравится в этой поездке, это то, что "Алфрид" движется слишком быстро для комфортной рыбалки. Тем не менее, это создает приятный ветерок, не так ли?
— Можно выразиться и так, — ответила она, поднимая голову и прикрывая глаза от яркого солнечного света одной рукой, в то время как она смотрела на низко сидящие, ощетинившиеся пушками бронированные крейсера, пробивающиеся сквозь волну по обе стороны от их корабля.
Благодаря ее пребыванию в королевском колледже — и, даже больше, ее статусу сестры коммандера имперского чарисийского флота, который был помешан на флоте с тех пор, как научился говорить... и который много говорил — она довольно много знала об эскорте "Алфрида Хиндрика".
КЕВ "Девэстейшн" и КЕВ "Карлтин Хейджил" были на двадцать футов короче, чем "Алфрид Хиндрик", и они изо всех сил старались не отставать от него, когда его нос задрался высоко, белые стены пены и кильватерный след тянулись за ним. Без их огромного веса орудий и брони он был легче и быстрее, чем они, несмотря на его гораздо большую и просторную надстройку. То были военные корабли, низкие и изящные; это было пассажирское судно с роскошными помещениями и максимальной скоростью тридцать узлов. Крейсеры не могли сравниться с такой скоростью. Они могли развить скорость только в двадцать семь узлов, но не могли поддерживать ее очень долго.
