— Я и так тебе верю, маг ты или нет. О какой услуге?
— Мне нужно, чтобы после возвращения в прошлое ты превратился в меня. И провёл в этом облике все три дня петли.
— Э... Что?! — такого от меня даже не всякий слаанешит попросить бы осмелился.
— Смотри. Тзинч боится записывать знания напрямую в мой мозг, опасаясь, что это повредит моим способностям фалмартского мага. Но с моим двойником он сможет действовать гораздо смелее, на оригинале это не скажется. А Перевёртыш копирует все способности и все свойства характера оригинала. Будучи мной — он сможет провести все исследования, которые провела бы я сама, имея знания физики, химии и биологии из Девяти Миров.
— Но когда он выйдет из твоего облика, эти знания всё равно потеряются!
— Знания, которые позволили "мне" провести исследование — да. Но не результаты исследования. Они могут уместиться в пару абзацев. Я подозреваю, что ключ к неограниченному, или хотя бы очень долгому Тайм Стопу лежит в области знаний, которые Тзинч называет "теорией относительности", но проверить не могу, потому что...
— Да понял я уже, понял... Ладно... Но учти, ты у меня за это будешь в долгу!
— Разумеется. Как я и сказала ранее. Знания имеют свою цену, у ТАКИХ знаний она особенно высока, и я готова её уплатить. Всю.
О тех девяти днях (за один цикл я-Ререй не успела провести все требуемые опыты) мне хочется вспоминать даже меньше, чем о дворце испытаний Аримана. При том, что в основном в неё превращался Перевёртыш (и ему понравилось, пакостнику этакому!). Он брал управление нашим общим телом, примерял на себя её мысли и чувства... Я же скорее наблюдал со стороны. Но даже долетавшие до меня отголоски были... Очень тзинчитскими. Я всё-таки дитя Хаоса Неделимого, такой холодный интеллектуальный экстаз был чужд даже семени Лоргара во мне. Что уж говорить о школьнике Нацуки Субару. А воспоминания о том, ЧТО могла натворить Ререй с магическим могуществом Голубых Писцов и знаниями технически развитого мира — до сих пор бросают в дрожь. Это какой-то некронский криптек в человеческом обличье! Ещё спасибо, что никто ей не рассказал о компьютерах — её сила немного ограничивалась тем, что она всё считала "на глазок", но даже так...
Если боги этого мира — хоть Двенадцать, хоть Четверо — узнают о подобном потенциале...
"Тзинч о нём уже знает", — напомнил с привычным ехидством Перевёртыш.
"Он видел это снаружи. Он понимает только результат. Впечатляюще, но не более того. Just as planned. А мы с тобой ею БЫЛИ. И знаем, что на каждую воплощённую в жизнь идею там приходится по сотне ожидающих воплощения!"
"Знаем. Только тебя это пугает, а меня — восхищает".
"Надеюсь, восхищает не до такой степени, чтобы побежать немедленно докладывать Тзинчу?"
"Конечно нет. Девчонка правильно сказала — мы, тзинчиты, понимаем ценность и цену знаний. Даже Изменяющему Пути придётся предложить мне очень много, чтобы я с таким расстался".
Теория относительности не помогла — в ней было два варианта замедления времени — при релятивистских скоростях и в сильных гравитационных полях, но не было вариантов ускорения оного. Ход неподвижных часов при нулевой тяжести был максимально быстрым в природе. А сбрасывать весь Новый Мир в окрестности чёрной дыры или разгонять его до скорости света наши архимаги всё-таки сочли нецелесообразным.
Но решение проблемы времени Ререй-которой-были-мы всё равно нашла. Называлось оно "Комната иллюзий". Не в том смысле, как лабиринт Аримана. Там не подвергался иллюзиям вошедший — вместо этого в иллюзию — в виртуальные частицы — превращалось всё, что в ней находилось. После чего эта "голограмма" подвергалась уменьшению в десять тысяч раз.
— Живого человека уменьшить невозможно, — объясняла Ререй. — Вернее, возможно, но это его убьёт — сверхплотный конденсат для биологической жизни непригоден. Но если мы сближаем не настоящие элементарные частицы, а только их тени, отражения, места где они МОГЛИ БЫ быть — можно настроить взаимодействие так, чтобы принцип исключения Паули и некоторые другие эффекты стали из законов — рекомендациями. А с уменьшением расстояний на четыре порядка — все процессы ускоряются на те же четыре порядка. В том числе и мышление — нервному импульсу просто нужно пробежать в десять тысяч раз меньшее расстояние. Магия, правда, в такой комнате работать не будет — любое постороннее заклинание нарушит работу заклинания уменьшения. Как создать магическую лабораторию с ускоренным временем — я ещё подумаю. Но чтобы прочитать учебники из вашей библиотеки и задать вопросы обо всём, что мне непонятно — Комната пригодна уже сейчас.
— Но ты же и стареть там будешь в десять тысяч раз быстрее! — быстро возразил Тзинч.
— Пока что да. Впоследствии я доработаю Комнату так, чтобы из иллюзии в реальность переносилось только состояние мозга, но не тела — тогда это будет почти как с возвращениями у Субару. Но пока что полгода субъективного времени на университетский курс я могу себе позволить — я не в том возрасте, где это скажется на моей эффективности.
ДЕНЬГИ, КРОВЬ, ГОРДЫНЯ И СПЕСЬ ДЕРЖАТ НА СЕБЕ ВЕЛИЧЬЕ ЭТИХ СТЕН
У римлян шёл в атаку последний легион.
Его ряды уверенно держались.
Но варвары сегодня, превосходя числом,
В сраженьи неизбежно побеждали.
У римлян шёл в атаку последний легион,
Свою судьбу прекрасно понимая,
Что для него не будет счастливого "потом".
Держать ряды! И римляне держали.
У римлян шёл в атаку последний легион,
Но не равняйте доблесть и закланье!
И, если хоть один с мечом и со щитом,
То римляне ещё не проиграли!
Тарас Кардаполов, "Последний легион"
Окрестности в пожаре
Пылают за окном.
Король наш старый Гарри
Подвинулся умом.
На нивах опалённых
Зерна не соберешь.
Летят отряды конных,
Вытаптывая рожь.
К чему страдать-трудиться,
Всё пущено на слом.
Не дай вам Бог родиться
При Генрихе Шестом!
Александр Городницкий, "Не дай вам Бог родиться при Генрихе Шестом"
Молт Сол Августус:
Зорзал так и лучился гневом. Нет, проявлять его открыто он не смел. Повышать голос на императора в Садере не имеет права никто — даже мои собственные дети. Особенно мои собственные дети. Особенно те, что в очереди на престол — а Зорзал в этой очереди был первым и очень не хотел потерять своё место. Я был единственным человеком, которого он боялся — пока что. Поэтому кроме учащённого дыхания, слегка раздувшихся ноздрей и покрасневшего лица он ничем не выдавал своего недовольства. Но скрывать ярость ему тоже было нелегко. Проведя много лет в провинциях, Зорзал разучился держать лицо при дворе — там-то большей власти, чем собственная, он не знал. Там даже его недовольство, не то что злость, почти наверняка означало чью-то скорую смерть. Разве что префекты и легаты осмеливались ему возражать — и то предельно тихо, скромно и вежливо. Здесь же соизмерять проявления чувств приходилось не только передо мной, но и перед Сенатом. Зорзал презирает Сенат и как я подозреваю — намерен после коронации разогнать его ко всем демонам. Меня это мало беспокоит лишь потому, что он не первый такой умный. Мысль о том, чтобы избавиться от остатков Республики и собрать всю власть в кулак, приходит членам моего рода где-то каждое третье поколение. Хотя казалось бы, когда твоя фамилия Кесар, надо бы знать, чем это заканчивается — пусть даже мы и не потомки по крови того самого Юлия Цезаря.
— Отец, чем я вызвал твоё недовольство, что ты дважды за последние дни меняешь мои полномочия?! — мальчик наконец выбрал подходящую, как ему казалось, линию поведения. — Вначале назначаещь меня командовать ауксилариями с другого континента, которых и на центурию не хватит. Затем, прежде чем я успеваю вступить в командование хотя бы на этой должности — хотя я загнал двух пегасов по дороге сюда, чтобы успеть вовремя — ты и от командования "Особым Легионом" меня тоже отстраняешь! Если я впал в немилость — так скажи это прямо!
— Нет никакой немилости, сын мой, — хотя сейчас мне очень хотелось именно её и объявить. Но увы, даже императоры вынуждены считаться с обстоятельствами. — Трон, Сенат и народ Садеры по-прежнему тебе доверяют, как нашей первой надежде и опоре, крепкой деснице. Просто появилась более срочная и более достойная задача именно для тебя и твоих талантов. Ты будешь назначен диктатором для защиты Вечного Города.
Зорзал умолк и растерянно моргнул. Всякого он мог ожидать, но только не этого. Последний раз полномочия диктатора выдавались члену императорской семьи двести лет назад.
— Это великая честь для меня, — с трудом выдавил сын. — Но что случилось такого, что стране понадобился диктатор? Неужели враги из-за Врат наступают так быстро?
— Нет, как раз они пока что стоят на месте. А вот объединённая армия вассальных королевств предала нас и сейчас идёт на Садеру. У тебя есть время до обеда, чтобы ознакомиться с последними новостями и предоставить мне черновой план сражения.
— Только тебе? А разве Сенату...
— Сенату ты представишь вечером. Когда я внесу в него все необходимые поправки.
Сын недовольно вскинул голову, но сразу её опустил. Такой порядок рассмотрения означал, что я ему не доверяю до конца. Но с другой стороны, а когда это императоры доверяли диктаторам?
— Припасов у них надолго не хватит, — рассуждал Зорзал. — Подвоз продовольствия наши купцы прекратили сразу же, как только варвары снялись с места. А жрёт такая орда — не меньше, чем столица. У них есть неделя на обычных пайках или две — на урезанных. В силу этого у них есть два возможных решения. Первое — разделиться на относительно небольшие армии — по десять-двадцать тысяч душ — и пойти грабить наших крестьян, одновременно окружая Садеру и перерезая нам пути сообщения. В этом случае я быстрыми вылазками разобью их поодиночке. Второе — собрать войска в бронированный кулак и попытаться разбить наши силы в генеральном сражении, после чего сразу идти брать город.
— И при соотношении сил три к одному они скорее всего выберут первый вариант. Тем более учитывая, что они пока не знают о том, что в городе все оставшиеся легионы.
— Узнают, — хищно ухмыльнувшись, пообещал Зорзал. — Но к тому времени отступать будет поздно. Даже если они попытаются развернуться, мы догоним. Но они не попытаются.
— Тогда по стратегии вопросов нет. Переходим к тактике. Как именно ты намерен выиграть это сражение?
Классическую тактику применения легиона Зорзал выучил раньше, чем научился толком читать и писать. Разворачивается в чистом поле стена щитов, ощетинившись пиками, и предлагает супостату попробовать её на прочность. Если враг предпочитает дальний бой — легионеры закрываются щитами, а изнутри строя работают наши лучники. Если же он увязает в ближнем бою, пытаясь опрокинуть наш строй, по нему внезапно (чем внезапнее, тем лучше, хотя полностью скрыть перемещение масс тяжёлой конницы слишком сложно) бьют с боков катафракты, "смыкая клещи". Легаты и центурионы выполняют эту часть сами, оно всё сто раз отработано едва ли не до уровня инстинктов. Хитрость, ум и интуиция главнокомандующего направлены совсем на другое — правильно выбрать момент для ввода в бой ауксилариев. Именно от этого одного приказа может зависеть победа или поражение. После того, как он отдан, от военачальника почти ничего не зависит — гоблины и огры слишком тупы, чтобы отдавать им сложные приказы прямо в бою. Поэтому сказать "ауксиларии, вперёд" — это как выбить чеку катапульты. Когда камень или бочка с горючим уже в полёте, их не поправишь и не отзовёшь. Но ДО отправки нужна и тяжёлая работа и тонкий расчёт.
Аналогия с катапультой продолжается и в том, что при всей капризности этот род войск совершенно незаменим. Как без катапульты не проломишь крепостную стену, так без огра или другого великана — стену щитов. Без гоблинов обойтись ещё худо-бедно можно, они не делают ничего такого, что не смог бы новобранец-человек после месяца обучения. Вот только плодятся они со скоростью, которая людям и не снилась, поэтому играют роль кровавой смазки в любой серьёзной военной машине. А без смазки — слишком неудобно, а порой и больно.
И вот это как раз и было главной бедой предстоящего плана битвы. Если бы сражались только люди против людей — выучка легионеров легко перекрыла бы силу и ярость варваров, как неоднократно перекрывала её в прошлом. Но когда у вас три тысячи огров, а у противника тридцать тысяч, железная стена щитов как-то даже без магии быстро превращается в бумажную. Беда даже не в том, что противник может проломить ваш строй в любой момент — беда в том, что он это может делать НЕОДНОКРАТНО. Да, каждый отдельный огр — одноразовое оружие, но когда их у вас достаточно много — ничего не мешает разделить эту орду на отряды поменьше и выпускать по мере надобности.
Поэтому мне было очень интересно, каким образом мой сын намерен с этой проблемой разобраться. Неплохой экзамен на зрелость, пока я решаю на порядок более сложные проблемы — с Бахарутом и с Нихоном.
— Когда они будут в дне перехода от Садеры, я выведу легионы за стены и за ночь разверну линию фортов. Утром они увидят нас и у них будет выбор — обогнуть нас и штурмовать город, либо попытаться прорваться сквозь форты. Во втором случае укреплённые позиции, включая противоогровые рвы и ямы-ловушки, компенсируют недостаток численности. В первом же — мы ударим им в бочину, прямо на марше, прежде чем они успеют построиться.
— При такой численности они могут сделать и то, и другое, — возразил я. — Оставить часть войск связать вас боем, а другую послать на штурм.
— Я оставлю один легион в городе для обороны стен, — неохотно согласился Зорзал. — А также всех гоблинов, они на стенах хороши. Городскому гарнизону не нужно побеждать варваров — достаточно продержаться несколько дней, а на это многочисленных войск при хороших стенах не нужно.
— Вы сильно разочаровали моего нанимателя, — заметил ходячий куст. — И бахарутского императора — тоже. Никто не любит неудачников, попадающих в неприятности по собственной глупости. Но вам ещё очень повезло, что господин Го Гин готов участвовать в любой хорошей драке. А где согласен он — там не против поучаствовать и его тролли — особенно если противниками будут люди. Господин Бафомет же слишком дружески относится к господину Го Гину, чтобы его отговаривать.
Только богам известно, чего мне стоило не кликнуть немедленно стражу и палачей. Ладно ещё, когда в таком тоне со мной говорил равный по титулу и могуществу император Бахарута, но чтобы какое-то, прости Двенадцать, растение!
— С точки зрения закона даже господин Бафомет остаётся подданным Империи Бахарут, — заметил генерал Карвен. — В отличие от Го Гина, который будучи правителем независимого государства, ничьим подданным быть не может. Союзнических обязательств у Королевства Троллей к Садере нет, поэтому в любом сражении он может участвовать лишь по собственному желанию. А вот Бахарут такие обязательства имеет.
