"Ужас! — я еле-еле успел опомниться и захлопнуть рот, нарочно больно прикусив свой непокорный язык. — Вот как, как у него такое получается? Каким монстром нужно быть, чтобы на одном лишь убеждении, словесном, чуть не вскрыть меня до донышка, несмотря на защитную печать? Ведь как тогда это сформулировала Хельга Хаффлпафф: "...никто не сможет без твоего истинного желания, прочесть твои мысли...". А тут ничего такого и нет! Простое, черт его подери, убеждение!
Вот тебе и наглядный пример мастерского использования отлично подобранной маски: "сошедший с ума старик". Сначала напугать меня до усрачки, затем дать понять, что вообще разговор совсем не о том, дать мне расслабиться, а потом раз — и в дамки!" Не-не-не: "пулемет я вам не дам." Как говорил еще папаша Броневой-Мюллер, "что знают двое, знает и свинья!" Так что если я не проболтаюсь, то и Темному Лорду тогда случайно или специально слить меня будет нельзя.
Тем временем ария Дамблдора "Враги Общего Блага и стройные ряды борцов за все хорошее против всего плохого" продолжалась. И наконец-то из образных пассажей вроде: "даже умирая от жажды нельзя пить гнилую воду из болота" я расшифровал, что мне пытается вложить в голову Дамблдор. И эта мысль была настолько неожиданной, что в правильность понимания я не поверил и вынужден был уточнить:
— Погодите, директор. Вы что, считаете, что я продался... русским?
— Ну, видишь ли, мне мои знакомые поведали, что русские тобой очень сильно заинтересовались. И мне пока не ясна причина такого интереса. Не хочешь ли объяснить, мальчик мой?
— Так, — не хватало еще и здесь, на ровном месте и ни за что, напороться на серьезные проблемы. И так их полно. — Я могу дать непреложный обет, что за последние лет пятнадцать Винсент Логан Крэбб общался с русскими магами считанное число раз. Только во время моего второго гильдейского контракта. А тот был охотничий, и на нем ничего против Британии не замышлялось. Как и за тоже. Вообще о ней мы практически не разговаривали.
— Хм... Непреложный обет... — проговорил в пустоту Дамблдор, задумался о чем-то своем, а потом резко упер в меня свой абсолютно твердый и ясный взгляд. — Мальчик мой. Ты зря так опрометчиво спокойно относишься к этим азиатам. Доверие — это не то, что можно, без серьезных потерь в будущем, позволить себе, общаясь с восточными магами. Несмотря на то, что ты по законам магии и министерства — взрослый полноправный лорд, реально, ты уж меня извини за правду, ты все еще остаешься обычным мальчиком с соответствующим возрасту опытом. И любой опытный человек может несколькими словами вызнать у тебя все секреты и принудить, формально не принуждая, к чему-то очень нехорошему. — "О, да! Не спорю! Один такой сидит прямо передо мной. Будь благословенна Хельга с ее защитой, иначе из меня бы уже тянули жилы на первой попавшейся дыбе," — подумал я. Между тем директор продолжил: — если ты захочешь мне что-нибудь рассказать или тебе будет нужна помощь или совет, ты всегда можешь обратиться ко мне. Так будет лучше для всех.
— Благодарю, директор. Я запомню. Но пока мне не нужна никакая помощь. — "Тем более, в итоге обходящаяся настолько дорого, как твоя."
— Ты зря так пренебрежительно недооцениваешь этих восточных уб..., хм, магов. Они очень и очень коварны. Они всегда желали нашей стране вреда и только вреда, не останавливаясь ни перед чем. Я могу для лучшего понимания, перечислить тебе только самые страшные их преступления. Для начала, используя темнейшую магию человеческих жертвоприношений, они сломали установленный еще самим Мерлином полог над Островами, и войска Вильгельма-Ублюдка вторглись в Англию, на долгие года захватив власти в Британии. Погибло очень много англичан, и магглов и магов, потому что войска континентальных магглов возглавляли абсолютно чужие нам франкские маги. Потом, всецело противясь наступлению общего блага... — "Во как! Наступлению!" — про себя подумал я, — они веками казнили наших просветителей и советников. Это так естественно для диких азиатов: сначала просить о помощи, а потом казнить принесших ее. Позже, мы, уже совместно с франками, всеми силами пытались вмешаться в перманентную гражданскую войну русских магов, но в ответ те лишь безжалостно истребляли наших магов и магглов, на время прекратив свою кровавую грызню. А уж сколько крови на руках этого поколения русских магов! Ты даже представить себе не можешь, сколько сыновей и дочерей лучших семей Британии и Континента, желающих азиатам одного лишь только добра, полегло в диких лесах Московии, в безнадежных попытках спасти этих азиатов от многовекового варварства! Тысячи! Тысячи магов со всего мира были жестоко казнены московитами! Я уж не говорю о том, что под надуманным предлогом они посадили в тюрьму моего лучшего друга детства, где он до сих пор мучается в тщетной надежде на освобождение. Так же бедная Германия, страна с древней магической культурой, хоть и не очень нам дружелюбна, но все равно ничем не заслужила такого серьезного наказания: на пятьдесят лет была закрыта единственная германская школа магии! Ты можешь себе представить Британию без Хогвартса? Нет? А вот большинство бедных немецких молодых магов вот так вот наказали. Ни за что! И все эти годы, вместо того, чтобы с друзьями и соседями учиться у себя дома, бедные дети вынуждены, как бездомные, ездить учиться в другие страны. К совершенно чужим им людям! Впечатлен?
Я обалдело кивнул. Чтобы так вывернуть историю, нужно кушать что-то посерьезнее лимонных долек. Но, взглянув в глаза Дамблдора, я понял, что все гораздо хуже. Сидящий передо мной коренной англичанин и директор британской школы магии, ничуть не играет, а истово верит в свои слова. М-да. Такому даже намекать на то, что я в "прошлой жизни", как я планировал залегендировать перед Волдемортом память взрослого человека, был русским — смертельно опасно. Проще признаться в собственноручном возрождении Волдеморта, во всяком случае из Азкабана, бывает, возвращаются, а с того света — нет! Но, все же, кое-что следовало немного уточнить:
— А не круто ли? Что-то мне во все это не верится...
— Это только самые-самые показательные моменты истории наших взаимоотношений. И только те, что они признают сами. Признают, представь себе, за великий подвиг! Убийства, казни, жестокие сражения с миллионами смертей для них — высшая радость! Как для магов, так и для магглов! А ведь такое мировоззрение свойственно одним лишь только дикарям. Да даже нищий маггл-пьяница из беднейших предместий Лондона согласится со мной!
— Это да...
— Я понимаю, тебя мальчик мой. Сложно в такие коварство и дикость поверить сходу. Поэтому прошу тебя — поверь мне на слово и не принимай от них помощи. Не бери денег, не верь посулам, не соглашайся с предложениями... А если вдруг почувствуешь, что уговорят — беги прочь. Лучше прослыть трусливым, чем получить Мордредову славу на века. Взамен, думаю, помочь тебе смогу я. Если у рода Крэбб есть нужда в деньгах, я могу ссудить тебе некоторую сумму даже без всяких процентов, или помочь в решении щекотливых вопросов. Ты понимаешь меня?
— М-м-м...
— Не веришь? Зря. Я все же директор школы и вы все для меня, как мои дети. Поэтому я всегда любил своих учеников, а выпускники обычно отвечают мне взаимностью. Даже страшный Тот-кого-не-называют, и то меньшее зло по сравнению с восточной скверной!
— Почему? — удился я.
— Увы. Я же тебе рассказывал про то, каким умным и перспективным учеником был Том. Жизнь с ним поступила довольно жестоко, и он... озлобился, а я — вовремя не понял и не исправил этого. Мне печально сейчас понимать, что, получается, это моя как воспитателя ошибка. Все мы, к несчастью, иногда совершаем их. Так и я виноват, что не досмотрел, попустил, не исправил вовремя. В итоге, исходя из своих ошибочных представлений об общем благе, он причинил много зла магам и магглам. Но изначально, будучи плоть от плоти Магической Британии, он хотел всем нам только хорошего. Ну, как это понимал... Ведь он был таким хорошим мальчиком! И я думаю, случись тогда чье-нибудь вторжение, Том смог бы найти в себе силы и встать наравне со своими недругами в один строй. Но он все же был моим учеником и англичанином... А вот германцы, франки, китайцы, и особенно русские, они мало того, что желают и творят нам зло и только зло, так еще и абсолютно чужды нам. Том, кстати, сильно изменился только после того, как попутешествовал по миру. По всяким азиатским странам... Понимаешь меня?
"О как! Однако! Интересно девки пляшут! Томми — зло, но наше зло, а вот все остальные... Против них нужно сплотиться общей стеной и темным и светлым. Так. Обдумать это позже..." — подумал я, откладывая в закрома памяти еще один интересный фактик. Дамблдор, оказывается, очень неровно дышит к русским магам. Уж не потому ли, что те очень нехорошо поступили с его дружком по общему благу?
— Если тебе уж так любопытно пообщаться с континентальными коллегами, общайся лучше со своим крестным. Или с африканскими или исландскими магами. На совсем уж худой конец — с итальянцами, хотя среди них могут оказаться шпионы инквизиторов. А чтобы ты поверил мне, мелкие твои проделки я тебе могу простить в счет нашего с тобой договора об отработках... — "Хм. Как я ни прятал свой ужас в начале разговора, но, видимо, я чем-то выдал себя. Хотя кого я пытался обмануть? Он за столько лет насквозь школьников без всякой магии видит. Да и взрослых, не намного хуже" — напрягшись, подумал я. Но Дамблдор продолжил: — А тот проступок, да-да, именно тот, о котором ты сейчас вспоминаешь, я могу тебе... просто простить.
Наверное, один только Мерлин знает, какие силы мне пришлось приложить для того, чтобы не только клубком хохота не покатиться по полу кабинет директора Хогвартса, но еще и удержать на лице подобающую моменту мину. Однако, каким-то невероятным чудом, мне это удалось. А то, что лицо перекривилось... Что по этому прочтешь?
Дамблдора подвело отсутствие привычной для него, как дыхание, легилименции и, как это ни парадоксально, гигантский преподавательский и жизненный опыт. Первый, профессорский, отчетливо сигнализировал ему, что сидящий перед ним студент боится, а значит — виноват, а второй — что ничего очень страшного я сотворить не мог. Пока еще не мог. А раз так, то можно, для лучшей фиксации заложенных мне в разговоре пропагандистских закладок, сделать очень запоминающееся на эмоциональном уровне "доброе дело".
Я подавил в себе очередной приступ смеха. На этот раз до меня дошло, что сейчас я могу получить практически официальное "отпущение грехов". Просто согласиться сейчас с Дамблдором. Повиниться: "Да — некоторая беда произошла. Виноват." Услышать в ответ "Мальчик мой, что же ты так. Впредь так делать не нужно..." И уйти с успокоившейся совестью, а потом на любом допросе, даже с веритасерумом, абсолютно правдиво с чистой совестью сказать: "директор знал и простил меня". Хотелось бы мне посмотреть на лицо Дамблдора, когда бы он узнал, что именно он мне сейчас прощает... Вот только такое развитие событий означает, что я признаю Дамблдора над собой, признаю его как некоторого "судию", имеющего высшее право судить и миловать. И тогда ни о какой в дальнейшем свободе или борьбе речи идти уже не может. Просто на подсознательном уровне я буду осознавать, что он — Высший. А с Высшим, со слепой стихией, не борются, ей слепо повинуются. Так что, как бы это ни успокоило мою совесть, я привык за свои проступки нести ответственность сам, а не перекладывать ее на других. Да и амбиции у меня простираются дальше старшего помощника младшей шестерки Ордена Феникса. А поэтому отвечу-ка я так:
— Думаю, что честнее будет, если все же свой проступок я отработаю. С меня еще одна книга.
— Мальчик мой. Я рад, что ты растешь честным человеком. Это и называется взросление, когда без понуканий со стороны закона ты...
— А если мне что-нибудь русские будут предлагать, — продолжил я, невольно перебив Дамблдора, — я отвергать сразу не буду, а сначала спрошу вас. Хорошо?
— Хм, — очень серьезно посмотрел на меня Дамблдор. — Да. Быть может, так будет даже лучше. Я понял тебя. Вот, возьми, и иди на занятия. Я предупредил профессора, так что сильно тебя ругать за прогул не станут.
Получив клочок с названиями книг для копирования из Библиотеки Хогвартса (заодно вспомнил о задании Крауча), я, обнадеженный, отправился прочь из кабинета директора.
Дамблдор в своем стиле. "Я предупредил профессора, так что сильно тебя ругать за прогул не станут. Бе-бе-бе." — мысленно передразнил я его. То есть, сначала директор меня вызывает к себе, заставляя пропустить или опоздать на урок, а потом сам хороший как бы прикрывает меня от как бы злого профессора. И я, естественно становлюсь Дамблдору должен. Мелочь? Да, мелочь, но это не так и важно. Важно то, что из сотен таких вот на первый взгляд мелочей, неотданных долгов, неотработанных услуг, постепенно и появляются потом психологические установки на верность и преданность: "Светоч Великого Блага профессор Дамблдор — это наше все!". А ведь сейчас он даже и не подумал о том, что "отмазывать" меня совершенно не нужно, так как у меня свободное посещение лекций из-за моего статуса полноправного лорда. Похоже, такие вот заходы у директора получаются абсолютно на автомате.
Ладно. Наплевать. Главное то, что мне, похоже, удалось убедить Дамблдора в своей белизне и пушистости относительно его планов. И он не станет ко мне лезть хотя бы до конца этого курса. А там... Там на политической арене Магической Британии появится мощный противовес, и игра пойдет совсем по другим правилам. Борьба за умы будет жестокой, так что лишних единомышленников не будет. Во всяком случае, можно будет не бояться, что меня бездумно спишут в утиль просто по мимолетному желанию задней левой пятки Дамблдора или кого-то из его шестерок. Надеюсь, во всяком случае...
Интерлюдия 9
— ...Может быть, все же лимонную дольку к чаю, девочка моя? — улыбнулся директор сидящей напротив в кресле в его кабинете с кружкой чая ученице факультета Хаффлпафф.
— Нет. Не хочу. А он что, какой-то необычный, раз вы всем его предлагаете?
— Что вы, мисс. Самый обычный. Попробуйте. Я просто так обожаю этот мармелад!...
— И так легко с ним расстаетесь? — с сомнением в голосе удивилась Ханна Эббот.
— Эх, девочка моя, — тяжело вздохнул Дамблдор. — Плохо быть такой недоверчивой. Я же тебе говорил. Я уже не так молод, чтобы быть жадным. Впрочем, ради общего блага я всегда был готов поделиться тем, чем сам владею с другими... Если ты мне не веришь, хотя с чего бы это могло произойти, я могу в том дать тебе непреложный обет.
— Хм... И что, вы никогда никого не обманываете?
— Что ты. Я всегда говорю только правду и ничего кроме правды. Ты, со временем, поймешь, как это удобно.
— Чем, — полюбопытствовала хаффлпаффка.
— Ну, к примеру, запутаться в своей лжи, завраться так невозможно. А пока, мисс, просто запомните это. Так легче жить.
— Я запомню, — согласно кивнула девочка.
Дамблдор опять тяжело вздохнул и понимающе покивал головой.
