— Почему он? — спросила я через минуту, стараясь, чтобы мой голос не дрожал.
Это не сработало. Джейми чрезвычайно чутко реагировал на интонацию собеседника, особенно на мою. Я видела, как он резко повернул ко мне голову, но ответил не сразу.
— Он сам захотел пойти, — ему удавалось казаться спокойным значительно лучше, чем мне. — И я подумал, что он справится.
— Справится? Он не актёр! Ты же знаешь: Дэнзелл не умеет врать. Скорее всего, он запинался и заикался. Я удивилась, что они ему поверили. Если они, конечно, вообще поверили, — добавила я.
— А они и поверили. Ты думаешь, что настоящий дезертир не будет напуган, Сассенах? — Похоже, мои слова его слегка позабавили. — Я и хотел, чтобы он потел и заикался. Если бы я попытался научить его правильно говорить, они бы пристрелили его на месте.
При этой мысли хлебный ком подступил к горлу. Я с трудом сглотнула.
— Да, — сказала я и несколько раз вздохнула, чувствуя, как покалывает лицо от холодного пота, и представляя, как невысокий Дэнни Хантер потеет и заикается под ледяным взглядом британского офицера.
— Да, — повторила я. — Но... неужели никто другой не мог этого сделать? Это не из-за того, что Дэнни Хантер — квакер, но он врач. Он нужен здесь.
Джейми вновь повернул ко мне голову. Небо снаружи начало светлеть, и я уже могла разглядеть очертания лица.
— Ты что, не слышала? Я же сказал, что он сам вызвался, Сассенах. Я не просил его. На самом деле я пытался отговорить его именно по той причине, что ты назвала. Но он не хотел слушать, а только попросил позаботиться о его сестре, если он не вернётся.
Рейчел. При её упоминании у меня снова скрутило живот.
— О чём он думал?
Джейми тяжело вздохнул и перевернулся на спину.
— Он квакер, Сассенах. Но он мужчина. Если бы он не был тем, кто сражается за то, во что верит, он остался бы в своей маленькой деревушке, ставил бы припарки лошадям и присматривал за сестрой. Но он не такой. — Джейми покачал головой и взглянул на меня. — Ты бы заставила меня остаться дома, Сассенах? Отказаться от борьбы?
— Заставила бы, — сказала я, и моё волнение сменилось раздражением. — Не раздумывая. Просто я знаю, что ты, черт тебя побери, не послушаешь, — так какой смысл?
Это его рассмешило.
— Ну, вот, тебе ясно, — Джейми взял меня за руку. — Так же и с Дэнзеллом Хантером, понимаешь? Если уж он должен рисковать жизнью, то моя задача — проследить, чтобы его азартные игры принесли максимальный выигрыш.
— Имей в виду, что куш в большинстве азартных игр — это большой жирный ноль, — заметила я, пытаясь выдернуть руку. — Разве тебе никогда не говорили, что в выигрыше всегда остается казино?
Джейми не отпустил мою руку, а начал нежно поглаживать подушечкой большого пальца кончики моих пальцев.
— Ну, хорошо. Ты просчитываешь шансы и снимаешь колоду, Сассенах. Но не все зависит от удачи, понимаешь?
Незаметно становилось всё светлее, как бывает перед рассветом. Яркие солнечные лучи ещё не показались, но из темноты постепенно проступали предметы, и тени вокруг них превращались из чёрных в серые и затем в голубые.
Его палец скользнул в мою ладонь, и я непроизвольно сжала пальцы.
— Почему для 'угасать' нельзя подобрать слово с противоположным значением? — спросила я, наблюдая, как черты его лица проступают из ночной тени.
Я провела большим пальцем по лохматой брови и почувствовала под ладонью упругие волоски его щетины, которая менялась у меня на глазах от грязноватого налёта до чётко различимых мелких завитков и жёстких пружинок, превращаясь в светящуюся массу тёмно-рыжего, золотого и серебряного, яркую на фоне его обветренной кожи.
— Не думаю, что тебе нужно это слово, — ответил он. — Если ты имеешь в виду свет, — посмотрел на меня Джейми и улыбнулся, разглядывая моё лицо. — Когда свет угасает — наступает ночь. А когда свет разгорается, то угасает ночь, правда?
Ночь, и правда, угасала. Нам следовало бы поспать, но армия вокруг нас скоро придёт в движение.
— Интересно, почему женщины не воюют?
— Вы созданы не для этого, Сассенах. — Его твёрдая и шершавая рука легла мне на щёку. — Это было бы неправильно: когда вы умираете, то так много забираете с собой.
— Что ты хочешь этим сказать?
Он слегка повёл плечами, что означало: он подыскивает слово. Это движение у него было неосознанным, словно ему жал сюртук, хотя в данный момент никакого сюртука на нём не было.
— Когда умирает мужчина, то умирает только он, — пояснил Джейми. — А один мужчина похож на другого. Конечно, семье нужен муж, чтобы кормить и защищать её. Но любой приличный человек может это сделать. А женщина...
Его губы со слабой улыбкой прижались к кончикам моих пальцев.
— Женщина, умирая, забирает с собой жизнь. Женщина... — это неограниченная возможность.
— Идиот, — очень тихо сказала я. — Если думаешь, что один мужчина может заменить другого.
Какое-то время мы лежали, наблюдая, как становится всё светлее.
— Сколько раз ты так делала, Сассенах? — неожиданно спросил он. — Сидела всю ночь до рассвета с человеческим страхом в своих ладонях?
— Слишком часто, — ответила я, но это было неправдой, и он знал это.
Я слышала, как Джейми хмыкнул, а потом повернул мою руку ладонью вверх. Большим пальцем он провел по её холмам и впадинам, суставам и мозолям, по линии жизни и линии сердца, по гладкой мясистой выпуклости холма Венеры, где до сих пор виднелся бледный шрам в форме буквы J. Он был у меня на ладони бόльшую часть жизни.
— Часть моей работы, — сказала я без тени иронии, и Джейми тоже был серьёзен.
— Думаешь, я не боюсь? — спокойно спросил он. — Когда делаю свою работу?
— Боишься. Но все равно ты будешь этим заниматься. Ты — чёртов игрок, а жизнь — самая азартная игра, не так ли? Может быть, твоя, а, может быть, чья-то ещё.
— Да, — мягко согласился он. — Думаю, ты об этом знаешь.
— Меньше всего я беспокоюсь о себе, — задумчиво сказал он. — Я хочу сказать, что, в общем-то, в своей жизни я сделал кое-что полезное. Мои дети выросли, с внуками всё в порядке, — это же самое важное, так?
— Да, — согласилась я.
Взошло солнце, где-то вдалеке послышался крик петуха.
— Ну, что ж. Не могу сказать, что боюсь так же сильно, как раньше. Умирать, конечно, не хочется, но сожалею об этом, наверное, уже меньше. С другой стороны, — уголок его рта приподнялся, когда он посмотрел на меня, — я не только меньше боюсь за себя, но и ещё меньше хочу убивать молодых людей, которые едва начали жить.
Мне показалось, что это прозвучало почти как извинение за Дэнни Хантера.
— Ты собираешься определять возраст стреляющих в тебя? — спросила я и, усевшись, начала вычёсывать из волос сено.
— Это сложно, — признал он.
— Но я искренне надеюсь, что ты не позволишь какому-нибудь сопляку убить тебя только потому, что он ещё не прожил такую насыщенную жизнь, как твоя.
Джейми тоже сел, серьёзно глядя на меня. Сено торчало у него из волос и одежды.
— Нет, — сказал он. — Я убью его, просто мне будет сложнее.
ГЛАВА 58
ДЕНЬ НЕЗАВИСИМОСТИ
Филадельфия
4 июля 1777 года
ПРЕЖДЕ ГРЕЙ НИКОГДА НЕ БЫВАЛ в Филадельфии. Если не брать в расчет улицы, которые были отвратительными, город казался довольно приятным. Лето украсило деревья пышными зелеными кронами, и во время прогулки костюм лорда Джона слегка запылился от осыпающихся мелких листиков, а подошвы сапог стали липкими от накапавшей смолы. 'Видимо такому душевному настрою Генри способствовала повышенная температура воздуха', — мрачно подумал он.
Не то чтобы он винил своего племянника. Миссис Вудкок была кругленькой, но проворной, с миловидным лицом и добросердечным характером. И она выходила Генри, вытянув парня практически со смертного порога, когда командующий местной тюрьмой офицер привез его к ней, опасаясь, как бы потенциально дорогостоящий узник не окочурился прежде, чем принесет богатый куш. Джон знал, что такого рода вещи образуют привязанность, хотя никогда, слава Богу, не испытывал никакой нежности ни к одной из женщин, которая когда-либо ухаживала за ним в болезни. Кроме...
— Дерьмо, — невольно проговорил он, отчего проходящий мимо священнического вида джентльмен осуждающе на него посмотрел.
Грей накрыл свои мысли, гудящие в голове, будто назойливые мухи, воображаемой чашкой. Но отвлечься не получалось, и, осторожно приподняв краешек этой чашки, он обнаружил там Клэр Фрейзер. Грей немного расслабился.
Конечно же, это не нежность. С другой стороны, будь он проклят, если мог бы с уверенностью сказать, что это такое. По крайней мере, это самая невероятная, самая из ряда вон выходящая близость, которая, несомненно, проистекала из того, что эта женщина являлась женой Джейми Фрейзера и была в курсе тех чувств, которые он сам испытывал к Джейми. Лорд Джон прогнал образ Клэр Фрейзер и вернулся к переживаниям о своем племяннике.
Бесспорно, миссис Вудкок производила приятное впечатление, к тому же, вне всякого сомнения, довольно сильно — для замужней женщины — любила Генри. Однако, со слов Генри, ее муж был мятежником, и одному Богу ведомо, когда — если вообще когда-либо такое случится — он вернется домой. Вот и прекрасно! По крайней мере, не стоит опасаться, что племянник потеряет голову и женится на ней. Можно представить, какой разразился бы скандал, приведи Генри домой вдову плотника, которая в придачу еще и темнокожая чаровница. Джон усмехнулся от этой мысли и еще больше проникся симпатией к Мерси Вудкок. В конце концов, она спасла жизнь Генри.
Ну а теперь те непрошеные мысли гудели, пока он не накрыл их воображаемой чашкой. Но невозможно было избавиться от них надолго, они возвращались снова и снова.
Грей понимал нежелание Генри подвергаться еще одной операции и его мучительный страх, оказаться слишком слабым, чтобы выдержать ее. Но, в то же время нельзя оставлять его в нынешнем состоянии: он просто зачахнет и умрет, когда болезнь и боль иссушат остатки его сил. Даже телесная привлекательность миссис Вудкок не удержит его, если такое произойдет.
Нет, операцию нужно сделать, и быстро! Во время разговора Грея с доктором Франклином старый джентльмен поведал ему о своем друге докторе Бенджамине Раше, утверждая, что тот был самой невероятной персоной в медицине. (Бе́нджамин Раш (1746-1813гг.) — американский просветитель, философ, общественный и политический деятель, физиолог и психиатр. Считается 'отцом американской психиатрии'. Раш был активным сторонником независимости колоний. Во время войны за независимость являлся главным врачом американской армии. — прим. пер.) Доктор Франклин настаивал, чтобы Грей, как только окажется в городе, посетил Раша, и, более того, снабдил лорда Джона рекомендательным письмом. Он как раз направлялся, чтобы вручить письмо, в надежде, что доктор Раш сам сможет осуществить операцию, либо направит его к другому хирургу. Не имело значения — хочет этого Генри или нет, операцию нужно было сделать. Грей не мог везти племянника домой в Англию в таком состоянии, а он пообещал и Минни и своему брату, что привезет домой их младшего сына, если тот еще жив.
Поскользнувшись на грязном булыжнике и воскликнув 'ой!', лорд Джон растопырил в стороны руки и замахал ими, чтобы удержать равновесие. Не обращая внимание на хихиканье двух наблюдавших за ним доярок, Грей сгруппировался и со всем присущим достоинством одернул свою одежду, приводя ее в порядок.
Черт возьми, она вернулась! Клэр Фрейзер. Почему?.. Ну конечно! Эфир, как она это называла. Она попросила у него бутылку какой-то кислоты и сказала, что та ей необходима, чтобы сделать эфир. Не как эфемерную сферу, а как химическое вещество, от которого люди теряют сознание, и тогда можно проводить хирургические операции... безболезненно!
Грей остановился посреди улицы, как вкопанный. Джейми как-то рассказывал ему об экспериментах жены с этим веществом и подробно описал удивительную операцию, которую Клэр провела на мальчике: тот лежал совершенно без сознания, пока она вскрыла его брюшную полость, удалила беспокоящий орган, и снова зашила живот. После чего, похоже, ребенок был жив-здоров.
Лорд Джон зашагал медленнее — а вот мысли скакали, как бешенные. Приедет ли она? Выбраться из Фрейзерс Ридж — неважно куда — целая эпопея. Хотя, поездка из гор до побережья не так уж и страшна. Сейчас было лето, погода стояла хорошая — можно добраться менее чем за две недели. И если бы она приехала в Уилмингтон, то можно организовать, чтобы ее доставили в Филадельфию на любом доступном военном корабле — у него на флоте были связи.
Как долго? Сколько времени это может у нее занять, если все же она приедет? Более отрезвляющая мысль: сколько времени осталось у Генри?
Из этих тревожных размышлений Джона выдернуло то, что походило на небольшую заварушку, двигавшуюся по улице прямо на него. Несколько человек — большинство из которых, судя по поведению, были пьяны — в основном кричали, толкались и размахивали платочками. Какой-то юнец абсолютно неумело, зато с большим энтузиазмом бил в барабан, а двое детишек несли между собой непонятный флаг: в красно-белую полоску, но без надписи.
Прижавшись к дому, Грей уступил им дорогу. Однако они не пошли дальше, а, наоборот, остановившись у дома на противоположной стороне улицы, принялись скандировать лозунги на английском и немецком языках. Он уловил выкрик: 'Свобода', и кто-то протрубил кавалерийский сигнал к атаке, после чего послышалось: 'Раш! Раш! Раш!'
Боже правый, должно быть, это тот дом, который он искал: здесь живет доктор Раш. Толпа выглядела настроенной вполне добродушно. Грей полагал, что они не собирались выволакивать доктора на улицу для применения дегтя и перьев, что, как он слышал, являлось известным способом развлечения местного общества. Джон осторожно подошел и похлопал молодую женщину по плечу.
— Прошу прощения.
Ему пришлось поближе наклониться и кричать ей прямо в ухо, чтобы она расслышала. Девушка резко обернулась и моргнула от неожиданности, но, увидев его жилет с бабочками, расплылась в широкой улыбке. Лорд Джон улыбнулся в ответ.
— Я ищу доктора Бенджамина Раша, — прокричал он. — Это его дом?
— Да, это так, — молодой человек, стоявший рядом с девушкой, услышал вопрос и повернулся, его брови резко взлетели при виде Грея. — У вас какие-то дела с доктором Рашем?
— У меня рекомендательное письмо к доктору от доктора Франклина, нашего общего...
Лицо молодого человека озарилось широчайшей улыбкой, но, прежде чем он успел что-либо сказать, дверь дома отворилась, и стройный хорошо одетый мужчина лет тридцати вышел на крыльцо. Толпа взревела, и человек, который, несомненно, был самим доктором Рашем, смеясь, протянул к ним руки. Шум тут же затих, а мужчина склонился переговорить с кем-то в толпе. Затем он метнулся в дом, чтобы, вернувшись уже в сюртуке, спуститься вниз под взрыв аплодисментов, и всей толпой они продолжили шествие, стуча в барабаны и трубя с удвоенным рвением.
— Пошли с нами! — молодой человек крикнул в ухо Грею. — Будет бесплатное пиво!
