Неудивительно, что они так обошлись со мной. Во мне они почувствовали скрытую угрозу своему гендерному превосходству. Что ж, пусть меня заплюют и затопчут — я не отрекусь от своих идеалов. Меня учили быть бесстрашной и стойко отстаивать наши светлые идеи. Следует помнить, что наше движение всегда стремилось достичь блага для всего человечества — а общество не может считаться полноценным, если ущемляются чьи-то интересы...
А Ольга-то, Ольга! Как она залебезила перед этими русскими — противно смотреть. Наверное, хочет заслужить себе привилегии. Чисто русская черта. Сама-то она тоже из них — и неважно, что родилась в европейской, благополучной и цивилизованной стране, а не в отсталой России — у них очень силен так называемый 'зов крови', и все понятия, привитые им, рушатся моментально, стоит только попасть в определенные обстоятельства, добавляющие мнимого авторитета их этнической родине. И вот сейчас она, Ольга, уже считает, что их уклад жизни правилен, что руководители — молодцы, и наверняка мечтает стать двадцать пятой (или какой там — неважно) женой самого главного вождя... Это, видимо, здесь называется 'женская карьера'.
Ах да, ведь они построили дом (Ольга переводит его название как 'Большой Дом', при этом просто брызжа восторгом). Они с гордостью нам его продемонстрировали, ожидая, вероятно, что мы будем плясать от счастья и восхищения. Вынуждена признать, что их ожидания оправдались — все ахали и удивлялись, кроме меня, ну и нескольких ребят. Ну, построили — а отчего бы не построить, когда можно произвести все необходимое и есть целая куча рабынь, которая занимается как производством материалов, так и постройкой самого сооружения?
Однако от моего взгляда не ускользнуло, что столь тяжелым трудом занимались исключительно девочки, причем довольно юные — младше наших ребят, а женщины постарше только подносили им все необходимое. Да в цивилизованной стране за эксплуатацию труда малолетних эти 'вожди' пошли бы под суд! Зато мальчик у них ловит рыбу. Вот так — сидит весь день на берегу реки и рыбачит в свое удовольствие, и тяжелее удочки ничего не поднимает, при этом считаясь одним из главных кормильцев в общине. Ну а как же — с малолетства надо приучать всех, что мужские особи имеют неоспоримое преимущество. Вон, и гарем уже у этого мальчишки образовался — много желающих занять место рядом с таким привилегированным членом общины...
Нам было показано и так называемое 'место битвы'. Русский вождь раздувался от гордости, расписывая чудеса храбрости и отваги, что явили в бою с людоедами он сам и его соратники. Вот — еще одно свидетельство убежденности в своем гендерном превосходстве. До чего же нравится мужским особям думать, что их особое предназначение — защищать. Можно еще добавить — 'тех, кто слабее', они сами думают именно в таком контексте. Женщины же, в чьих умах сильны гендерные предрассудки, навязанными многовековым патриархатом, просто млеют от восторга, когда их 'защищают', тем самым позволяя мужчинам возвеличиваться над ними и диктовать свою волю. Они считают себя предназначенными для совершенно другого, что не позволяет им воевать (хотя для всех очевидно, что женщины могут справляться с этим ничуть не хуже). И это другое они высокопарно называют 'продолжением рода', считая деторождение своим величайшим призванием и главным делом жизни, и ожидают от мужчин уважительного отношения к себе в силу этого факта. Несчастные! Как много они теряют, и как много возможностей упускают. Жизнь так интересна и многогранна, и запирать себя в узких рамках мнимого 'предназначения' — все равно, что хоронить себя заживо, а подавление личностной свободы неизменно ведет к деградации.
Впрочем, что-то я увлеклась. Рассуждаю так, будто у меня есть какие-то перспективы. Неужели же я стану объяснять дикаркам про многогранность жизни? Но хотя бы наших девочек надо предостеречь — ведь они воспитаны на справедливых европейских ценностях, и я не могу допустить, чтобы их дух был сломлен, и их превратили в бессловесных рабынь и рожательные агрегаты. Также хорошо бы познакомится поближе и установить добрые отношения с теми молодыми девушками из русских, которые командуют бригадами. Это ведь не дикарки, наверняка они умеют здраво рассуждать. Что, если кто-то из них будет способен разделить мои взгляды? Вечером надо будет получше к ним присмотреться.
Тут у них намечается какое-то пиршество... Наверное, что-то вроде языческого праздника урожая — с песнями и плясками. Реверанс в сторону дикарей, как я понимаю. Впрочем, русские недалеко от них ушли. Если бы из Европы в течение веков не проникала в их дремучую страну цивилизация — они бы так и оставались темными и невежественными, закоснелыми в своем упрямстве и традициях, невосприимчивыми ни к чему новому. Как я понимаю, эти сбежавшие из двадцать первого века русские взялись строить тут цивилизацию... Разумеется, это будет цивилизация, подогнанная под их личные вкусы. И мне уже заранее жаль тех женщин, которым никогда не стать по-настоящему свободными... Которых будут эксплуатировать и заставлять рожать, при этом внушая им, что это и есть самое большое счастье из всех возможных для женщины — быть покорной своему господину, служить ему и слушаться во всем, имея от него миску похлебки и крышу над головой...
o050279, Thanai, wlad.knizhnik и 22 других изволили поблагодарить
Поблагодарить
Руссобалтъ: Михайловский Александр
Имя или Цитата
Жалоба
#9 Михайловский Александр
Ведущий аналитик
Пользователи
Cообщений: 8 361
Поблагодарили: 44 739
Ташкент
Пол:Мужчина
Интересы:Политика, литература
Отправлено 23 апреля 2017 — 11:44:52
Популярное сообщение!
1 октября 1-го года Миссии. Воскресенье. 18:05. Промзона Дома на Холме.
Первыми на промзону вернулись усталые, намного ошарашенные и полные впечатлений французские школьники. Не все для них оказалось так плохо, как могло показаться на первый взгляд, но и хорошим их положение тоже назвать было нельзя. Дальнейшая жизнь им виделась полной опасностей и непрерывного тяжелого труда без всякой оплаты за него, кроме миски картофельно-мясного варева. Возможно, их европейские головы посетили бы еще какие-нибудь печальные размышления о бренности жизни и нависшем над ними злом роке, но этому мешали сытые желудки, которые, умиротворяюще побулькивая, отгоняли дурные мысли.
— Кыш отсюда, противные! — говорили они, — будет еда, тепло, уют, дом, будет и счастье с любовью.
Как хороший практический психолог, во время экскурсии Сергей Петрович наблюдал за этой колышущейся биомассой, пытаясь отделить агнцев от козлищ и зерна от плевел. На первый взгляд, вся эта масса делилась на три, или даже на четыре части (это если считать мадмуазель Люси, которая сама по себе была вещью в себе и стояла наособицу от всех остальных). Во-первых — активное меньшинство, готовое брать на себя ношу белого человека в ее лучшем смысле и тащить ее вместе с вождями, на раз-два взяли. Такими были Ольга Слепцова, Роланд Базен, Патриция Буаселье, с которыми Сергей Петрович уже был знаком, и еще два мальчика — один из самой старшей группы, и один из самой младшей. Конечно, жизнь покажет, кто и чего стоит, но эти пятеро подавали шаману Петровичу определенные надежды. Однако кое-кто, в противовес этой пятерке, создавал у Сергея Петровича крайне тяжелое и негативное впечатление.
Главной головной болью представлялся уже известный Николай Петровских, при одном взгляде на которого Сергею Петровичу хотелось одновременно и пристрелить его из своей 'мосинки', и в приступе омерзения вымыть руки с мылом. Таких наглых и самодовольных болванов, уверенных в собственной безнаказанности, Сергей Петрович еще не встречал и всерьез подозревал, что в самое ближайшее время этим типом будет непременно спровоцирован какой-нибудь конфликт, который вынудит его, Петровича, изгнать этого человека из племени, если не приговорить к смертной казни. Сергей Петровича охватило неприятно свербящее ожидание еще неизвестного события, которое он совершенно не желал возглавлять, и одновременно был не в силах предотвратить. То есть предотвратить, конечно, было возможно, но это лишь означало, то, что высшую меру социальной защиты этому сынку казнокрада надо было выписывать не на основании совершенных им преступлений, а только из предчувствия того, что он их обязательно совершит. Мерзкая дилемма. И так плохо, и эдак тоже нехорошо.
Второй проблемой из упавшего буквально на голову пополнения была бывшая педагог этих французских школьников — мадмуазель Люси д`Аркур, к которой у Петровича установилась стойкая неприязнь, в основном из-за постоянной демонстрации ею стойкого неприятия, как самих вождей племени Огня, так всего того, что они делают. А также чувствовалось в этой особе нечто чуждое, скрыто-враждебное, очень глубокое, неразрывное с ее личностью и базовыми убеждениями — а, следовательно, и трудноискоренимое.
Совершая ознакомительную экскурсию для французских школьников по своей территории, Сергей Петрович окончательно решил повысить статус подведомственной ему социальной структуры, уже мысленно называя ее племенем. И в самом деле, сто с лишним человек, из которых чуть меньше ста дееспособных и экономически активных, к тому же разбитых по происхождению на четыре подсообщества — это далеко уже не клан, а именно племя.
Так вот, мадмуазель Люси выглядела в этом племени так же органично, как павлин в курятнике, и не было такого установившегося уже обычая, который бы не шел вразрез с ее особым личным мнением. Правда, никаких уголовных преступлений со стороны этой женщины Сергей Петрович не ожидал, а, следовательно, относился к ней весьма спокойно, как к неизбежному, но в общем-то безвредному злу. Тут надо было опасаться прямо противоположного — как бы Лани и полуафриканки, которых она попробует обратить в свою феминистическую веру, не устроили бы ей хорошей трепки с выдиранием волос и расцарапыванием морды лица.
За своих учениц, в смысле за Лизу и Лялю, Сергей Петрович был совершенно спокоен. Выдержки у них хватит, и в драку за любимых мужей они не кинутся. А вот насчет всех остальных такой уверенности не было. Что, если эта воинствующая феминистка начнет дурить головы местным женщинам? Налетят и разорвут, ибо такой уж у местных пылкий темперамент, особенно у полуафриканок. Надо будет поговорить с женщинами и объяснить им то, что не надо особо резко реагировать на возможную пропаганду дурацких идей гендерного равенства со стороны французской учительницы, которую, в крайнем случае, можно будет просто игнорировать.
Петрович призадумался. В ходе наблюдений за этой особой, а также со слов Ольги напрашивался вывод, что она весьма энергична, горда и самоуверенна, к тому же горячо предана своим идеалам. Если абстрагироваться, то это, безусловно, положительные качества, и вопрос в том, чтобы направить их если не в полезное, то хотя бы в нейтральное русло. Конечно, было бы желательно изменить саму идеологию мадмуазель Люси, но это, конечно же, вряд ли удастся. Непременно, она будет стремиться завоевать авторитет — а вот этого допустить никак нельзя. Авторитет дает власть, а власть всегда в некотором роде распространяется и на умы. Так что, после недолгих, но серьезных раздумий, Сергей Петрович решил, что Люська, как он ее окрестил, в отличие от той же инициативной пятерки, никогда не получит в племени никакой руководящей должности, и ее пожизненный удел — это тяжелый физический труд — месить раствор, таскать кирпичи, или в крайнем случае, как и положено добропорядочной женщине, прясть и ткать при свете свечи, то есть, пардон, пока что электрической лампочки. И это все — никакого преподавания французского языка и чего-либо еще, что она считает для себя достойной работой, она не получит. Тем более что этот самый французский язык должен был быть переведен на роль языка для бытового общения между самим французами, чему поможет уже созданное среди местных русское языковое поле, а затем французский язык должен и вовсе исчезнуть почти без следа, ибо у зарождающейся цивилизации должен быть только один центр кристаллизации.
Все же остальные французские школьники, в количестве шестнадцати человек, в основном девочек, в общей массе представлялись Сергею Петровичу таким неопределенным колышущимся болотом, из которого может выделиться как и нечто хорошее, так и нечто плохое, и которое будет следовать за сильным и ярким вождем. И очень хорошо, что Люська не имеет среди них абсолютно никакого авторитета, и падение бывшего педагога на дно социальной иерархии ее бывших подопечных скорее радует и забавляет, чем печалит и вызывает сочувствие. Это, конечно, тоже нехорошо, и говорит об их душевной черствости и грубости, но чего вы хотите от европейцев, которые предпочитают жить каждый сам по себе.
Кстати, глядя на нежно воркующую первую французскую парочку, Сергей Петрович уже подумывал, не стоит ли обвенчать — то есть повязать — Роланда с Патрицей прямо на сегодняшнем вечернем празднике...
С одной стороны, пара к этому явно готова — вон как держатся за руки, глядя друг другу в глаза, да и заявление соответствующее от жениха уже было. Теперь, если невеста согласна (а она явно согласна, и ей только надо прямо и в лоб задать соответствующий вопрос), то дело только за самим Сергеем Петровичем, ну и еще немного за женсоветом. Хотя в этом случае женсовет немного побоку — парень хочет взять в жены девушку, с которой он вместе пришел в племя. Нехорошо, если вопрос — быть или не быть их семье — будет решать женсовет племени.
С другой стороны, молодую семью надо будет где-то поселять, и хоть одна свободная комната в общежитии, зарезервированная как раз для вот таких непредвиденных нужд, имеется, но рассчитана она на шесть человек, и поселять туда только двоих будет излишней роскошью. При этом вопрос о наделении Роланда дополнительными женами даже не рассматривался. Во-первых, среди Ланей и полуафриканок половозрелые девушки уже закончились, а вторая, третья, пятая жена-француженка для Роланда — это не совсем то, что нужно для выравнивания генетических потенциалов.
Во-вторых, имеет место соображение, частично противоречащее тому, что 'во-первых', а частично с ним согласующееся. Брак — это личное дело будущих членов семьи, причем всех членов. Это своего рода коллективный договор, обеспечивающий согласие и семейный уют, и принудительное вмешательство в это дело хоть со стороны совета вождей, хоть со стороны женсовета недопустимо, и Петрович просто не хотел этим заниматься, ибо такие вопросы должны устаканиваться сами по себе. Хочет Роланд взять в жены Патрицию — пусть берет, раз она согласна, а все остальное им пока можно дать авансом. Но все равно вопрос жилплощади для молодых следует обсудить с вождями.
Сергей Петрович его и обсудил, как только рабочий день был досрочно закончен (около пяти) и все вернулись к казарме и общежитию быстренько помыться, почиститься и приготовиться к празднеству, что должно было начаться ровно на заходе солнца. Историческое для Роланда с Патрицией заседание Правительства племени состоялось в полутемной столовой, где кипел большой казан с грибным супом двойной жирности и шкворчали казаны с разными деликатесами. Кроме того, Сергей-младший ради праздника сходил с Гугом на охоту, добыв молодого оленя, и теперь над наполненной рдеющими углями ямой, медленно вращаясь, жарилась эдакая огромная шаурма из цельной туши, нашпигованной кусочками свиного сала, диким луком, чесноком и прочими местными травами-приправами. Предусматривался еще шашлык от Антона Игоревича и другие вкусности, включая нарезанный ломтями прямо с сотами дикий мед.
