— Постум Аварий Денсим, — коротко бросила собеседница, всем видом демонстрируя нежелание беседовать на данную тему, и торопливо перевела разговор. — Скоро придёт господин Септис, а у вас волосы растрёпанные. Неужели вы собираетесь предстать перед родным дядей в таком виде?
— Сейчас Риата что-нибудь сделает, — отмахнулась девушка, открывая дверь.
— Нет, так не пойдёт! — решительно запротестовала хозяйка дома. — Если среди варваров или в дороге вы могли себе позволить выглядеть кое-как, то здесь в столице следует следить за собой и не забывать, кто ваши родственники!
"Вот батман!" — мысленно фыркнула Ника, с трудом выдавив более-менее вежливое:
— Я никогда об этом не забывала, госпожа Септиса.
Видимо, почувствовав в её словах раздражение, тётушка снисходительно заметила:
— Ваша рабыня просто не знает, какие причёски теперь делают в Радле.
— Госпожа Септиса! — взмолилась племянница. — Уже поздно, скоро спать... Я очень устала. Давайте хотя бы сегодня обойдёмся чем-нибудь попроще!
Сжав губы в тонкую нить, супруга регистора Трениума окинула её презрительным взглядом, и нехотя кивнув, развернулась, собираясь уйти.
Но собеседница попыталась остановить её новым вопросом:
— А кто такой Постум Аварий Денсим?
— Главный смотритель имперских дорог, — не задерживаясь, бросила через плечо Пласда.
Войдя в комнату, Ника опустилась на табурет и грустно посмотрела в стоявшее на столике тусклое серебряное зеркало.
— Что с причёской делать, госпожа? — робко поинтересовалась Риата, беря в руки изогнутый костяной гребень.
— Косы заплети и всё, — равнодушно отозвалась погружённая в свои мысли хозяйка.
Судя по всему, её будущий жених тётке явно не нравится. Это можно легко понять по тому, как она о нём говорит. А вот бабуля, кажется, наоборот, в восторге от Постума Авария. Если жена регистора Трениума приняла Нику с подчёркнутой холодностью, то его мать, напротив, всячески демонстрирует свои родственные чувства. Отсюда напрашивается вывод, что потенциальный кандидат в мужья не так уж плох. Вот только попаданка категорически не хотела связывать себя узами брака с тем, кого в глаза не видела.
До её слуха донёсся какой-то шум.
— Быстрее! — резко приказала она рабыне. — Кажется, Итур Септис пришёл, а я ещё не готова!
— Сейчас, добрая госпожа! — взмолилась Риата, торопливо заправляя непослушную прядь. — Если только вот так.
Её хозяйка еда успела накинуть на плечи покрывало, когда в дверь громко постучали, и послышался незнакомый голос:
— Госпожа Ника!
Кивнув невольнице, девушка встала, чувствуя, как начинают мелко дрожать колени. Только сейчас она со всей отчётливостью поняла, что странствие окончилось, и начинается новый, возможно, гораздо более трудный этап её жизни.
В гостеприимно распахнутую дверь вошёл мужчина среднего роста, среднего телосложения с круглым, абсолютно не запоминающимся лицом, в белом плаще поверх такой же белой туники с рукавами и украшенной вышивкой воротом. На правой руке тускло поблёскивал украшенный красными камнями золотой браслет, толщиной раза в два больше, чем у сотника Тарквица.
Из-за спины хозяина дома выглядывала его супруга, мать и ещё какие-то люди.
— Похожа, клянусь молниями Питра! — разглядывая гостью, пробормотал вместо приветствия регистор Трениума. — Если бы не рост, подумал, что к нам вернулась сама Тейса.
— А ты ещё не хотел никого посылать! — вытирая платком красные, слезящиеся глаза, пробормотала Торина Септиса. — Я-то сразу поняла, что небожители послали мне внучку.
— От туда, куда ушла мама, не возвращаются, господин Септис, — склонившись в поклоне, сказала Ника.
— Хвала богам, хоть ты до нас добралась, — широко улыбнулся собеседник. — Пойдём ужинать. Там всё о себе и расскажешь.
— У меня к вам письмо от отца, господин Септис, — девушка обернулась к Риате, которая уже протягивала ей знакомую шкатулку. — Только мне пришлось разрешить прочесть его господину Минуцу.
— Знаю, знаю, — махнул рукой собеседник. — Он мне писал. Потом отдашь. Сейчас пора вкусить яств и восславить Диноса. Ты, наверное, голодна? Я так быка готов съесть и даже не запивая!
— Господин Септис, — пока не будет специального разрешения, новоявленная племянница решила обращаться к дяде сугубо официально. — Отец написал письма маминым сёстрам, но господин Минуц сказал, что госпожа Урба Грания умерла...
— Да, — со вздохом подтвердил регистор Трениума. — Она уже покинула нас.
— Тогда мне бы хотелось отдать письмо госпоже Анне, — через секундную паузу продолжила девушка.
— Я недавно рассказывал о тебе её мужу Олию, — хмыкнул дядя. — И завтра же пошлю кого-нибудь к ним домой.
— Спасибо, господин Септис.
— Если бы ты вернулась пораньше — могла бы застать и Урбу, — грустно покачал головой собеседник. — Император помиловал сенатора Госпула Юлиса Лура ещё двенадцать лет назад. Но вы с отцом почему-то не очень спешили.
— На это у него имелись свои причины, господин Септис, — сухо проговорила Ника. — И я их вам изложу.
Столовая в доме регистора Трениума своими размерами почти не отличалась от аналогичного помещения на вилле Маврия. Только вместо натюрмортов стены украшали изображения пирующих мужчин с пышными зелёными венками на головах. Неизвестный художник достаточно тщательно прописал лица, чтобы гостья легко смогла узнать среди них хозяина дома с большим кубком в воздетой к потолку руке.
— Я не люблю ужинать в одиночестве, госпожа Ника, — проговорил хозяин дома, радушным жестом указав на расставленные вдоль стен широкие, застланные коврами ложа. — И обязательно приглашаю кого-нибудь из друзей или коскидов разделить со мной трапезу.
Он гулко рассмеялся, хлопнув себя по объёмистому животику.
— Но едва я узнал, что ты наконец-то добралась до дома, тотчас отослал их прочь. Сегодня наше семейное торжество. Не правда ли, Пласда?
— Как ты решишь, дорогой супруг, так и будет, — скромно потупила взор хозяйка дома.
— Праздник у нас! — вскричала Торина Септиса, звонко высморкавшись в платок. — Бессмертные боги позволили мне прижать к сердцу ещё одну внучку, плоть от плоти, кровь от крови нашей несчастной Тейсы!
— Располагайтесь, — громко распорядился её сын, протискиваясь вдоль стены к центральному ложу.
Скромно присев с краю, Ника вытянула ноги, давая возможность Риате развязать ремешки сандалий, но тут совершенно неожиданно запротестовал дядюшка:
— Нет, нет! Иди сюда, чтобы я мог расслышать каждое слово.
"Вот батман!" — мысленно выругалась новоявленная племянница, которой как-то не очень хотелось валяться рядом с близким родственником. Мало ли какие фантазии придут ему в голову? Однако, отказываться от такого почётного предложения она не посмела и скрепя сердце устроилась на центральном ложе. Странно, но судя по выражению лица, Пласда отнеслась с полным равнодушием к столь тесному соседству своего мужа с молоденькой родственницей.
После того как все улеглись, хозяин дома принял из рук молоденького, смазливого раба наполненный вином кубок. Отточенным движением регистор Трениума плеснул несколько капель на пол и торжественно возгласил:
— Возблагодарим богов за то, что в нашей семье появилась ещё одна молодая красивая девушка.
Вино оказалось настолько сладким, что попанадка на миг подумала, будто за то время пока, Наставник прятался в Некуиме, его соотечественники научились делать сахар. Но оставшееся на языке странное, металлическое ощущение быстро развеяло иллюзию.
Осушив бокал, Ника вслед за остальными набросилась на еду. Как и полагалось на подобного рода застольях, кушанья представляли собой либо отдельные изделия: вроде пирогов, колбасок, завёрнутого в какие-то листья рубленого мяса с грецкими орехами, или оказались уже порезанными на куски: как то ли курица, то ли утка и душистых свиной окорок. А в больших чашках с салатами и кашами торчали специальные ложки, чтобы пирующие могли наложить порцию себе на тарелку. Однако, как и на вилле Маврия, девушке на дали спокойно поесть.
Видимо, дядя, несмотря на свои слова, уже успел где-то изрядно перекусить, потому что через несколько минут отодвинул позолоченное блюдо.
— До сих пор не могу поверить, что мой шурин решился отравиться за океан! Он не рассказывал, как это получилось?
— Очень часто, господин Септис, — аккуратно вытерев губы салфеткой, Ника внутренне собралась, готовясь к самому главному экзамену на пути к окончательному обретению имени и статуса в здешнем обществе.
Регистор Трениума просто обязан ей поверить. В противном случае окажется, что весь длинный и тяжёлый путь проделан зря. К счастью, многочисленные репетиции этого разговора сыграли свою благотворную роль, и слушатели сидели, как зачарованные, позабыв про еду.
Паренёк-виночерпий стоял с широко открытым ртом, судорожно прижимая к груди кувшин. Рабыни, не стесняясь, плакали, вытирая струящиеся по щекам слёзы. Только сама рассказчица и Риата выглядели более-менее спокойно.
— Почему же он не поверил купцу?! — не выдержав, прервал девушку дядя. — Вы же могли вернуться гораздо раньше!
— Отец сказал, что эта новость показалась ему чересчур хорошей для правды, поскольку на протяжении многих лет небожители радовали его слишком редко. Поэтому он попросил своего друга ещё раз всё перепроверить. И только когда торговый партнёр господина Картена, пользовавшийся его полным доверием, побывав в Радле, нашёл на стене Сената имя Госпула Юлиса Лура, отец начал собираться...
— Но ты всё равно вернулась одна! — не дал ей закончить собеседник.
— Увы, — печально развела руками Ника. — Отец вдруг решил, что слишком стар для такого долгого и тяжёлого путешествия.
— Лаций болен? — с тревогой спросила бабушка.
— Не знаю, госпожа Торина, — потупила взор Ника. — Только он всё время повторял, что не хочет быть похороненным в море.
— Вот как? — недоверчиво вскинул брови регистор Трениума, знаком приказав наполнить свой бокал.
— Предчувствие его не обмануло, — чуть понизив голос, рассказчица обвела мрачным взглядом враз притихших слушателей. — Путь через океан оказался очень тяжёлым.
В самых живописных красках она поведала, как корабль попал на спину Змеи, о мучившей мореплавателей жажде, о голоде, о страхе и отчаянии, охватившем команду, о том, как снизошедший до их молитв Яроб прислал северный ветер, вырвавший судно из цепких лап течения.
Торина Септиса ещё сильнее расплакалась, размазывая по лицу убогую местную косметику. Хозяин дома, крякнув, потянулся за круглым пирогом, а его супруга, казалось, окаменела. Опираясь локтем о подушечку, она смотрела куда-то вдаль, поблёскивая двумя мокрыми полосками на щеках. Даже Нику, что называется, "проняло" от нахлынувших воспоминаний так, что временами перехватывало горло.
Наверное, именно из-за нахлынувших чувств, никто не обратил внимания на то, что пребывание у гостеприимных северных варваров девушка умудрилась втиснуть всего в несколько слов. После чего, промочив горло бокалом вина и закусив ветчинкой, так же коротенько описала своё путешествие по Западному побережью и Империи, остановившись лишь на истории с обвинением в богохульстве, выдвинутым против неё верховным жрецом этригийского храма Дрина.
А вот встречу с императрицей рассказчица описала довольно подробно, хотя для этого уставшей Нике пришлось старательно подбирать слова, от чего говорила она гораздо медленнее.
Слушатели тоже изрядно устали. Хозяин дома откровенно зевал, часто моргал, тараща осоловелые глаза. Бабуля клевала носом, время от времени дёргая головой и всхрапывая, словно укушенная оводом лошадь. Только тётушка, казалось, с прежним вниманием следила за рассказом новоявленной племянницы.
Закончив своё повествование тем, как она отказалась задержаться в имении Маврия, девушка задала давно интересовавший её вопрос:
— Я слышала, господин Септис, вы уже нашли мне жениха?
— Да, — подтвердил дядя, но тут же предостерегающе махнул рукой. — Но об этом завтра. Всё завтра. Я слишком устал для серьёзного разговора.
Словно желая наглядно продемонстрировать степень своего утомления, он тяжело навалился на плечо помогавшего ему подняться раба.
"Вроде и выпил немного, а на ногах уже не стоит, — недоуменно хмыкнула про себя племянница, глядя, как хозяин дома с помощью уже двух невольников пробирается к выходу из столовой. — Наверное, уже пришёл пьяный, а дома окончательно развезло".
Поймав одну из местных рабынь, она приказала проводить её в уборную. Блестевший чистотой мозаичный пол, мраморное сиденье с аккуратной дыркой, прикрытой ярко начищенной медной крышкой, изображавшей то ли клумбу, то ли венок. Ровно оштукатуренные и побелённые стены разрисованы розовыми кустами. Однако всё это великолепие портила оловянная миска с плавающей в воде губкой. Судя по всему единственной, на всю семью регистора Трениума. Ясно, что гигиена тут и рядом не ночевала.
"Придётся чаще пользоваться горшком", — с философским сожалением о несовершенстве жизни подумала девушка.
По пути в свою комнату она встретила Пласду Септису и попросила у неё какой-нибудь матрас для своей рабыни.
— С тех пор, как меня едва не похитили в гостинице возле Арадского лагеря, я боюсь спать одна.
— Да, не легко вам пришлось, госпожа Ника, — сочувственно кивнула собеседница. — Идите к себе, я распоряжусь.
Тюфячок оказался изрядно засален, остро попахивал овечьей шерстью, но был достаточно толстым, чтобы Риата не мёрзла на каменном полу.
Несмотря на обилие впечатлений и новые беспокойства, достигшая наконец своей цели путешественница заснула сразу, едва её голова коснулась цилиндрической подушки.
Внезапно в наслаждающееся покоем сознание ворвался тихий стук. Рука девушки метнулась к лежавшему в изголовье ножу.
— Госпожа Юлиса! — донёсся из-за двери еле слышный, но настойчивый шёпот. — Госпожа Юлиса, тут ваши вещи привезли.
Ника уже хотела разбудить сладко посапывавшую Риату, как снаружи послышался смачный шлепок, и знакомый голос Солта зло прошипел:
— Госпожа только легла, устала, а ты орёшь на весь дом, сын петуха и собаки!
— Так корзина... Может, зайти потихоньку? Дверь-то всё равно без запора...
— Заткнись, тупая бестолочь! Вдруг госпожа проснётся, испугается... Забыл, что хозяйка велела её даже утром не тревожить! Отнеси к Трите. Она ей завтра отдаст.
Затем последовал ещё один шлепок, ворчание, всхлипы и шарканье сандалиями по полу.
"Заботится обо мне тётушка, — усмехнулась девушка, зевая. — А сначала плохо встретила. Вот и разберись тут: кто есть кто?"
Во сне ей мерещилась какая-то чертовщина, а потом появился Наставник, и погрозив пальцем, потребовал непременно вернуть "Место Юлисов".
Распахнув глаза, она какое-то время бестолково таращилась в окружающую темноту, изо всех сил стараясь уловить некую очень важную мысль, которая всё выскальзывала, словно кусок мыла в мутной воде.
Внезапно мирно похрапывавшая Риата заворочалась, бормоча себе под нос что-то неразборчивое. И сейчас же всё встало на свои места.
