— А, доброе дело. Вряд ли вы напрочь избавите урочище от этих тварей, все равно весною набегут, ну так хоть проредите... К обеду вас ждать?
Докари покосился на княгиню Ореми и все же нашел в себе мужество возразить:
— Вряд ли. Нет, точно — нет. Но к ужину поспеем непременно. Матушка, я ведь обещал... Когда я гостил с поручением у маркизов Короны — знаешь, какую охоту они мне подарили!?
Княгиня Ореми слабо улыбнулась и вздохнула.
— Конечно... дело рыцарское, поезжай. Ах, сын мой, сын мой... Керси Талои — хороший юноша, неиспорченный, наверное, только в дальних провинциях подобные и остались. Такой дурному не научит, здесь я спокойна...
— А что же тогда, матушка? Тем не менее, я чувствую, что именно мой выбор времяпрепровождения — невольная причина твоей грусти?
— Княгиня опять вздохнула и покачала головой.
— Старшего сына я хотя бы в детстве ощущала подле себя, и в будущем надеюсь видеть постоянно, ибо он наследник и опора нашего дома, в то время как ты... И тогда... и в будущем... Ах, ступай... — Княгиня подняла слабый мизинчик левой руки вверх, в знак окончания неявного спора. — Беги к своим друзьям, Кари, беги спокойно, ты ни в чем не провинился предо мною. Обними меня и беги. А вы, святой отец, постарайтесь на досуге внушить моему старшему сыну, что негоже всуе раскидываться проклятьями, тем более за обеденным столом, да еще в присутствии жены и матери. Пусть берет в этом отношении пример со своего младшего брата.
Отец Зуффари, одним глотком освободив от еды набитые щеки, встал с поклоном, и так же молча уселся на место.
Дамори Та-Микол выслушал матушкин выговор и даже брови сдвигать не стал: ну, да, ну, не прав, Юги тоже его постоянно попиливает за ругань, но — подумаешь... Не велик грех. Ладно, впредь он честно постарается следить за собственной благовоспитанностью.
— Матушка! — Докари обнял, расцеловал княгиню в обе щеки и убежал стремглав: (Гвоздик, за мной!). Матушку он вечером еще увидит и вдоволь, рука об руку, погуляет с нею перед сном, а охота ждать не будет! Снимутся церапторы с лежбища, как солнышко пригреет, и ищи их потом, свищи, по всем ящерным пастбищам! А то и вовсе до самой весны укочуют на высокий север, поближе к теплу...
* * *
— В наших изнеженных краях, Керси, все не так сурово и прямо, как у вас в уделе, больше внимания уделяется всяким-разным хитрым приспособлениям, чуть меньше — боевой выучке и непосредственным столкновениям... Но охота — есть охота, сегодня нам предстоит "проредить", по выражению моего брата, количество церапторов на просторах нашего удела, а точнее — в Горячем урочище: именно там они спасаются от холода осенних ночей. Когда еще подбавит холодов — церапторы снимутся и уйдут на север, в тепле зимовать, а пока они здесь.
— Любопытно. В нашей местности церапторов просто нет. Или почти нет, я к примеру, до приезда в столицу, только изображения их видел, на гобеленах, в книгах... Еще у его светлости есть кошма, из церапторов выделана, — вспомнил вдруг Керси. — Ну, у маркиза Хоггроги.
— Холодно чересчур в ваших краях, по крайней мере — для ящеров. Охота, по нашим местным обычаям, называется: "На теленочка". Выезжаем на место, по основному пути следует приманка, вернее, повозка с приманкой, а мы с тобою будем следовать чуть в стороне, с боков. У церапторов отличный слух и приличное обоняние: они должны почуять, как пахнет, а главное кричит, визжит наша приманка, а почуяв — припожалуют. Мы их берем стрелами, а если повезет — то и мечами, секирами, швыряльными ножами — чем придется.
— О-у-у! Ура! И стрелами, и вручную — вот это по мне! Погоди, а... Вот повозка, вот клетка, а где сам теленочек??? Не будешь же ты утверждать, что...
— Буду. Непременно буду. То, что ты видишь — он и есть. Теленок, как таковой, в нашей охоте ненадежен: в самый ответственный миг перестанет хныкать — и как его заставить? Иное дело — горуля: вот кто мастер визжать на всю округу! Погоди... Керг! Созрел горуля?
— Да, ваше сиятельство! Сутки не жравши! Да мы еще, извиняюсь, от вашего Гвоздика запах ему в повозку подложили — будет выть так, что в Океании услышат.
— Понял? Нашим теленочком будет горуль, горуля — по-местному. Но ты просто не представляешь, каких трудов мне стоило объяснить Гвоздику, что главный ловчий здесь не он, что люди устраивают охоту "На теленочка" для себя, а не для него. Уж я его и за уши таскал, и стыдил при всех обидными словами — не понимает, вернее, не желает понимать! Но, в конце концов — втолковал: теперь он терпеливо ждет, пока мы вдоволь поохотимся, а уж потом я ему волю даю. Да сам увидишь. Э-ге-гейййй! Керг, начали!
Повозка, влекомая двумя лошадьми, взяла резво. Вместо колес были установлены салазки, обильно смазанные топленым жиром, добытым с брюха лугового медведя. Лошади, нещадно подгоняемые плетью возницы, ржали, голодный горуля жалобно выл на всю вселенную, полозья визжали, то и дело выскакивая из травяной колеи на каменные участки пути — было очень весело. Егеря-подручные делали все как надо, со тщанием, даже запахи были нарочно усилены: за повозкою влачились намертво прикрепленные мешки, пропитанные коровьим дерьмом и кусками полусгнившего мяса... Церапторы очень любят живую плоть, но отнюдь не брезгуют и падалью. Была небольшая опасность для охоты, могущая сбить всю забаву: если вдруг на след встанут медведи... Да не должны бы: во-первых, это не их угодья, им тут добычи мало, а во-вторых — осень, луговые медведи нагуляли большую часть жира и добирают к зимовке оставшееся, но уже без прежней неутомимости... Пещерных же медведей, горных, которые круглый год бодрствуют, отродясь не бывало в этих краях...
Далеко впереди повозки с приманкой, чтобы не мешать самой охоте, скакали слуги, полный десяток хорошо вооруженных и опытных охотников — мало ли чего... Рядом с повозкой, по обе стороны ее, держались Докари и Керси, у каждого за спиной меч, на боку секира, поперек седла, но наискось, чтобы ветки не цеплять, длинный лук, чуть ниже седла у стремени — колчан, наполненный стрелами, небо задернуто облаками — ничто не ослепит, прицелиться не помешает... Где вы, церапторы?.. Ну же!..
И вдруг послышалось уханье, вой не вой... резкое, визгливое...
— Слышишь, Керси? Заквакали!
— А?.. Что, Кари?..
— Взяли, говорю, наш след! Разбегаемся! — Докари Та-Микол дал знак рукой, и оба юных рыцаря разъехались по сторонам, локтей на тридцать-сорок от повозки, так, чтобы скакать на одной скорости, но чуть впереди ее, ибо при стрельбе надобно исключить все возможные случайности, то есть, чтобы друг друга не поранить, и чтобы повозка с возницею не попала под перекрестный полив стрелами.
Никому не дано угадать заранее — какова в количестве будет стая нападающих, насколько они будут опытны и проворны, поэтому возница обряжен в длинный, очень прочный и толстый тулуп — воротник до макушки, а под тулупом кольчуга, под руками, в повозке, две секиры, да клевец, да кечень... Церапторы народ холоднокровный, но очень уж боевой, никакая предосторожность лишнею не будет.
Гвоздик веселым махом несся впереди своего хозяина, в локтях десяти от него: хозяин твердо пообещал, так что он успеет еще поохотиться, а пока пусть Черника в очередной раз усвоит — кто настоящий вожак! Меж тем, кобылу Чернику совершенно не волновали вопросы главенства в их маленькой домашней стае: вожак — он сверху, в седле сидит, он знает, что делает, наше дело скакать и радоваться жизни, а то уж так эта конюшня прискучила! Главное — об камни не споткнуться, иначе будет не до радости.
Мерзкое кваканье, между тем, быстро приближалось, и вот, когда Керси в очередной раз обернулся, его глазам открылось жуткое и вместе с тем волнующее зрелище: огромная стая церапторов сбилась в довольно узкую буро-зеленую ленту и стремительно приближается к повозке. Им бы рассыпаться в беге на широкую облавную "метлу", во сто крат более опасную — нежели вот это вот безобразие, в которое и целиться не надобно... Нет, каждая особь не желает уходить от колеи, где запах добычи наиболее силен... Жадность, глупость. Двести локтей... сто пятьдесят... сто... Кари, ну что же ты... не видишь, что ли...
— Керси, даваййй!!!
И зашелестели стрелы! Одна за другой, одна за другой! У стрел Докари оперенье зеленое, а у стрел Керси — черное, чтобы потом не перепутать. Никакого яда — только меткость! Первая же зеленая стрела угодила в красный раздутый зоб вожаку-цераптору, есть почин! Подстреленные церапторы кубарем вылетают в сторону от дороги, но другие как ни в чем не бывало продолжают бег. Покуда они преследовали повозку не глядя, по следу, чешуйчатые хвосты их были загнуты вверх, за спины, почти на манер скорпионьих, а ныне толстые коренья хвостов расправлены и летят над землею ровно, не хуже стрел, чтобы скорости бега не мешать, за камни и ветки не цепляться. Бегут церапторы на задних лапах, вытянув морды к добыче поближе, передними короткими лапами изредка толкаясь от встречных камней, только чтобы равновесие сохранить... Керси и Докари стреляют очень проворно, выбивают из погони передних, дабы держать расстояние между голодными тварями и повозкой, однако церапторов слишком много, ума у них очень мало, и повозку они вот-вот настигнут... Докари Та-Микол безошибочным чутьем воина ощутил: пора! Да, пора, и Керси чует это не хуже своего друга, даже объяснять ничего не надобно... Однако же в охоте порядки строгие, почти как на войне: охоту всегда один ведет, а не по двое, по трое распоряжаются...
— В мечи! Ийй-ех!
Керси слышит команду — а сам давно к ней готов! Лук в заранее приготовленный чехол, секиру в руки — и вперед, к повозке! В мечи — это знак, приглашение к рукопашной битве, а вовсе не приказ действовать именно мечом. Да хоть кинжалом маши! Но кинжалом боязно: церапторы звери хваткие, мощные, свирепые... Керси орудует секирой, а Докари одноручным мечом, из руки в руку меж ударами перебрасывает — щеголь! Тоже своего рода отличительная особица в разрубах получится, подобно тому, как зеленые перышки разнятся от черных... Цераптор — свирепый хищник, сильный зверь, а все же, в сравнении с волшебным чудовищем охи-охи, почти как утка, или ящерный поросенок. Охи-охи Гвоздик тоже услышал команду "в мечи!" и тоже понял ее правильно: у него в передних лапах по пять мечей, да в задних (для битвы — запасных) столько же. Да вся пасть набита маленькими кинжалами: главное в начавшейся веселой суматохе — чтобы маленькую "сторожевую" голову с хвоста не скусили — три месяца ее потом выращивай заново! Уж дважды за последние годы случалась такая неприятность — это все равно как... как... получше присматривать надо за хвостом, вот что!
Один мелкий, но весьма проворный цераптор вывернулся из общего потока, поднажал и в длиннющем прыжке настиг повозку, запрыгнул в нее... Горуля в клетке, его не уцепишь, а спина в тулупе — вот она! Возница, почувствовав рывок, знал теперь только одну молитву на свете: держаться прямо и не опрокидываться навзничь! Упадешь — пропадешь, а устоишь — может быть, и успеешь еще выдернуть и воспользоваться клевцом или кеченем... И вдруг смрадная тяжесть на шее уполовинилась... и нет ее больше, только кровавое трепыхание... поганая вонючая кровь у этих тварей.
Да, Керси отличился на славу: он мгновенно подскакал вплотную телеге, выгнул туловище невероятным образом и единым ударом секиры пополам перерубил шустрого цераптора! Заднюю часть его словно вихрем вымело с повозки, несколько мгновений спустя и передняя половинка разжала челюсти, шлепнулась в телегу...
Это была великолепная охота, одна из ярчайших в жизни Керси. Уже сидя у обеденного костра, он все не мог успокоиться, мышцы рук и ног подрагивали, вспоминая недавнее...
— Ну, что, Керг?
— Обильно, ваше сиятельство! Важная охота вышла. Мне с ребятами почти и не досталось добить. Шестерых мы закончили, остальные разбежались. Да и Гвоздик ваш натерзал порядочно, прямо скажем.
— А много остальных-то? Которые разбежались?
— Так ведь... ваше сиятельство... Оно ведь — кто как считал. Но по общему нашему разумению, да по следам убедиться — не более как дюжина спаслася. Вот стрелы вашего сиятельства, все промыты, вот стрелы его милости, а вот эти, по две каждой — это промашки, они в особых пучках.
— По две? — Керси встал на четвереньки и подковылял поближе к положенным на кошму стрелам. — Да, по две, точно. Э... э... Гвоздик!.. Кари, а можно, чтобы он обратно лег, а то я как-то немного того... после сегодняшних его подвигов... Зябко мне стало, если честно, не потому что у него дурные намерения, а просто...
— Гвоздик, убери свой нос на место, тебя никто не уполномочивал облизывать гостей, даже в знак приязни. Лег — значит, лежи, не то останешься без обеда. Да, Керси. Две зеленые промашки мои, две черные — твои. На охоте — да не без осечек?
Керси нерешительно оглянулся на друга.
— А это... ничего, все-таки, ты полагаешь? В пределах?..
Докари едва заметно усмехнулся.
— Даже мой суровый отец, или мой придирчивый наставник Снег, или твой несравненный воспитатель, маркиз Хоггроги, который не менее строг в вопросах чести и доблести, не сказали бы и слова упрека за промахи, допущенные в бешеной скачке, среди камней и оврагов, в условиях, весьма похожих на бой. Это повод хвастаться, а не испытывать угрызения совести. Мы можем смело вписывать эти итоги на наши послужные свитки.
Керси успокоился и так же, на четвереньках, упятился к себе, на ворох шкур, поближе к костру.
— Тупые, тупые, а верткие твари! Чтобы я два раза промахнулся...
— Керси, ты сел точнехонько на свой берет.
— Ой... ай... Точно. Все, так и так теперь менять перо, сломано в двух местах! Настоящее тургунье — знаешь, какое дорогое?
— Вижу, из ляжки. На любом деревенском базаре заменишь.
Все попытки юного рыцаря разгладить беретное перо ни к чему не привели: в костер его, отслужило. Нет, сочувствия по такому ничтожному поводу от друга не дождаться: князья Та-Микол суровы и не суетны, побрякушки презирают.
— И ничего не из ляжки. А подхребетное!
— Керг. — Докари ударом пальца сбил печать с кувшина, собственноручно наполнил оправленный серебряным витьем рог до самых краев.
— Здесь я, ваше сиятельство.
— Охота закончена. Стало быть — вот кубок, утоли жажду. Но мы еще не вернулись, поэтому твои люди получат бочонок там, в замке. В полное ваше распоряжение, от меня и рыцаря Керси. Ты порадовал нас и вообще молодчина!
— Покорный слуга вашего сиятельства!
— Пей и ступай, дальше мы с рыцарем сами посчитаемся заслугами. Погоди. А это целиком отдай вознице, пусть один допьет, ему полезно будет. Керси, ты-то будешь вино?
— О, нет, только не сейчас! Может, за ужином, но здесь — нет.
Огромный и словно бы всегда сердитый лицом Керг любил горячительное и не собирался ждать ужина: он осклабился во весь рот, двумя щелчками подбил усы повыше, чтобы не намочить, в левую руку взял кувшин, правой поднес к лицу рог — бульк, бульк, бульк — кубок опорожнен! Осчастливленный, поклонился в пояс молодому князю и пошел к своему егерскому костру. Вино — пустяк, еще ведь потрафы будут, князь Докари милостив.
