На самом же деле, если без шуток, то всю важность мамочки Милы было невозможно переоценить — женщина с таким суровым материнским лицом, что мне хотелось кончить себе в штанишки только от одного взгляда на него, эта прекрасная роскошная женщина, умеющая готовить, стирать, заниматься уборкой, а ещё умеющая потрясающе и горячо трахаться — разве это была не мечта любого мужчины? Довольно скоро я понял всю её важность и не смог сдержать своих внезапных чувств к ней как к матери и потому признал всю полезность женщины по-своему — предложил ей жениться. Госпожа Мила — а именно так по моему второму пакету изменений её разума Людмила стала называть свою собственную дочь, теперь продала мне право пользования своей дорогой мамочкой до конца её жизни — сдала собственную мать мне в рабство за настолько смешную сумму, что я даже не стану её называть, при этом сказав, что её совершенно не волнует то, что я с ней сделаю; однако отметив, что, если я захочу, чтобы она называла меня "папочкой", мне придётся за это доплатить.
Свадьбу решили сыграть в этот же день, прямо в доме, никуда не выходя. Для полной законности операции мне не хватало разве что согласия своей избранницы, которое я вскоре и получил с поразительной лёгкостью, ведь после недолгих раздумий со стороны Людмилы, сопровожденных новым беспощадным ломающим разум ударом по её мозгу с моей стороны, женщина легко признала логичность того факта, что сможет обслуживать своего гостя намного лучше, если он в добавок станет её мужем. Абсурдность же того факта, что её муж не может быть вдобавок и её гостем, женщина просто отмела.
Церемонию, долго не размышляя, справили в гостиной — в недрах гардеробной Людмилы нашлось её старое подвенечное платье, все ещё неплохо сидящее на женщине, которое после небольших правок обычными ножницами, потеряв ненужные для себя элементы, типа скрывающей грудь и киску женщины бахромы, стало смотреться на моей избраннице ещё лучше в несколько раз. Свидетелем со стороны невесты выступила Мила, свидетелем с моей стороны неожиданно для всех стал внезапно вернувшийся домой муж Людмилы — его я встретил на пороге собственного дома и сходу объяснил ему текущую ситуацию, заставив проникнуться ко мне настолько сильной симпатией, что на её фоне его больше совершенно не волновала ни собственная жизнь, ни жизни его близких людей — венчая меня с собственной женой он едва ли не прыгал от радости, что может услужить мне. Мила же, которая была единственная против того, чтобы её отец стал моим новым псом, быстро изменила своё мнение, как только несколько внушительного номинала купюр, принесённых её же отцом домой в качестве зарплаты, познакомились в стрингах девушки с другими банкнотами.
"Я согласна."
Слезы радости лились по ставшему намного нежнее ко мне лицу Cпермоглотки, когда Мила спросила её о том, готова ли она выйти за меня. Все время выглядевшее суровым материнское лицо женщины словно бы помолодело на несколько лет, когда ответ вырвался из её губ. Нежность и любовь, с которыми Людмила глядела на меня, своего нового мужа, были непередаваемы.
"Отныне вы муж и сука."
Радостно возвестила Мила, по щекам которой тоже текли слезы радости; я заплатил девушке за проведение церемонии, заранее договорившись с ней о том, что она станет говорить и когда ей следует плакать.
"Невеста, теперь вы можете поцеловать своего жениха."
Потянувшаяся было после этих слов ко мне губами Cпермоглотка, радостно улыбающаяся, с удивлением остановилась, когда её лицо ткнулось в мою руку вместо того, чтобы встретится с моим лицом. Удивление её прошло, когда моя ладонь надавила ей на плечи, мягко опуская её на колени передо мной.
"Целуй это."
Холодно приказал я, расстёгивая ширинку своих штанов. Женщина поняла что ей требуется сделать без лишних слов — ласковые материнские губы нежно обхватили мой член, услужливый гибкий язык её крепко оплёл мой ствол, а просторная и тёплая глотка её приветственно открылась для меня, мгновенно начав засасывать меня внутрь себя с поразительной силой. Cпермоглотка отрабатывала своё прозвище прямо у меня на глазах — уже через полминуты женщина засасывала меня буквально с силой пылесоса.
"Ты идеально заслуживаешь свою кличку."
С довольно скоро пришедшим ко мне чувством пика наслаждения я не стал сдерживаться и, вынув свой член из разгоряченной глотки женщины, свободной рукой удерживая свою женушку за голову, принялся кончать на её смиренное лицо, стараясь полностью заляпать его своим семенем.
"Скажите "сыр"!"
Не закончил я ещё поливать свою Спермоглотку спермой, как откуда-то сбоку раздался щелчок фотоаппарата. Повернув голову, я увидел улыбающуюся мне Милу с камерой, снимающую первые моменты жизни своей мамочки со мной. Что же... я этому не возражал, поэтому отдал соответствующий приказ.
"Это наше первое семейное фото. Улыбайся, шавка."
Женщина тут же кивнула, показывая, что поняла; её лицо быстро расплылось в улыбке. После же ряда фотоснимков, на которых я демонстрировал то, как сильно люблю свою красавицу-жену, то широко раздвигая её ноги перед камерой и водя по её заляпанному спермой, но улыбающемуся лицу своим членом, то без стеснения засовывая свои пальцы ей прямо в её слюнявую глотку, вскоре пришло время обмена кольцами — я забрал несколько — все старые кольца с рук своей новой жены, подаренных ей прежним мужем — эти кольца, которые я сразу же выкинул в окно, стали и подарком для меня и одновременно освободили Спермоглотку от её прежней жизни, не оставив ей лишних воспоминаний о бывшем муже. Подарочным кольцом же с моей стороны стало обычное железное колечко, без которых я уже никогда и не выходил на прогулку — самое обычное маленькое круглое кольцо, похожее на брелок для ключей, однако носящее в себе совсем другую функцию, нежели удерживание ключей на себе.
"Спасибо тебе, дорогой."
Женщина смотрела на меня с нежностью и мукой в глазах, когда я приказал ей не двигаться и не кричать, после чего хорошо отточенным движением резко проткнул ей клитор, сразу вслед за этим вставив туда своё "свадебное колечко" и закрепив его; по щекам моей теперь уже жены текли слезы как радости, так и ужасной боли, однако она сдерживала рвущиеся из груди стоны, что несомненно показывало её твёрдый характер.
"Нет проблем, дорогая. Я подарю тебе ещё много колец."
С ухмылкой пообещал я, закончив свою работу, разглядывая другие части тела своей новой женушки, которые всем своим видом едва ли не умоляли меня проткнуть и их.
"Обещаю."
После обмена кольцами, хоть свадьба и была формально завершена, я не удержался от искушения устроить себе небольшой праздник, где решил порадовать все семейство своей новой женушки. Сделал я это, возможно, несколько своеобразным способом — попросту повалил свою новую жену на пол и, схватив её за волосы, проник в её зад своим членом, сразу же начав дырявить её попку; в это время остальные члены семьи были почти полностью предоставлены сами себе. С небольшим, совсем незначительными вмешательством с моей стороны, заключающимся в том, что отец Милы по моей воле вскоре открыл в своей дочери развитую мною манию денег. Почти вся принесенная мужчиной зарплата всего за час полностью перенеслась в трусики Милы, за что девушка не только несколько раз подряд станцевала для своего папы дико неприличные танцы и около десяти минут соблазнительно виляла перед его лицом своим задом, но и подарила своему папаше несколько глубоких, я бы даже сказал, совсем не семейных поцелуев, после чего ещё и немного потерлась своим милым личиком об его ширинку, заставив сильно оттопыриться ткань его штанов.
"Господин, а можно мне..."
Возбужденный до пика своих сил отец Милы, дрожащей рукой засовывая очередную новую купюру под трусики своей танцующей дочери, умоляющими глазами, в которых читалось неприкрытое желание, посмотрел на меня. То, о чем он хотел попросить меня, было совершенно очевидно — папаша хотел трахнуть свою дочку, об этом просто-таки кричала разрывающаяся от напора ткань его штанов. Я же, чувствуя, что чем-то обязан ему, ответил не сразу. В конце-концов, я же прямо в эту секунду трахал его жену, хоть и бывшую, а до этого я ещё и качественно обработал и его дочь, причём я ведь не планировал останавливаться на достигнутом... Однако довольно скоро ход моих мыслей переменился и я довольно быстро вспомнил о том, что Мила теперь моя дочь. Теперь, когда я был женат на её матери, я нёс за неё полную ответственность. Как я мог отдать её какому-то старому мерзкому старикашке?
"Меня тошнит от тебя. Хочешь трахнуть свою, нет, уже мою дочь? Этого никогда не случится. Но расслабься, я же все же должен тебе за такую прекрасную семью. Я умею отдавать долги, поэтому ты получишь секс со своей дочкой. Мила, будь так добра..."
Выбивая своим членом стоны и охи от моей прижатой к полу женушки, я поднял свою руку, направив её в сторону мужчины. Сделал я это скорее просто для красоты, чем для эффекта, ведь моя сила гипномана была никак не зависима от моих рук, однако уже в ту же секунду, повинуясь моей беззвучной команде, мужчина внезапно упал как подкошенный на пол, приземлившись на колени и, упав, тут же спустил с себя штаны, оголив свой зад; в таком глупом положении он и застыл, не в силах пошевелиться — с оттопыренной к верху жопой.
"Хочешь трахнуть свою дочь, ты, старый пердун?"
Повинуясь моей новой ментальной команде Мила внезапно нависла прямо над своим папашей, глаза девушки были затуманены моей силой, правая ножка её изящно поднялась вверх. Я ухмыльнулся.
"Давай."
По моему приказу каблук Милы резко опустился вниз, вонзаясь в зад её отца и протыкая его насквозь — тут же раздался нечеловеческий вопль боли и брызнула кровь.
"Мила, у меня для тебя кое-что есть."
С улыбкой наслаждаясь криками и проклятиями, летящими изо рта мужчины во все стороны, протянул я девушке странное кожаное приспособление с ремешками, по середине которого торчал внушительного размера чёрный искусственный член.
"Надень себе на пояс."
Посоветовал я с непонимающим выражением лица разглядывающей новую игрушку Миле, под аккомпанемент ругательств и воя. Та последовала моему совету и вскоре, не без вмешательства моей силы гипномана, разумеется, кончик члена, закреплённого теперь между ног у Милы, проник в задницу её отца.
"Старый пердун! Кто теперь тут из нас двоих чья сучка, а? Получай!"
Каждое своё предложение быстро вошедшая во вкус долбёжки Мила сопровождала очередным новым толчком, беспощадно пробивая зад своего отца подаренным мною искусственным членом насквозь — этим, и громкими шлепками своей аккуратной ручкой по дряблому заду своего папаши. Тому, стоит сказать, происходящее сильно не нравилось.
"Хватит! Умоляю, хватит, Мила! Мне больно!"
Задыхаясь, умолял её отец, обливаясь слезами, однако девушка и не думала останавливаться. Глаза её все ещё были затуманены моей силой.
"Для тебя я — госпожа Мила, ты, грязная свинья!"
Тряся своей большой задницей в такт каждому своему толчку, Мила закончила насиловать своего отца только через час, когда и я закончил насиловать зад её мамки — теперь на гигантскую раздолбленную дыру на месте зада мужчины было страшно смотреть.
"Думаю, ты получил то, что хотел. Я ведь прав?"
Насмешливо издевался я над мужчиной, нагло лапая его жену и его дочь за их задницы. Воспоминания я ему вернул и даже вернул ему его собственную волю — больше не считая меня своим лучшим другом, словно бы постаревший на несколько сотен лет мужчина в ярости от беспомощности рыдал и выл передо мной на коленях, грозясь отомстить мне за все страдания его семьи самым жутким образом. Я мог лишь пожалеть его, ведь всем его угрозам никогда не было суждено сбыться. Переставшему интересовать меня папаше пора было покинуть свою старую семью, и моя сила гипномана помогла ему в этом, стерев все его воспоминания и привив ложные знания. Теперь история его была иной, совсем отличной от его настоящей жизни. Больше мужчине никогда не было суждено вспомнить ни свою красавицу-жену, ни милую дочь Милу, ставшими моими игрушками, ни даже то, откуда на месте его задницы образовался гигантский кратер.
"Пока-пока!"
Весело помахал я рукой его удаляющейся от теперь уже моего дома фигуре, заставив и двоих своих девочек сделать тоже самое — на Аляске, куда по моей воле на весь остаток своей жизни направлялся мужчина, некогда отец и муж, было достаточно холодно и скучно; мне оставалось лишь пожелать ему удачи.
В целом же, исключая инцидент с папашей, свадьба прошла так успешно, что мне захотелось повторить празднество, устроив свадьбу повторно, ещё с какой-нибудь девушкой. Кандидатку для повторения церемонии долго искать мне не пришлось — заляпанное спермой и во многих местах порезанное ножницами платье Людмилы перенеслось на тело Милы как по волшебству, стоило лишь мне пожелать того и немного заплатить девушке. Да, я предложил Миле тоже выйти за меня замуж... но на то были свои причины, ведь к тому времени, как я сделал ей такое предложение, девушка стала совершенно одержима привитой мне идеей.
Я довёл разум своей новой дочки до абсолютно невообразимой жажды денег, к неумолимой и не имеющей границ тяге к несметному богатству, к тяге настолько сильной, что все первичные потребности Милы и все её желания резко и бесповоротно отошли для девушки на второй план, оставив в её голове вертеться лишь одну мысль.
"Икс, мне нужны деньги."
Называя меня по имени, а не "папочкой", ведь я ей так за это и не заплатил, после свадьбы с её мамочкой девушка вскоре стала преследовать меня по всему дому, следуя за мной как хвостик, куда бы я не пошёл. Сперва она требовала от меня денег, указывая на то, что я ей мало ей заплатил за все те услуги, которые она мне предоставила. Потом девушка просто вежливо просила, приводя разумные доводы, что она станет больше стараться, если я ей стану больше платить. Затем Мила стала умолять. Затем начала рыдать. Перерыв между покупкой мною услуг у неё был лишь один — на нашу свадьбу с её мамочкой, составил он всего от силы пару часов, но этого времени, как оказалось, было достаточно, чтобы Мила сошла с ума от жажды денег. Прерваться от получения купюр для Милы стало тем же самым, что для наркомана внезапно перестать колоться.
Ранее имея видимые границы и зная, когда остановиться, теперь Мила стала готова продавать мне все, что имела в своём расположении — за скромную плату арендовать любую часть её тела на прокат стало легче, чем щёлкнуть пальцами. Тем не менее, я некоторое время нарочно отказывался от её услуг, чем заставлял девушку невероятно нервничать и страдать — после небольшого внушения её разуму Мила поняла, что я — единственный покупатель, которому интересны её предложения, потерять меня для девушки значило потерять единственный доход. Не видя другого решения, как возобновить подачу денег от меня, вскоре Мила начала удешевлять свои услуги, увеличивая время их предоставления. По моей маленькой оплаченной просьбе тарифы своих цен девушка стала записывать маркёром на своём собственном теле.