* * *
— Вы уверены в этом, капрал? — спросил лейтенант Макданилд.
— Да, сэр, — ответил капрал Микин. — Если мы сможем это увидеть, мы вытащим это для вас.
Макданилд с некоторым сомнением посмотрел на хитроумные приспособления капрала. Он слышал о них, но никогда на самом деле не видел, чтобы что-то из них использовалось. Его склонностью было вызвать побольше дыма от своего отделения поддержки — сегодня было намного меньше ветра, так что дым должен быть более эффективным — и переправить своих людей под его прикрытием. Он был уверен, что на этот раз сможет переправить их через брод более или менее невредимыми — при условии, что никто не направит на них минометы, — но тогда они столкнутся с запутанными остатками убежищ, которые харчонгцы построили вдоль западного берега. Им придется зачищать те, кто находится под огнем, с дымом или без него, и из этого проклятого бункера на правом конце линии харчонгцев все время будут лететь в них проклятые гранаты. Так что, если Микин и его команда действительно смогут уничтожить бункеры, особенно тот, что справа ...
— Думаю, света достаточно, сэр, — заметил Микин. — Укажете нам на них?
Макданилд вгляделся в свою двойную трубу, осматривая западную сторону реки, когда последние остатки тумана начали рассеиваться. Через мгновение он опустил трубу и указал.
— Хорошо, тот, что слева, находится примерно под углом двадцать градусов, — сказал он. — Видите, что осталось от того куска когтистой ветви? Это примерно в пятнадцати ярдах с этой стороны. Понятно?
Микин посмотрел на реку. Расстояние было недостаточно велико, чтобы нуждаться в двойной трубе, как только кто-то указал на цель, и он кивнул.
— Понял, — сказал он.
— Хорошо, следующий примерно в тридцати-сорока ярдах справа от этого. Если вы будете следовать по линии траншеи, вы должны быть в состоянии его обнаружить.
— Рядом с той коммуникационной траншеей, идущей вверх по склону?
— Верно. Хорошо, теперь третий — тот, который был такой сукой — труднее увидеть, но если вы посмотрите еще на шестьдесят ярдов или около того вправо и вверх, ближе к линии гребня...
* * *
— Есть какие-нибудь признаки еретиков, корп?
— Пока нет, — ответил Баочжи.
Он стоял, выглядывая в прицельную щель, жалея, что у него нет подзорной трубы... и что солнце не так сильно бьет ему в глаза. Он был немного удивлен, что еретики не попытались воспользоваться этим, рассчитав время их перехода на то время, когда он не мог разглядеть деталей из-за яркого солнца. Но они, вероятно, не понимали, насколько это было плохо отсюда, так что...
Его мысли прервались, и он нахмурился. Что, черт возьми, это было?
* * *
— Хорошо, лейтенант, — сказал капрал Микин. — Готов, когда бы вы ни были.
— Хорошо,— лейтенант Макданилд посмотрел сначала налево, потом направо. Его взвод притаился или лежал ничком за поваленными деревьями или в грязных воронках от снарядов. Дальше позади них, надеясь, что они все еще невидимы с дальнего берега реки, все три других взвода 2-й роты ждали, чтобы последовать за ними через реку.
При условии, конечно, что на этот раз они переправятся через реку.
Он оглянулся на орудия, которые расставил отряд Микина. Они, конечно, выглядели достаточно диковинно. Каждое состояло из штатива — похожего на укороченный геодезический штатив, только намного, намного тяжелее — с длинным куском шестидюймовой трубы на нем. "Труба" была оснащена открытым прицелом с лесенкой делений для регулировки по дальности, и установлена на прочном шарнире с большими барашковыми гайками, чтобы зафиксировать ее по высоте и отклонению, как только она была правильно выровнена. От задней части каждой трубы тянулся длинный фитиль, соединяясь с единственным, более тяжелым фитилем, отходившим от деревянного ящика, который Микин держал на своем колене, присев рядом с лейтенантом.
Отделение сержанта установило шесть таких, по две нацеленных на каждую из окопанных позиций, на которые указал Макданилд. Теперь лейтенант кивнул.
— В любое время, капрал.
— В таком случае... Берегись!
Микин дернул за кольцо на деревянной коробке. Фрикционный запал воспламенил отрезки горючего шнура, и вдоль них вспыхнули яркие глаза горения.
* * *
Несмотря на солнечный свет, бивший в глаза, капрал Баочжи отчетливо увидел яркую вспышку взрывателей на фоне затененного полумрака берега реки. Однако он не понимал, что видит. Затем взрыватели достигли места назначения, и Джвэохин Баочжи на мгновение понял, что это были за штативы.
Ракеты, спроектированные майором Сикарелли, вылетели из пусковых труб с хвостами пламени, на которое было страшно смотреть. Удар этого пламени был проблемой, которую Сикарелли не смог преодолеть в своих поисках оружия, запускаемого с плеча. Но это не было проблемой при запуске с удаленной платформы, поэтому он разработал несколько более тяжелую версию своей оригинальной модели.
Шесть ракет с ревом пронеслись над рекой Тейрин, как огненные кометы, и Баочжи упал на пол своего импровизированного бункера.
— Вниз! Вниз! — крикнул он, и люди из его отделения были ветеранами. Они не спрашивали почему; они просто бросились вниз.
Три секунды спустя ракеты достигли своих целей. Одна из них, нацеленная на бункер на южном конце линии, отклонилась от курса и промахнулась по меньшей мере на тридцать ярдов. Остальные пять летели прямо и ровно, ускоряясь на всем пути, рисуя огненные линии поперек реки. Затем они столкнулись с целями, и каждая из них несла двенадцатифунтовый заряд ливизита. Это было эквивалентно тридцати фунтам черного пороха, на двенадцать процентов больше, чем заряд в 8-дюймовом осколочно-фугасном снаряде, а стены бункеров — и импровизированной позиции Баочжи — были намного, намного тоньше, чем их крыши.
Все три опорных пункта рассыпались в раскатистом грохоте грома, и Макданилд поднял ракетницу. Малиновая вспышка казалась бледной в ярком свете, но она была видна отрядам поддержки, ожидавшим сигнала. Мгновение спустя начали кашлять минометы, и дымовые снаряды упали на дальний берег, между кромкой реки и уцелевшими линиями траншей. Тяжелые снаряды из угловых орудий также прогрохотали по небу, поражая подтвержденные — и предполагаемые — артиллерийские и минометные позиции дальше от западного берега, и Макданилд хлопнул капрала инженерных войск по плечу.
— Выдающийся результат! — сказал он с широкой ухмылкой, потянувшись за своим свистком, когда дальний берег реки исчез за клубами дыма. — Заглядывай, как только мы отойдем от линии, капрал! Я знаю сорок или пятьдесят человек, которые купят тебе много пива!
* * *
— Ненавижу эти проклятые штуки, сэр! — прорычал повелитель пехоты Шьенг Пожин, когда еще один залп еретических снарядов — на этот раз больших, выпущенных из сверхтяжелых угловых орудий, которых никто не видел, — прогрохотал над головой и с хрустом обрушился на тыл 23-й дивизии. Однако он говорил не о снарядах, и повелитель конницы Минджо Хинтей знал это. Он говорил о другом, чего никто не предвидел, — о проклятом Шан-вей воздушном шаре, безмятежно парящем в безоблачном небе и направляющем эти снаряды с такой дьявольской точностью.
— К сожалению, — сказал Хинтей, — похоже, мы мало что можем с ними поделать — по крайней мере, пока. Понимаю, что артиллеристы пытаются сконструировать лафеты, которые позволят нам поднять полнозарядные нарезные орудия достаточно высоко, чтобы поразить их.
Он вложил в свой тон столько оптимизма, сколько мог. Это было не так уж много, хотя взгляд, брошенный на него Пожином, наводил на мысль, что это заявление все еще звучало более оптимистично, чем оно заслуживало по мнению повелителя пехоты, который командовал своей 95-й бригадой.
Что ж, трудно винить молодого Шьенга, — признал Хинтей. — Хотя он предполагал, что в тридцать семь лет Пожин, возможно, возмутился бы прилагательным "молодой". Однако, с точки зрения семидесятидвухлетнего Хинтея, это было, безусловно, уместно, даже если Пожин казался гораздо старше, чем месяц или два назад.
Еще один залп тяжелых снарядов с грохотом пронесся по небу. Звук, который они издавали, не был похож ни на что, что кто-либо когда-либо слышал раньше. По крайней мере, это было менее страшно, чем визг, вой, шум массового запуска ракет, но гром от ударов этих массивных снарядов проникал в кости и кровь человека. Каждый из них был собственным вулканом, извергающим огонь и смерть, и только самый глубокий бункер мог надеяться устоять перед прямым попаданием.
Хорошей новостью было то, что, несмотря на всю их ярость, всю резню, которую они могли учинить, достижение такой точности, чтобы производить прямые попадания по требованию, было недоступно даже артиллеристам еретиков. По крайней мере, пока. Хинтею не нравилось добавлять это уточнение, и он был осторожен, чтобы не сказать ничего подобного перед своими подчиненными, но у еретиков была очень неприятная привычка устремляться вперед всякий раз, когда казалось, что защитники Матери-Церкви могут сократить разрыв между их относительными возможностями. Воздушные шары, которые насмехались над могущественным воинством со своей неприкосновенной высоты, были прекрасным тому примером.
— Я знаю, что тебе не терпится вернуться к своему командованию, Шьенг, — продолжил повелитель конницы, — так что я не задержу тебя надолго. — Он обнажил зубы в короткой, невеселой улыбке. — Меня всегда учили, что плохие новости лучше всего сообщать кратко.
— Плохие новости, сэр? — Голос Пожина звучал настороженно, но едва ли удивленно. С тех пор как началось наступление еретиков, хороших новостей было очень мало.
— Боюсь, нам приказали отступать, — сказал командир дивизии гораздо более сурово.
— Отступление? — резко повторил Пожин.
— Да. — Хинтей постучал по карте на валуне между ними. — Сюда.
Пожин посмотрел на карту, и его рот сжался. За пять с половиной дней, прошедших с тех пор, как еретики форсировали линию Тейрина, 95-я бригада была отброшена еще на двадцать пять миль. На самом деле было довольно удивительно, что их не оттеснили еще дальше, — подумал он, — учитывая скудость подготовленных позиций в их непосредственном тылу. Наспех вырытые траншеи и линии нор, как правило, быстро разрушались, когда за дело принималась артиллерия еретиков.
С другой стороны, было что сказать и о поспешно построенных полевых работах. Новая штурмовая тактика еретиков превратила бункеры в смертельные ловушки, как только они врывались в линию траншей. Иногда они платили за это высокую цену, но как только им это удавалось — как только они оказывались среди бункеров, достаточно близко, чтобы найти цели для этих проклятых скорострельных дробовиков, метать свои проклятые ранцевые заряды или использовать свои ужасные огнеметы — очень немногие защитники выбирались живыми.
Его бригада сократилась с начальной численности в четыре тысячи шестьсот человек до едва ли двух тысяч, несмотря на приток почти тысячи пополнения, и общие потери 23-й дивизии отражали его собственные. Затем было то, что случилось с бригадой барона Морнинг-Стар. Но люди все еще были упрямо полны решимости сражаться, — подумал он.
— Сэр, я понимаю, что там нас ждут подготовленные позиции, — сказал он через мгновение, — но новая линия увеличит наш общий фронт почти на четверть. И наши спины будут прямо напротив главной дороги Сейрмит-Лейк-Сити. Если они оттеснят нас еще дальше, доберутся до большой дороги...
Его голос затих, и Хинтей кивнул в недовольном согласии.
— Ты прав, конечно. С другой стороны, нас фактически отводят за линию фронта на отдых и переформирование. Три других отряда — Сент-Тишу, Сент-Агниста и Сент-Джиром — уже удерживают укрепления. Мы уходим в резерв, по крайней мере, на данный момент.
Облегчение отразилось в глазах Пожина, но беспокойство оставалось, чтобы составить ему компанию.
— Знаю, что линия фронта воинства будет очень близко к главной дороге, — трезво сказал Хинтей, — но у нас нет выбора. Сэнджис пал три дня назад, и воздушные шары еретиков уже направляют артиллерию на подступы к Вехейру. Это информация только для вас лично, без права передачи кому-либо из ваших офицеров, но граф Рейнбоу-Уотерс приказал эвакуировать Вехейр. — Пожин напрягся, но Хинтей уверенно продолжал: — Это должно быть сделано очень тихо, ночью, с транспортной флотилией, которая заберет людей и доставит их в Лейк-Сити.
— А их тяжелое вооружение, сэр?
— И от их тяжелого вооружения придется отказаться, — серьезно признал Хинтей. — У флотилии едва хватает сил для людей; артиллерию и ракетные установки придется оставить позади... вместе с арьергардом, чтобы помешать еретикам прорваться, как только они поймут, что происходит. Однако у графа нет другого выбора, кроме как спасти то, что он может. Генерал-еретик на их правом фланге — генерал Климинт — уже разворачивает конную пехоту, чтобы перерезать дорогу вдоль северного берега озера. С этими проклятыми воздушными шарами, шпионящими за ним, повелитель конницы Маунтин-Флауэр окажется в ловушке у озера, прежде чем он преодолеет пятьдесят миль, если попытается вырваться по суше. Если бы у него было больше глубины — или, возможно, я должен сказать, больше ширины — он мог бы уклониться от еретиков, несмотря на воздушные шары, хотя, честно говоря, я сомневаюсь, что даже тогда было бы много шансов. У него слишком много пехоты и слишком мало драгун, чтобы выиграть у них пешую гонку. Хорошая новость заключается в том, что шлюзы между Сэнджисом и Вехейром разрушены, так что, по крайней мере, Климинт не может просто продолжать путь через озера со своими броненосцами!
Пожин кивнул с видом человека, изо всех сил пытающегося найти что-то положительное в том, что он только что услышал, и Хинтей положил руку ему на плечо.
— Знаю, что гораздо труднее подготовиться к битве, когда все, что ты видишь перед собой, — это бесконечное отступление, Шьенг, но ты, твои офицеры и солдаты заставили меня гордиться — очень гордиться. И в отличие от прошлого или позапрошлого года, еретиков заставляют сражаться за каждый фут, даже с теми, кто шпионит для них. — Он мотнул головой в сторону воздушного шара. — Все, что мы можем сделать, это продолжать борьбу, а сейчас уже июль. Так далеко на севере сезон летней кампании продлится не дольше сентября — самое позднее начала октября. Если мы сможем сдержать их столь медленное продвижение, то этой зимой мы сможем выстоять вдоль реки Фирей.
— А следующим летом, сэр? — очень, очень тихо спросил Пожин.
— А следующее лето будет в руках Божьих, — еще мягче ответил Хинтей.
.II.
Подходы к заливу Горэт и проливу Хэнки, королевство Долар
— О, черт, — прошептал моряк Алфрейдо Куэнтрил, член экипажа корабля его величества "Трайамфент", когда через подзорную трубу проплыло четкое изображение.
— Что это было? — довольно многозначительно спросил кто-то у него за спиной.
На несчастье Куэнтрила, его назначили в шестиорудийный дивизион лейтенанта Брустейра в батарее номер один. Ему не очень нравился Брустейр, когда они вместе служили на борту "Трайамфента", и теперь, когда корабль был оставлен, и их перевели на берег, он решил, что тот нравится ему еще меньше. Дело было не в том, что Брустейр был некомпетентен. На самом деле, у него был настоящий талант к артиллерии нового образца, и для человека, которому исполнилось двадцать — меньше половины возраста Куэнтрила — всего пять месяцев назад, он был чертовски хорош в своей работе. Однако он был ханжой во всех смыслах этого слова. Он был на удивление несимпатичен, когда моряк, чья фамилия случайно оказалась Куэнтрил, переусердствовал (и просрочил отпуск) в заведении, которым управляли дамы сомнительной добродетели. Вдобавок ко всему, он не любил даже самую мягкую ненормативную лексику, и да поможет Бог любому, кто напрасно слушал Бога или архангелов.
