Закончив припудривать присутствующим мозги, оратор едва удостоив своего внимания приунывших судей, победоносно оглядел впечатлённых присяжных. Всё шло прекрасно, как он и ожидал. Довольный собой, чувствуя прилив молодецкой бодрости, талантливый демагог эффектно крутанулся на высоких каблуках, собираясь вернуться на исходную позицию. И невольно вздрогнул, услышав вдруг за спиной странный смешок, потом ещё один и ещё. Очень быстро это перешло в дружный хохот.
Озадаченный, не понимая в чём дело, Путлер оглянулся и обнаружил, что только что с благоговением ловившие каждое его слово послушные кролики отчего-то резко переменились к нему. Присяжных просто сгибало пополам от его вида, который почему-то стал казаться им чрезвычайно комичным.
Да что же такое могло вдруг случиться?! Подсудимый ничего не мог понять. Всего пару секунд назад это прирученное им стадо взирало на него с затаённым восторгом, готовое восторженно подхватить, усадить себе на плечи и понести куда он им велит. А теперь в него тыкали пальцами, как в посмешище. К издевательскому смеху примешивалось презрение, даже отвращение на лицах!
Глава 246
Подбежала Нинель Петровна и сорвала у него со спины листок бумаги. Кто-то незаметно умудрился прицепить ему на пиджак рисунок в виде перекрестия мишени на собачьей голове, отчего его дьявольски шикарный костюм "Хьюго Босс" чёрного цвета с металлическим отливом вмиг превратился в шутовской наряд с фестонами и бубенцами! Шут, джокер, буффон, паяц, или попросту дурак, — вот кем он предстал перед глазами всего мира!
Закон о "бешенной собаке!! Ну конечно! Хотя это случилось очень давно, и власти очень постарались тщательно скрыть крайне неприятную для неё историю даже от интеллектуалов, тем не менее в этих стенах о легендарном Законе знали и помнили. Даже подсудимому уже успели рассказать о том, как вскоре после его смерти к власти ненадолго в результате свободных выборов вернулись демократы. Новая многопартийная Дума с удивительным единством успела и смогла принять несколько десятков прогрессивных актов, направленных на необратимость перемен (но, как покажут последующие события, в России трудно, а может и невозможно создать надёжный противооткатный механизм в тоталитаризм; может всё дело в кровавой карме Сталинизма?).
Но как бы там ни было, согласно одному из таких законов (метко прозванному журналистами "законом о бешенной собаке"), тот мэр, губернатор или президент, который на излёте своих полномочий вдруг пожелал бы изменить под себя правила и "по уважительной причине" продлить возвращённое в главный закон страны строгое ограничение по пребыванию у власти у не более двух четырёхлетних сроков, автоматически объявлялся вне закона, подобно представляющей большую общественную опасность взбесившейся собаке. И любой гражданин мог уничтожить эту тварь. Закон заранее освобождал убийцу узурпатора от уголовной ответственности как "оказавшего неоценимую услугу обществу". То же самое касалось бывших или действующих чекистов, которым отныне запрещалось занимать какие-либо гражданские должности выше выборного председателя дачного кооператива.
Правда, многие в стране о том прекрасном законе забыли. Совершившие вскоре государственный переворот путчисты сразу пригрозили любому, кто даже мысленно вспомнит о нём, растворить живьём в кислоте. Однако же нашлись те, кто сохранил не только в памяти, но и на скрижалях важные тексты для будущих поколений. И вот нашёлся кто-то, кто решил напомнить суду, присяжном, а главное миллионам телезрителей, кто перед ними.
Конечно Лиза не считала, что цель, даже самая благая, всегда оправдывает средства. Тем не менее, наблюдая, как откровенный злодей окончательно расслабляется и начинает строить из себя чуть ли не Мессию, которого, дескать, надо не просто оправдать, а всем тут дружненько спеть в честь вернувшегося божества аллилуйю и начать обслуживать его претензии на власть, она находила, что сравнение его с взбесившейся собакой весьма своевременно... Нет, нет и нет, лучше пусть она будет плохой юрист, но при этом иметь возможность наблюдать и наслаждаться зрелищем того, как друг растерявшийся подсудимый не может никак взять в толк, отчего же всё вдруг пошло не так. И пока у неё на глазах опозоренный "бог", выкатив глаза и тряся головой, пытался соображать, кто бы это его так подставил и выслушивал бредовые версии кудахчущей вокруг него этой курицы Комиссаровой, Лиза злорадствовала: "Эх, хорошо бы ещё разок-другой его так же крепко приложить! Чтобы публика наконец увидела перед собой не мачо, от которого невозможно оторвать восторженных глаз, а "ссачо" в обоссанных от страха штанах. Чтобы всех затошнило от отвратительного старикашки".
— Суд приносит вам свои искренние извинения за эту возмутительную выходку неизвестного, личность которого мы обязательно постараемся установить; тем не менее, готовы ли вы продолжать отвечать на вопросы? — обратился к подсудимому судья.
...После долгой паузы, Путлер ответил:
— Нет, это была не "возмутительная выходка". Это покушение! И я подозреваю, что есть люди, которые знали о нём заранее, — он взглянул в сторону обвинения.
— Мы обещаем провести расследование, но пока подозревать кого-то в спланированной провокации у нас нет причин, — принялся терпеливо объяснять второй судья. — Просто будем считать, что никто ничего не видел и ваша репутацию не пострадала.
— Как не видел?! Вы что не понимаете, что только что произошло?! — возмутилась защитница, впрочем, без прежней ярости. От того напора, с которым Комиссарова начала эту часть заседания, не осталось и следа. Похоже её перегретый током мозг требовал капитального охлаждения. Тем не менее, даже затухающий лепет Нинель Петровны всё ещё заставлял судей нервно ёрзать на своих стульях.
— Ваши извинения уже не имеют значения. Репутации моего доверителя нанесено непоправимое оскорбление, досрочный финал неизбежен, потому что он никогда больше не сможет доверять этому суду! — трагическим хрипом дошептала в микрофон Комиссарова.
— Смотри-ка, какая цаца!" — с циничной усмешечкой буркнул кто-то неподалёку в рядах зрителей.
Ему поддакнули:
— Все продажные адвокаты так говорят: начинают строить из себя погубленную невинность, помирающего лебедя, а сами желают заключить с судом тактическую сделку, скостив клиенту хотя бы несколько лет срока а себе выбив за это премиальные.
— Ишь, куда хватил — срок ему! — возмутился чей-то голос. — Не избежать злодею петли! Как бы его адвокат не извивалась — сплясать её клиенту напоследок тарантеллу в пенькой удавке! Всё, что в её силах, — выторговать, чтобы осину в придорожном лесу её клиенту заменили безболезненной инъекцией. Хотя стоит ли лишать мужика законного права уже с мешком на голове глухо проорать, что всем нам он желает гореть в аду, а сам он сразу-же, конечно, в рай.
Успевшие очнуться от токсичного гипноза зрители опять захихикали. Описанная ими картина показалась Лизе вполне справедливой. От себя она бы лишь добавила доску на груди висельника с данными социологических переписей населения, которым в отличии от "филькиной грамоты" генерала Закулисного, можно было доверять. Эти цифры недавно потрясли её. В правление подсудимого, даже в относительно мирное время, страна каждый год теряла миллионы людей самого цветущего возраста. Причинами ненормальной убыли населения России была неутолимая алчность властей. Пока олигархи захлёбывались от миллиардов прибыли, пока богатели главы военных корпораций, простой народ нищал и вымирал вследствии планомерного разрушения государственной медицины, равнодушия Кремля к проблемам "маленького человека". Так что, если говорить "по чесноку", то подсудимый достоин позорной надписи "За геноцид народов России".
После того, как в XX веке Россия потеряла в войнах, из-за коллективизации, голодоморов и репрессий почти 100 миллионов своих граждан, необходимо было заняться сбережением народа, отпаивать его парным молоком, дать время окрепнуть... Вместо этого очередной "Сталин" занимался грабежом богатейшей страны со своими приближёнными. А когда для их питерской бандитской шайки запахло жаренным, желая замести следы, очень по-большевистски лихо рубанул серпом бессмысленной украинской бойни — "война всё спишет!"... И какого приговора достоин такой человек, спрашивается?
Глава 247
Тем не менее, после дополнительных консультаций, суди и защита всё же договорились официально считать подсудимого жертвой покушения и просить присяжных учесть данный факт при вынесении приговора, как смягчающее обстоятельство.
После этого слово взяло обвинение. Кто бы ни был тайный злоумышленник, он заразил Лизу своим позитивистским наплевательством на все правила и готовностью идти ва-банк. Так что отбросив заранее подготовленный план сегодняшнего допроса, Ласточкина озвучила мысль, которая только что пришла ей в голову:
— По открытым источникам, один день войны на Украине обходился российскому государству в 500 000 евро в сутки. Это пуски тысяч крайне дорогостоящих ракет, логистика, зарплаты военным и так далее. И ровно столько же денег западный мир платил России за покупку энергоносителей. А так как фактически ничего другого Российская федерация не экспортировала, то большая часть государственного бюджета формировалась из этих денег. Но бюджет фактически выходил в ноль. То есть вся социалка: пенсии, зарплаты учителям и врачам, проведение дорогостоящих операций тяжелобольным, ремонт дорог, строительство школ, больниц, не получала практически ничего, всё шла на войну и на содержание высшего чиновничьего аппарата, ибо себя хозяева страны никогда не обделяли... Вам ничего, подсудимый, не оставалось, как включить на полную мощь станок для печатания рублей...а дальше всё по науке-экономике: огромная масса не подкреплённых золотовалютными резервами "фантиков" привела к катастрофической инфляции, жертвами которой стали обычные люди.
ВВП понемногу приходил в себя после пережитого шока от пришпиленной чьей-то мерзкой рукой ему к спине карикатуры. В тоже время чья-то злобная выходка так потрясла его, что из-за неё будто сорвало заглушку в его мозгу, отчего стали просачиваться крайне болезненные воспоминания. Их не должно было остаться, ведь личный психотерапевт обещал уничтожить их и закачать новые. Однако падла мозговед обманул его! И теперь приходилось будто заново переживать страшные мгновения, о которых хотел бы забыть навсегда...
Он знал, не мог не знать, что его хотят убить, и делал всё, чтобы этого избежать: сократил контакты очень узким кругом самым доверенных лиц, одновременно провёл чистку личной охраны; перестал летать личным самолётом авиакомпании "Россия", добираясь до любимых резиденция в Бочаров-ручье, в ту что в была с размахом выстроена для него друзьями Крыму под Геленджиком, в уютную Стрельню на берегу Финского залива, на неприметном со стороны бронепоезде, предоставленном в его распоряжение близким другом-олигархом Геной Тинченко и его железнодорожной компанией "Гранд сервис экспресс". Тем не менее события последних месяцев и недель его жизни напоминали своей предопределённостью античную трагедию. Тот день всё вообще происходило словно во сне, тягуче и неотвратимо.
Вот он отдаёт приказ через десять часов нанести превентивный ядерный удар по Украине, США, Британии и ещё нескольким западноевропейским странам и запускает таймер с обратным отсчётом. После чего отворачивается от подчинённых, чтобы идти к двери своего кремлёвского кабинета. Внизу его ожидает машина. Президентский картеж за считанные минуты долетит по расчищенным от транспорта ночным московским проспектам до аэродрома. Через два часа перелёта он уже будет находится на километровой глубине в сверхзащищённом президентском бункере, прорытым под древней горой, там его не сможет достать ни одна ракета, никакая сейсмическая бомба, даже сверхмощный ядерный заряд.... Но внезапный удар в спину застаёт его, когда перед ним уже распахивается дверь. Выстрелов он не слышал, даже боли не чувствовал от начавшихся вонзаться ему в спину пуль. Только страшное осознание случившегося. Как принято в России: "простить вождю можно всё что угодно, кроме военного поражения"...
В мозгу Лизы, которая единственная в зале суда была свидетельницей мыслей подсудимого, мелькнуло: "Какая была бы несправедливость, если бы всё для него закончилось мгновенной смертью, и что Бог определённо существует, раз вернул его для этого суда".
По воспоминаниям Путлера, хотя одна разрывная пуля фактически оторвала ему часть затылка, умер он не сразу. Даже успел увидеть склонившихся над ним приближённых, в чьей преданности до последнего не сомневался. Разглядел меркнувшим сознанием с каким благоговейным ужасом убийцы обнаружили, что он всё ещё дышит; как обоссавшись, спорили, кому следует сделать контрольный выстрел в лоб хозяина...
Так что первое, о чём диктатор вспомнил, возродившись к новой жизни, — это о последних мгновениях жизни предыдущей. И вот несколько минут назад, обнаружив, что ему снова нанесли подлый удар в спину омерзительной карикатурой, он испытал похожие ощущения, что его предают...
"Лишь одно примеряло меня с предательским убийством, — готов был плакать от жалости к себе и ненависти на судей подсудимый, — приняв мученическую смерть в разгар войны, я должен был остаться в народной памяти редким светлым пятном в его тяжёлой и мрачной истории. Непобедимым полководцем, убитым предателями в двух шагах от победы в священной войне за восстановление великой державы! Меня бы полюбили все! Поэты слагали бы оды, в низших слоях пересказывали наивные легенды и трогательные анекдоты. Многие поколения россиян могли бы находить отдушину от ничтожного настоящее и беспросветного будущего в славном прошлом, зная о том, что только кучка негодяев помешала Владимиру Путлеру восстановить прекрасный СССР, где все имели бы всё!.. Но вытащив меня на этот суд — вы замахнулись на святое! Вы что, не понимаете, что хотите отнять у народа может быть полезнее, что у него ещё осталось — может и наивную, но такую целительную для его коллективной души веру в доброго и мудрого Владимира Владимировича?!".
Путлеру не просто было вернуть себе хотя бы видимость спокойствия, но сделать это было необходимо — никто не должен даже заподозрить, что он поплыл...
Глава 248
...Вальяжно развалившись на стуле, подсудимый старательно изображал скуку, зевал и сонно хлопал глазами, сам же теперь был настороже, ожидая новой подлянки. Чтобы сразу не отвечать на вопросы обвинения, объявил, что чувствует себя плохо, потому что голоден:
— Пусть мне принесут кофе и бутерброды с ветчиной и сыном, сыр обязательно голландский. Я не могу ждать следующего перерыва! Вы же только что пообещали мне, что никаких покушений и пыток больше не будет — капризно напомнил он судьям.
Третий судья лично побежал в буфет за бутербродами.
Путлер с выражением плаксивого капризничанья на лице проводил его взглядом и слегка ухмыльнулся; впрочем, тут же стал озабоченным, ведь оставался ещё прокурор, которая, похоже, одна здесь "с яйцами" и ещё намерена выпить ему немало крови. Как бы он хотел, чтобы всё стало, как при его власти — этой девчонке и ещё нескольким ядовитым языкам — всем несогласным забить рот кляпами...А лучше раскалёнными щипцами сразу вырвать их ядовитые раздвоенные языки!
