Если первые сутки я просто отсыпался, то на вторые, устав спать, начал искать, чем бы заняться. И обломался. Тут даже полазить из любопытства было негде, ибо курьерский корабль — это большой движок, средний трюм и ма-аленький такой отсек для экипажа, где всех помещений: две каюты, крохотная кают-компания и рубка управления. Попытка убить время зависанием в экстранете тоже провалилась, так как установленное на курьере недоразумение для служебного обмена информацией до боли напоминало мобильных операторов из первого мира, и ни шло ни в какое сравнение с мощнейшим узлом связи "Нормандии", способным достучаться до кого угодно хоть через всю галактику. Поэтому, минут двадцать понаблюдав за так и не догрузившейся страничкой, я тоскливо пробормотал: "БиЛайн" — мы работаем для вас", и дал себе зарок на будущее — иметь на инструментроне нормальную библиотеку, а не только кучу справочников и руководств.
Оставалось только общаться с Л`Тари, выискивая среди захлестывающего океана обожания, восхищения и умиления прекраснейшей из цариц крохотные капли информации.
Господи, неужели все влюбленные такие... неадекватные?
Короче, к исходу пятых суток я окончательно одурел со скуки и прибытию на Утукку радовался как ребенок Новому году. Серьёзно. За час до посадки я уже был в трюме, упакованный в броню, и нетерпеливо нарезал круги по небольшому пятачку, оставшемуся свободным от груза. Когда же корабль чуть дрогнул и качнулся на посадочных опорах, я едва не запрыгал от восторга.
Наконец-то, наконец-то, наконец-то! Выпустите меня отсюда!
Оказалось, зря радовался, сойти на планету не получилось. Стоило присоединившейся ко мне Л`Тари опустить пандус грузового отсека, как внутрь, подобно серо-коричневой лавине, хлынули рабочие рахни, покрыв своими плоскими ромбовидными панцирями не только пол, но и стены, и даже потолок. Правда, обнаружив неучтенный груз, в моем лице, вся эта лавина озадаченно замерла и зашевелила усами, недоуменно поскрипывая.
Впрочем, продолжалось это не долго. Буквально через минуту в трюм полезли солдаты.
Покрупнее рабочих, похожие на помесь муравья с пауком, они словно десантники на показательных учениях, разбежались по помещению и, взяв нас с Л`Тари в кольцо, многозначительно растопырили жвала. Правда, плеваться кислотой не спешили. Нет, будь я один, они бы кинулись без колебаний, но присутствие азари и её мягкий голос, беспрестанно повторяющий: "друг улья", явно сбивало их с толку. Так что минут пять потаращившись и чего-то поскрипев, солдаты высвистели воинов.
Это уже больше напоминало налет ОМОНа. Пара двухметровых амбалов, представляющих из себя нечто среднее между муравьём и богомолом, влетела с трюм, как наскипидаренная и, сходу защелкав жвалами, растопырила похожие на косы передние лапы, явно готовясь пресекать всё, что шевелится. Не хватало только вопля: "Всем на пол, руки за голову, работает спецназ!".
Вот тут я чуток струхнул. Ведь эти "косы", которыми они машут, любую броню пробивают только в путь. А у меня при себе из оружия — один омни-клинок на инструментроне.
Впрочем, лихой забег "омоновцев" тут же забуксовал. Едва не столкнувшись с бросившейся им навстречу Л`Тари, воины тормознули, затоптались, возмущенно заскрежетали... и получили в ответ гневную отповедь, что коммандер Шепард друг улья, спасительница царицы, а они тут кидаются, да как не стыдно...?!
Один из инсектов недовольно свистнул, видимо объясняя, что никак не стыдно, служба такая, и попытался разгневанную азари обойти. Не тут-то было. Синенькая самоубийца схватила его за усик и, не обращая внимания на развернувшиеся к ней зазубренные челюсти, какими только рельсы перекусывать, помахала кулачком, обзывая глупым тараканом и угрожая пожаловаться царице.
"Ну всё, конец девчонке" — мелькнула мысль.
Однако воин, вместо того чтобы оттолкнуть приставучую девицу, резко сдал назад, сложил свои косы, и даже присел, стараясь казаться ниже ростом.
Вот это впечатлило меня куда больше, чем все рассказы Л`Тари. Ведь по сути воин-рахни — это машина, у которой всё, от анатомии до рефлексов, заточено на одну задачу: убивать. И если эта машина даже не пытается отмахнуться, а только виновато пятится и старательно поджимает лапы, чтобы не дай бог случайно не поранить... значит, синенькая ОЧЕНЬ дорога царице. Кому другому за подобное панибратство голову смахнули бы на одних рефлексах.
Увы, даже осознавшие свою неправоту "омоновцы" выпускать меня из корабля категорически отказались. Встали на выходе, демонстративно вскинули свои косы, и замерли, сверля настороженными взглядами.
И никакие уговоры Л`Тари тут не помогали. При попытке сделать малейшее движение в сторону пандуса, воины цвиркали и угрожающе приподнимались, показывая, что проход закрыт.
— И что теперь? — поинтересовался я у азари, на всякий случай отходя подальше от воинов и устраиваясь на контейнере со стержнями. В смысле, попытавшись устроиться, — засуетившиеся рабочие всего меня обсвистели, а ящик уволокли, выхватив едва ли не из-под задницы.
— Послали за "чиновником", — поморщилась Л`Тари, усаживаясь на соседний контейнер. Причем её "стул", уже примерившиеся было к нему насекомые, сразу оставили в покое.
Чертыхнувшись, я присел рядом с подвинувшейся азари на её контейнер и приготовился ждать.
Вот ведь... бюрократия, очереди, двойные стандарты... сразу видно — разумная раса, блин.
Вызванный чиновник прибыл только минут через десять. Причем не прибежал, не примчался, а именно прибыл! Толстенький насекомыш, не уступающий размерами воину, но лишенный массивных "кос", вступил на борт курьера, словно инспектор таможенного управления. Не обращая внимания на почтительно расступающихся сородичей, прошествовал по пандусу, с флегматичным выражением на морде выслушал рассерженный монолог Л`Тари и, снисходительно шевельнув усиками, — мол, спокойно, дамочка, разберемся, — уставился на меня таким взглядом, что рука сама собой дернулась к инструментрону, не дожидаясь сакраментального: "Документики предъявим, гражданин". На мгновение даже мысль мелькнула: а может ему на лапу дать?
И только через пару минут я сообразил, что это он инструкции насчет меня получает. Ибо в отличие от рядовых особей (рабочих, солдат, воинов), способных общаться с царицей только в непосредственной близости, "чиновники" и "аристократы" несли в себе органический аналог квантового коммуникатора и потому "на связи" с главой улья находились постоянно, независимо от расстояния.
Чиновник, наконец, отмер, но ничуть не подобрел. Недовольно свистнул, приказывая следовать за собой, вывел нас с Л`Тари из корабля, а затем совершенно по-человечески, словно отделываясь от надоедливого посетителя, махнул лапой в сторону одной из пещер и утопал по своим насекомьим делам, оставив нам в качестве провожатых "омоновцев".
Общительный какой. Интересно, у него родственников в аппарате Удины нет?
Вообще, я представлял себе улей иначе. Ну там, загадочно, необычно... черт его знает как ещё, но точно не так. Хотя, может это нас черным ходом вели? Чтобы широкую общественность не шокировать? В общем, всё описание дороги можно было уложить в три слова: долго, скучно и темно. Бесконечный лабиринт пещер, изредка попадающиеся группы спешащих куда-то рабочих, патрули солдат, несколько подземных озер, через которые пришлось переходить по каменным мостикам (хорошо хоть не плыть), вот и весь улей.
Правда, ближе к центру стало интересней — стены пещер носили следы обработки, рабочие не просто бегали, но и что-то делали, а кроме патрулей появились посты воинов. Кстати, что любопытно, на нас никто внимания не обращал. Прямо как у классиков: раз пришел человек, значит, так надо, а если не надо, то мигнут — и нет человека.
Непосредственно у покоев царицы полюбовался на очередное чудо генетики — внутреннюю стражу. Суровые такие товарищи, раза в полтора больше обычных воинов, и, что самое главное, вооруженные! То есть, не просто зубы-когти, а реально вооруженные! На каждом помимо природной брони были ещё и металлокерамические пластины, а на передних лапах висели подозрительные фиговины, которые с учетом размеров могли быть чем угодно, до тяжелого пулемета включительно.
Вот эти уже внимание обратили. Тщательно осмотрели, причем и нас, и наших сопровождающих, ощупали своими усиками... правда, бестолково как-то, на первый взгляд. Я даже собирался попенять царице, на недостаточную подготовку её "гвардии". Ну, в самом деле, кто ж так досмотр проводит?! Этот кадр, что нас обыскивал, он же своим напрочь директрису стрельбы перекрывал!
Собирался, да... пока не поднял взгляд и не обнаружил на потолке, прямо у себя над головой, ещё трёх гвардейцев, внимательно отслеживающих каждое наше движение.
Наконец, после охлопываний, осматриваний и ощупываний (ладно хоть на зуб не попробовали), нас допустили в святая святых улья — покои царицы.
Большая пещера, в которой пол, стены, потолок были выстланы чем-то вроде очень плотной паутины, мягко пружинящей под ногами. И именно здесь звучала Песня. Ноты и переливы, складываясь в мелодию, словно пронизывали всё вокруг, рождая образы, чувства, эмоции... Даже пришлось на мгновение остановиться и потрясти головой, чтобы прогнать наваждение.
Впрочем, оказалось, что идти дальше невозможно, ибо тут было довольно людно. В смысле... рахно, в смысле... Короче, инсектов тут было много. В основном рабочие, которые, правда, сильно отличались от тех, что мы видели по дороге — вместо тусклых, поцарапанных, словно скругленных панцирей простых работяг, вокруг сверкали ограненные, словно только-только вышедшие из рук ювелира. Придворные, че! Хотя суетились как бы не резвее простых. Ну да, за место надо держаться.
Блин и что теперь? Проталкиваться что ли?
Но раньше, чем я успел что-то придумать, в пещере прогудела басовитая нота и все эти придворные шустро разбежались кто куда, открывая дорогу к ложу царицы.
— Вау! — непроизвольно вырвалось у меня.
Мать улья была... потрясающа. Реальная царица выглядела как огромная живая драгоценность. Черный бриллиант брюшка, темное серебро лапок и усиков... При этом она не казалась муравьиной маткой из одного пуза, наоборот, была изящной, даже стройной.
Биовари, руки бы вам поотрывать, рисовальщики хреновы! Такую красоту своими кривыми модельками испохабили!
Мельком покосившись на индикатор визора и, убедившись ещё раз, что атмосфера пригодна для дыхания, я снял шлем и вежливо поклонился.
— Приветствую мать улья.
— Я буду переводить, коммандер, — так же снявшая шлем Л`Тари встала рядом с царицей.
— Нет, не надо. Мне нужно именно поговорить.
Вообще-то царица рахни вполне способна как считывать, так и передавать информацию человеку напрямую. Ведь её Пение — это целый букет из различных способов коммуникации, от банальных запахов до подобия телепатии. Как говорят сами рахни: "мы касаемся струн".
— Коммандер?! — удивилась азари.
Ну да, ну да. Мало кто решится буквально впустить к себе в сознание чужой разум. Это ведь в чём-то покруче Объятий Вечности. Но мне была нужна откровенность.
— Мисс Л`Тари, я знаю, что делаю. Если царица согласна...
Разливающаяся по помещению музыка сменила тональность.
Хм... будем считать, что да. Сделав несколько шагов вперед, я подошел вплотную к рахни.
Та повела головой и внезапно изогнулась всем телом, нависая надо мной.
— Твой голос изменился, маленькая царица, — прозвенело у меня в голове.
"Упс. Хороший был я" — как-то отстраненно пронеслось на краю сознания, пока я любовался бликами света на зазубренных, словно обсидиановые ножи, жвалах.
Тоже красиво смотрится, кстати. И даже не страшно. В смысле уже не страшно — инстинкт самосохранения, напоследок пискнув, просто отключился от перегрузки. Чего уж, спалился, так спалился.
— Мы видим в нем металл, — мелодия царицы стала тревожной.
"Металл"?!
Страх вернулся, рывком. Липкий, парализующий, сковывающий мысли и заставляющий пальцы противно дрожать.
Потому что с "металлом" рахни ассоциировали Жнецов. Точнее их сигнал, сводящий с ума рядовых особей улья. "Металл в их Песне звучит диссонансом, он делает наших детей безумными". И если вспомнить намеки, что при воскрешении Шепард использовали технологии Коллекционеров, а также про то, что рахни могут чуять зомбированных... выходит, я — хаск?! Просто не до конца сформировавшийся? Но со временем...
— Царица, этот... металл в моём голосе, он того же цвета, что заставивший матерей Поющей планеты петь о разрушении? — сглотнув противную горечь, с трудом просипел я.
Рахни словно в сомнении пошевелила жвалами и осторожно коснулась усиком моей щеки.
— Нет, в нем нет диссонанса. Твой голос изменился, но цвет Песни остался прежним. Ты прошла линьку?
"Цвет остался прежним". Прежним. Остался.
Покачнувшись на ватных ногах, я сделал шаг вперед и, ткнувшись плечом в бок царицы, сполз по нему на пол, едва успев ухватиться за лапу, чтобы не растянуться окончательно. Прислонился спиной к теплому боку и устало закрыл глаза.
Твою ж биомать! Хорошо, что импланты на сердце, а то бы точно инфаркт заработал.
В улье внезапно повисла тишина.
Это было настолько неожиданно, что глаза сами распахнулись, и до меня медленно так дошло, чего я тут творю. Уселся, как дома, царицу лапаю. Странно, что гвардейцы меня на куски не порвали за подобное святотатство. Наверное, полный шок помешал.
— Прости, это от неожиданности! — торопливо выдохнул я, чувствуя, что подняться на ноги пока не способен.
Царица как-то по-кошачьи изогнулась, сворачиваясь в клубок, центром которого оказался я, и её голова оказалась прямо напротив моей.
— Как получилось, что ты не знаешь цвет своей Песни?
Правду, Женя, только правду, любую ложь или недомолвку заметят мгновенно.
— Это сложно объяснить, — произнес я, тщательно подбирая даже не слова, мысли. — Я... проходила линьку не в своем улье. И те, кто мне помогал... они не совсем друзья.
— Во время линьки мы беззащитны, — наставительно, с нотками укоризны, прозвенела царица. — Надо было спрятаться в тени, окружить себя воинами и заплести все ходы к покоям.
— Мой... улей оказался разрушен, так получилось, — торопливо пробормотал я в оправдание за свою глупость и беспечность.
— Теперь ты ищешь убежища? Чтобы восстановить свой улей?
— Нет-нет, мои... дети уцелели, сейчас у нас новый дом. А одна я пришла, чтобы не вызвать битвы между нашими воинами.
Меня в ответ окатило признательностью за подобное доверие, но одновременно укоризны стало ещё больше.
— Ты неосторожна.
Дожились, блин! Даже рахни считают, что я ненормальный.
— Увы, у меня нет выбора, — вздохнул я. — М-мм, царица, ты не рассердишься, если я ещё так посижу?
Вставать не хотелось. Не знаю, как так получалось, но исходящее от матери улья тепло ощущалось настолько явственно, словно я не в броне к жесткому хитину привалился, а в тоненькой майке к теплому и мягкому боку огромной кошки. Самое то, чтобы нервы успокоить.
