Брак Дейвина с Франческой — и рождение одного или двух наследников, чему, как она была уверена, они с энтузиазмом посвятят свои усилия в самом ближайшем будущем, — положит конец этому вопросу раз и навсегда. Возможно. Все еще оставалась горстка корисандских реваншистов, которые никогда не согласились бы с включением своего княжества в состав империи, но их было мало, и они неуклонно вымирали. Дейвин и Франческа собирались дать этому процессу мощный толчок, в дополнение к большому шагу в примирении между Корисандой и Зибедией, и это сделало сегодняшний день еще более значительным политическим событием, чем большинство королевских свадеб.
— Он прав, — сказал Кэйлеб ей на ухо. Он явно следовал тому же ходу мыслей. — И, честно говоря, Нарман Гарейт и Жанейт не были в той же лиге, что касается политических последствий. Дом Армак и Дом Бейц уже были в прочном союзе благодаря Жану и Марии, и...
Органная музыка на мгновение смолкла, и огромный собор показался неестественно тихим. Затем он снова ожил, к нему присоединились натренированные голоса двухсот певчих, когда двери собора открылись, чтобы впустить князя Дейвина Данилда Марака Зошью Дейкина под руку с леди Франческой Адилейд Чермин.
Кэйлеб и Шарлиэн поднялись на ноги вместе со всеми остальными людьми в этом огромном соборе, когда Дейвин и Франческа царственно прошествовали по проходу под шумную музыку и громкие голоса. Несмотря на строгие предостережения протоколистов о торжественности момента, на лицах обоих были огромные улыбки, и Шарлиэн почувствовала, как ее рука скользнула в руку Кэйлеба, когда она вспомнила другой день в другом соборе. Она повернула голову, чтобы улыбнуться ему, и обнаружила, что он уже улыбается ей.
Его рука крепче сжала ее руку, а затем они повернулись, когда Дейвин и Франческа достигли ограждения святилища и остановились перед архиепископом Клейрмантом Гейрлингом и архиепископом Мейкелом.
Гимн закончился, музыка смолкла, и кто-то кашлянул во внезапной певучей тишине. Затем Гейрлинг поднял руки в знак благословения.
— Дети мои, — сказал он, — сегодня вас пригласили сюда, чтобы вы стали свидетелями бракосочетания нашего князя Дейвина Дейкина с его избранной невестой, леди Франческой Чермин. Это брак двух молодых людей, которые знают друг друга буквально с детства. Они знают сильные стороны друг друга и знают слабые стороны друг друга, и, что еще более важно, они знают сердца друг друга.
Он улыбнулся паре перед ним, затем поднял глаза на переполненные скамьи позади них.
— Дейвин и Франческа завершили со мной предбрачную консультацию, как предписала святая Бедар, и я уверен, что это брак сердец. И все же это, конечно, также государственный брак. Тот, который, как все мы надеемся и молимся, может способствовать исцелению между Корисандой и Зибедией. И поэтому у нас есть много причин присоединиться к этому радостному празднованию, но самая важная из всех — из Книги Бедар. "Присоединяйтесь к своим друзьям, своим братьям и сестрам, целым и здоровым сердцем. Разделите радость, которую вы находите друг в друге, с теми, кто вам наиболее дорог, и найдите тех, с кем вы разделили бы эти самые святые и интимные моменты. Ибо это день, в который двое становятся одним, и это одно становится сильнее, чем сумма его частей. Постройте в своих сердцах крепость против всего, что мир может направить против вас, и тщательно выбирайте тех, с кем вы разделили бы закладку краеугольного камня остальной части вашей совместной жизни". Приходите сейчас и присоединяйтесь к нам, когда мы закладываем краеугольный камень этой молодой пары, а вместе с ней и всей радости и триумфов, которые будут исходить от этого до конца их дней.
— А теперь, дети мои, — сказал он, подписывая скипетр Лэнгхорна, — пришло время вам двоим выразить собравшейся компании то, что вы уже так красноречиво выразили друг другу. Вы готовы?
— Готовы, — ответили они в унисон. Их голоса были менее великолепно натренированы, чем у него, но они отчетливо звучали в тишине, и он еще раз улыбнулся им, а затем повысил свой собственный голос, произнося древние, знакомые слова.
— Дорогие возлюбленные, мы собрались здесь...
— Для чего-то, в чем было столько шума, все прошло очень, очень хорошо, — сказал Кэйлеб гораздо позже тем вечером, когда они с Шарлиэн наконец устроились в своей комнате в люксе, который всегда отводился для них здесь, в Мэнчире. Это была та самая комната, в которой Мерлин Этроуз отнес Шарлиэн на кровать после почти успешной попытки убийства, но с тех пор она была полностью отремонтирована, и она редко думала об том прошлом.
— Да, — согласилась она. — Да, это так и было.
Она со вздохом облегчения сбросила туфли-лодочки. В конце концов, им придется пойти дальше и вызвать Галвина Дейкина и Сейрей Халмин, но пока они могут быть только вдвоем, без камердинеров и служанок.
— У меня распухли ноги, — жалобно сказала она, устраиваясь на краю огромной кровати в воздушном шлейфе юбок. Она придерживалась корисандских обычаев и стиля для самой свадьбы, но для приема выбрала легкое, простого покроя — и гораздо более прохладное — платье в стиле Старого Чариса.
— Неудивительно, если ваши ноги обижаются на вас, учитывая, сколько времени вы потратили на них, — сказал ей Кэйлеб. Он подошел к ней и пододвинул носком скамеечку для ног поближе, затем уселся на нее перед ней. — Дай мне, — сказал он, и она улыбнулась, положив одну ногу ему на колени.
— Неужели прошло двадцать два года с тех пор, как это были мы? — спросила она, когда его сильные, умелые пальцы принялись за работу.
— Это кажется невозможным, не так ли? — Он покачал головой, разминая подошву ее ступни большими пальцами. — Или что мы оба на самом деле были моложе, чем они! Боже, если бы ты действительно знала, о чем я тебя спрашиваю, ты бы все еще была достаточно сумасшедшей, чтобы сказать "да"?
Он сделал паузу в массаже ног, глядя на нее снизу вверх, и она снова опустила глаза. Она увидела серебристые пряди, пробившиеся в его темных волосах и коротко подстриженной бороде, и вспомнила напряженность этого гораздо более молодого человека. Вспомнила блеск в этих глазах, то, как он потянулся к женщине, которую даже не знал, доверяя ей в ответ. Так много лет прошло с тех пор, так много миль. Так много раскрытых истин. Так много испытаний и побед... и неудач. Так много радостей и так много огорчений. Эйлана, Гвилим и Брайан, Ниниэн Жоржет и Доминик Мейкел. Так много людей, которых нужно оплакать, так много, кого нужно обнять.
Она наклонилась вперед, провела пальцами по его волосам, задаваясь вопросом, видел ли он ту молодую Шарлиэн, когда смотрел на нее. Она все еще была стройной, но уже не такой стройной, как тогда, потому что деторождение и время взяли свое, и она презирала красители, которые могли бы использовать другие женщины в ее положении. Седые пряди в ее великолепных черных волосах были шире, чем у него, выделялись сильнее, и она знала, что двадцать два года смеха, жизни и слез тоже оставили морщины на ее лице.
— В мгновение ока, — тихо сказала она ему. — В одно мгновение. — Вместо этого рука, гладившая его по волосам, коснулась его щеки. — Не скажу, что ты никогда не выводил меня из себя, потому что мы оба знаем лучше. Но я бы не скучала по тебе, ни по одной секунде нашей совместной жизни, ни за какую мыслимую цену. И если, в конце концов, "архангелы" вернутся и "план Нармана" провалится, даже это не заставит меня изменить свое мнение. Ты дал мне шанс что-то сделать со всей этой ложью, со всем этим обманом. Мы с тобой, Кэйлеб, — мы изменили мир, и это стоило того, чего стоило. Но, более того, мы всегда, каждое мгновение нашей совместной жизни, были рядом друг с другом. И я знаю, что бы ни случилось в следующем году или около того, мы с тобой всегда будем вместе. Ничто и никогда не сможет этого изменить, независимо от того, что лежит за пределами этого момента. Ничто и никогда не разлучит нас. Жэспар Клинтан не смог бы этого сделать, "архангелы" не могут этого сделать, как и Небеса или Ад. — Она улыбнулась ему сквозь внезапный блеск слез. — Вот мы и стоим, любовь моя. Прямо здесь... в сердцах друг друга.
Он встал с табурета, опустился на колени рядом с кроватью и обнял ее. Эти знакомые, сильные, любимые руки. И ее руки были вокруг него, крепко обнимая его, пока их щеки прижимались друг к другу.
— Какую бы цену Бог ни запросил в конце, я заплачу ее, — прошептал он ей на ухо, — потому что он дал мне тебя. Он подарил мне "государственный брак", превосходящий все, что я мог себе представить — мог мечтать! — когда отправил тебе то письмо. И если Дейвин и Франческа будут благословлены четвертью той радости, которую мы испытали, тогда они станут второй самой счастливой парой людей на лице Сэйфхолда.
Они так и не узнали, как долго оставались в объятиях друг друга, но в конце концов Кэйлеб глубоко вздохнул, поцеловал ее в щеку и откинулся на спинку стула. Он снова поймал ее ногу и начал массировать ее еще раз.
— Если бы я знала, какой хороший массаж ног ты делаешь, — сказала она нарочито легким голосом, — это намного упростило бы решение принять твое предложение. Я уже говорила тебе раньше, что ты очень хорош в этом?
— Раз или два, — признал он с улыбкой. — Мужчине всегда полезно знать, что у него есть вторая профессия, к которой он может вернуться, если его нынешняя работа провалится.
— Может быть, мы могли бы открыть педикюрный салон на набережной в Теллесберге, — сказала она. — Или даже салон красоты с полным спектром услуг. Ты мог бы подстригать ногти на ногах и массировать ступни, а я могла бы делать маникюр!
— У этого есть возможности, — ответил он. — Хотя не знаю, как бы к этому отнесся Мерлин. Аспекты безопасности могут быть немного сложными.
— Мы бы не стали открывать его под своими именами, тупица! — Она издала булькающий смешок. — Уверена, что мы могли бы придумать псевдонимы, которые сработали.
— И никто в Теллесберге нас не узнает, верно?
— Ну, может быть, два или три человека.
— Только двое или трое?
— Хорошо, я дам тебе дюжину. Даже две дюжины. Но если бы ты сбрил бороду, а я покрасила волосы?..
Она выгнула брови, глядя на него, и настала его очередь смеяться. Но прежде чем он успел ответить, в их наушниках раздался мягкий музыкальный звук.
Он помолчал, глядя на нее. Затем его губы сжались, когда он узнал идентификационное кольцо... и его приоритет.
— Принимаю, — сказал он маленькому компьютеру связи через мгновение, затем сделал паузу на секунду, пока цепь была разомкнута.
— Да, Нарман? — сказал он тогда.
— Мне неприятно беспокоить вас, — сказал Нарман, — особенно в сегодняшний день. Но мы с Совой только что просмотрели некоторые новые данные из Сиддар-Сити, и мы думаем, что у нас есть проблема.
ИЮНЬ, Год Божий 915
.I.
Здание консорциума канала Силкия и дворец протектора, город Сиддар, республика Сиддармарк
— Шан-вей — проклятые ублюдки!
— Гребаные воры!
— Сжечь их!
Шеренга городских стражников вокруг облицованного мрамором великолепного здания сомкнула свои защитные щиты, уперлась в них плечами и приготовилась, когда толпа нахлынула снова. Вырванные из мостовой булыжники, некоторые из них были размером с голову младенца, злобно летели по воздуху. Большинство из них ударились о прочно удерживаемые щиты, стражники пригнулись за ними и пошатнулись, но в конце концов они отскочили, не причинив вреда.
Несколько поразили более хрупкую добычу.
Стражникам выдали нагрудники и шлемы, когда они сегодня заступили на дежурство, но трое или четверо из них все равно упали, когда свистящие камни попали в их шлемы. Двое из них были рядом друг с другом, и в стене щитов открылась брешь, когда их сбило с ног.
— Надерите задницы ублюдкам! — крикнул крепко сложенный бородатый мужчина, на тунике которого был значок гильдии кораблестроителей. — Давайте, ребята!
Толпа торжествующе взвыла и обрушилась вперед, как море.
Большинству стражников удалось удержаться на ногах, нанося удары дубинками, которые им выдали. На восемь дюймов длиннее стандартных дубинок сиддарской городской стражи из железного дерева и утяжеленные десятью унциями свинца, они больше походили на цилиндрические булавы, чем на дубинки, и кости ломались, когда они попадали в свои цели. Никто из мужчин, державших эти дубинки, не был заинтересован в том, чтобы просто "обескуражить" бунтовщиков, потому что они очень хорошо представляли, что произойдет, если они упадут. Они сражались не только для поддержания общественного порядка или защиты здания. Они боролись за свои жизни и знали это.
Крики ярости превратились в крики боли, но не только у стражников были дубинки. Немало "спонтанных бунтовщиков" пришли подготовленными с отрезками двухдюймовых железных труб, последние три или четыре дюйма которых были залиты цементом членами гильдии сантехников, прежде чем они были запаяны. Один из этих "спонтанных бунтовщиков" прыгнул в образовавшуюся брешь и взмахнул своим оружием двумя руками, как бейсболист, замахивающийся на трибуны. Двадцатишестидюймовая труба ударила в затылок городского стражника, как молот, чуть ниже защитного края его шлема, и он рухнул бесформенной кучей, когда кость разлетелась под ударом.
Еще один бунтовщик пролез через щель через его труп. Этот замахнулся низко, а не высоко, ударив дубинкой по задней части колена второго стражника. Его цель упала; дубинка высоко поднялась, снова с хрустом опустилась; и разрыв внезапно стал на человека шире.
Скудный резерв стражников бросился вперед, размахивая дубинками и нанося удары со смертоносной, натренированной точностью, пытаясь остановить вторжение. Но их было слишком мало, а их товарищи по обе стороны пролома в стене щитов пали слишком быстро.
— Над ними! — проревел кто-то. — Переезжайте их, ребята!
Дым поднимался по меньшей мере в дюжине мест в толпе, когда свечи Шан-вей царапались о кирпичную кладку, вспыхивали сернистой жизнью и зажигали пропитанные маслом тряпичные фитили. Мгновение спустя еще несколько человек, на туниках которых были значки полудюжины городских гильдий, швырнули свои наполненные маслом зажигательные бомбы. Стеклянные и глиняные сосуды разбились, ударившись о землю, или щиты... или стражников за этими щитами. Люди закричали от боли, когда пламя охватило их, и упрямая линия начала рушиться.
— Итак, мальчики! Сейчас же!
Новый рев ярости поднялся, когда толпа почувствовала победу. Людям, которые, возможно, предпочли бы не попадать в зону досягаемости дубинок стражников, не оставили выбора, поскольку давление сзади гнало их вперед. На каждого стражника приходилось по меньшей мере по три бунтовщика, и бунтовщиков было тысяча, а стражников — менее двухсот, и никто в страже не предвидел масштабов безумия. Никто не выдавал огнестрельного оружия, а труба, начиненная цементом, была столь же смертоносна, как и любая полицейская дубинка.
Стена из щитов раскололась в дюжине мест, и стражники, которым было поручено защищать здание, внезапно обнаружили, что отчаянно сражаются, чтобы защитить раненых и павших товарищей... или самих себя.
