Прогрессоры - страница 105

Настоящими любителями оказались Роланд Базен и его супруга Патриция, а чуть позже к ним присоединились приятель Роланда Оливье Жонсьер и три старшие девочки — Сабина Вилар, Эва д`Вилье и Флоренс Дюбуа. То, что началось как мода подражание вождям, вскоре переросло в некий ритуал, объединяющий старших и посвященных в особые тайны. Лишь одной персоны не хватало в этом 'клубе' из числа учеников и учениц самого старшего класса — Марины Жебровской; но ее никто и не звал, недолюбливая за снобизм и отчуждение от коллектива, а сама она избегала подобных забав, предпочитая посещать баню как все. Никакого, упаси Боже, группового секса, обмена партнерами и прочих сексуальных игр на таких банных посиделках не практиковалось; просто люди культурно отдыхали, вписавшись в общество, совсем не стесняющееся наготы.

Тем временем впереди маячило еще одно праздничное событие, которого ждали с нетерпением. Уже к девятому октября бригада Лизы под самую крышу подняла наружные стены Большого Дома, к шестнадцатому октября были закончены, оштукатурены и побелены внутренние перегородки, проложена электрическая проводка, а к двадцатому числу в доме полностью установили щиты, патроны, выключатели и прочие электроприборы.

В священном деле ублажения Духа Молнии шаману Петровичу, помимо Валеры, оказали помощь три юноши-француза — Роланд Базен, Оливье Жонсьер и Жермен д`Готье, причем последний, несмотря на свою молодость, оказался прирожденным электротехником. Первая загоревшаяся в Большом Доме лампочка ознаменовала победу света над тьмой, и по этому поводу все три добровольных помощника за ужином были произведены в действительные члены племени. Наблюдая за церемонией посвящения, юная супруга Роланда Патриция испытывала невероятную гордость за своего мужа; она просто светилась от счастья, радуясь тому, что ее супруг так быстро оправдал кредит, выданный ему вождями племени. Рады были и два остальных парня — теперь по закону племени огня они могли брать себе жен и заводить семьи, ибо только так тут можно повысить свой социальный статус.

Но присутствовал там и такой человек, который наблюдал за счастливчиками с чувством зависти и негодования. И это была отнюдь на мадмуазель Люси, которая скорбела над своей жизнью в дальнем уголке, почти не обращая внимания ни на слова Сергея Петровича, ни на перевод Ольги. Страдала Марина Жебровская. Пока другие росли в статусе, она по-прежнему ходила в ранге кухонной помощницы Марины Витальевны, которая все время распекала ее за лень и неаккуратность.

После завершения внутренних работ Сергей Петрович распорядился перетаскать в подвал из временных хранилищ имеющиеся в племени запасы картошки, грибов, ягод и иных продуктов, за исключением мяса; а также растопить уже просохшие к тому времени очаги. И теперь горящий в них огонь усердно сушил своим жаром основное жилье племени, создавая внутри удушливо влажную атмосферу; однако любой желающий мог зайти и убедиться, что еще немного — и их ждет комфорт, мало чем уступающий таковому в их времени. Отдельные комнаты с дверьми, запирающимися на шпингалеты, свежеоструганные деревянные полы, застекленные окна в коридорах, вставленные в настоящие деревянные рамы, пусть грубая, но мебель, столы и табуретки в комнатах, светодиодные электрические лампы, дающие яркий теплый, чуть желтоватый свет. И самое главное — внутри этого Большого Дома царили тепло и уют, а удушливая влажность обещала в скором времени окончательно исчезнуть, как только просохнут стены и перегородки.

Но особо впечатлились отнюдь не французы (которым было с чем сравнивать), а местные Лани и полуафриканки. Им новое жилище казалось чем-то вроде райских чертогов, причем эти чертоги выросли из самых обычных материалов старанием их же собственных рук. Вот где настоящее чудо из чудес, а вовсе не блестящие дверные ручки и шпингалеты. Придет время, и Сергей Петрович научит их делать и не такие красивые вещи. Не может не научить.

Если внутри Большого Дома ощущалась жара и сырость, то снаружи властвовала промозглая осень, с ее холодными нудными дождями. Температура воздуха колебалась от нуля градусов ночью до плюс восьми днем, при этом имея тенденцию к понижению, и ночной дождь уже не раз оборачивался мокрым снегом. В связи с этим Сергей Петрович распорядился, чтобы пристроенный к одной из четырех дверей Большого Дома большой навес для лошади и ее жеребенка, обшили внахлест двойным слоем горбыля и превращен в конюшню-псарню-птичник и гараж одновременно. Единственное исключение планировалось сделать для кошек, которым пребывание в доме, а особенно в его подвале, разрешалось в любое время суток. Подходило к концу и строительство теплицы, порученное французам — по крайне мере, печь в ней топилась и несколько девочек уже готовили рассаду к высадке.

Пройдет всего несколько дней и племя Огня окончательно переберется на зимние квартиры, вслед за береговым лагерем, забросив еще и промзону, теперь предназначенную только для производственной деятельности. И это будет еще один этап в его жизни.

o050279, Thanai, wlad.knizhnik и 17 других изволили поблагодарить

Поблагодарить

Руссобалтъ: Михайловский Александр

Имя или Цитата

Жалоба

#13 Михайловский Александр

Ведущий аналитик

Пользователи

Cообщений: 8 361

Поблагодарили: 44 739

Ташкент

Пол:Мужчина

Интересы:Политика, литература

Отправлено 21 мая 2017 — 13:20:02

Популярное сообщение!

Тогда же и там же. Люси д`Аркур — бывший педагог и пока еще убежденная радикальная феминистка

То ли у меня депрессия, то ли я начинаю привыкать к этой жизни — но чувства мои будто притупились; все, что происходит, мой разум воспринимает словно через призму некоторой отстраненности. Я словно наблюдаю за собой со стороны, смотрю странный фильм о себе. Так мне легче. Так я, по крайней мере, не скачусь к настоящему безумию.

И еще я заметила за собой одну странную тенденцию — я стала много фантазировать. Странно это потому, что я всегда была реалисткой, и в любой ситуации смело смотрела в лицо обстоятельствам. Хотя нет, не всегда... Но это было давно, еще до того, как я стала приверженкой идей гендерного равенства. Так вот. Когда мне становилось невмоготу на этой тяжелой, грязной работе, когда немели руки и ныла спина, а слезы отчаяния готовы были брызнуть из глаз — я утешала себя тем, что раньше бы с насмешкой назвала 'нелепыми фантазиями'. Когда-то мне доводилось слышать об одном агентстве, что организует необычные туры для богатых — например, провести неделю в качестве простого матроса на корабле, или там что-то в этом роде. Это давало необычные впечатления и хорошую встряску изнеженным организмам богачей. И у агентства не было отбоя от клиентов. Я же воображала, что, будучи наследницей Ротшильдов, пресытившись богатой жизнью, тоже купила подобный тур, и вот теперь я — чернорабочая на стройке. Деньги заплачены — значит, надо пройти этот путь до конца.

Да, стыдно признаться, но эти фантазии мне помогали, хотя и на время. Я так вживалась в роль, что порой даже невольная улыбка появлялась на моем лице. Днем, когда приходилось контактировать с другими людьми, мне почти удавалось убедить себя, что все это не по-настоящему. Ведь я с горечью замечала в их взглядах и словах, обращенных ко мне, плохо скрываемое презрение... Я понимала, что являюсь лишним элементом в этом сообществе. Я не вписывалась в уклад их жизни. Меня терзало чувство одиночества, хотя никому бы я не призналась в этом. Это давно забытое чувство делало меня несчастной и беспомощной. Но, стиснув зубы, я не подавала виду, как мне плохо. Еще меня мучил страх. Особенно сильны были его приступы вечером, перед сном. Я вспоминала убийство мальчика. И с новой силой приходило осознание того, насколько безнадежно мое положение. Каждый раз, мысленно возвращаясь к тому моменту, я убеждалась, что вожди Племени не потерпят никакого отклонения от установленных ими суровых правил. Нет, я совсем не испытывала жалости к лощеному и циничному подонку Николя; более того, предполагала, что рано или поздно с ним могут возникнуть проблемы. Он, конечно же, сам провинился, и при этом вовремя не понял, что шутки с этими русскими плохи. Но все во мне протестует при мысли о том, КАК он поплатился за свою оплошность. Именно оплошность — я не думаю, что он мог бы убить кого-то по-настоящему, хоть и угрожал ножом. Но никто не попытался даже поговорить с ним, убедить бросить оружие... Возможно, на мальчика так подействовал стресс, что он повел себя столь неадекватно. А ведь с каждым может случиться что-то подобное. Эти русские — другое дело; они готовились к побегу сюда заблаговременно, это было их осознанное решение. А мы? Так внезапно вырванные из привычной среды, мы испытываем огромную психологическую нагрузку, и адаптация все еще продолжается. Шутка ли — попасть в каменный век и узнать, что обратного билета нет... Но кто будет с нами считаться — не эти же толстокожие русские... Поэтому мне страшно. Страшно от мысли — а что, если я вдруг по незнанию совершу то, что не положено? Меня тоже в этом случае убьют?

А умирать мне совсем не хотелось. Глупо было бы умереть вот так — по нелепой случайности, не совершив ничего полезного, без всякого смысла, зная, что никто особо не будет по мне грустить. Однако и жить дальше в состоянии полной прострации, испытывая лишь уныние и сожаление, не казалось мне достойной перспективой. Мне требовалось снова найти точку опоры. Проблема заключалась в том, что со мной никто не общался. И если там, в нашей прошлой жизни, я не особо стремилась сходиться с людьми, то тут я ощущала настоятельную потребность иметь рядом человека, с которым можно просто поговорить. Ведь тут не было книг и интернета — только живые люди. Но им до меня не было никакого дела. Стало быть, мне нужно выкарабкиваться самой. Но как это сделать — я не имела ни малейшего представления. Но я решила, что ни за что не буду пустым местом.

Что еще примечательно — мне стали сниться странные сны. Они были всегда почти одинаковыми, лишь с небольшими вариациями. Я видела свое детство. Я была маленькой девочкой, прижимающей к груди любимого медвежонка Тедди; я лежала в темной комнате, слушая, как за стеной негромко переговариваются родители. Мерно тикали старинные настенные часы, колыхались занавески на окне, и голоса родителей становились все громче и раздраженнее. Вместе с этим тревога росла в моем сердце; вот она уже перестала в нем помещаться — она вырвалась и заполнила собой всю комнату, материализовавшись в злобное чудовище, которое тяжело дышало, наклонившись надо мной. Я все сильней прижимала к себе медвежонка, шепча ему 'Не бойся...' и крепко зажмуривалась. И вот — я чувствую, как сильные ласковые руки взяли меня и понесли; и я ощутила легкость, и мой страх отступил. Открыв глаза, я увидела, что лечу над весенней, залитой солнцем землей. Леса, реки и озера проплывали надо мной — и я ощущала радость и ликование. Мои руки по-прежнему прижимали к груди медвежонка. Хорошо было лететь вот так, на чьих-то невидимых теплых руках. Но вдруг руки отпустили меня. Я падала, охваченная смертельным ужасом. Падала в пропасть. Пропасть дышала холодом и клубилась зловещим туманом. Мое падение замедлилось, и я увидела внизу необъятный первобытный лес, и среди него — яркое бело-голубое пятно. Внезапно я поняла, что это наш раскуроченный автобус, который возил нас в первомайскую поездку — и вспомнила все, что произошло. Осознание ужаса и безнадеги захлестнуло меня холодной волной. Но странно — я все еще была маленькой девочкой, и мой медвежонок доверчиво прижимался ко мне своим мохнатым тельцем...

В этих снах я никогда не касалась ногами земли, просыпаясь за долю секунды до этого момента, с бьющимся сердцем и пересохшими губами. Я со стыдом узнала, что кричала во сне, об этом мне сообщила Ольга, назидательно порекомендовав спать на правом боку.

Но, на каком бы боку я ни укладывалась, странные сны продолжали мучить меня. После этого я просыпалась с чувством тревоги и потребностью срочно что-то делать — но что именно — я, увы, не знала. Я никогда не относилась к приверженцам всякого рода мистики, однако замечала, что иногда сны дают какую-то подсказку — так работает подсознание. Но где я тут найду психоаналитика, который расшифрует мой сон? Наверняка эти примитивные русские даже не слыхивали о такой вещи, как психоанализ.

Поэтому я старалась справиться с этим сама. А поскольку днем обычно заняты были только мои руки, свободной головой я могла думать сколько угодно. Уж думать мне никто здесь не запретит.

Однако мои мысли все время убегали в неожиданную сторону. Почему-то больше думалось о практических делах — в основном о ненавистной теплице, которую нам приходилось строить по распоряжению вождя Петровича. Я с удивление обнаружила, что меня волнует, насколько она будет прочна, вместима, какие посадки лучше всего в ней сделать и как их расположить. И если поначалу меня преследовали апатия и раздражение, то теперь я стала интересоваться происходящим. Это могло означать только одно — самый тяжелый момент адаптации минул, и я начинаю привыкать. Очень ярко вспомнилась моя бабушка, которая частенько, вздыхая, повторяла: 'Ко всему человек привыкает...' Уж не помню, к чему она это говорила (наверняка ей не приходилось таскать стройматериалы), но она была абсолютно права. По крайней мере, могу сказать точно, что я привыкла к бане. Конечно, с ее первым посещением у меня связаны не слишком приятные воспоминания, но зато я обнаружила, что после принятия всех положенных у русских банных процедур по телу разливается приятная нега и улучшается самочувствие — и это явилось весьма приятным бонусом.

Кстати, я стала делать большие успехи в изучении русского языка. Языки вообще легко мне давались — я, помимо родного французского, вполне свободно владела английским и испанским. Всего месяц, как мы здесь — а я уже в состоянии понимать шестьдесят процентов русской речи (с разговорной речью, правда, дела обстоят не столь блестяще — мне плохо дается славянское произношение, но это пока что и не требуется). Когда я отвечаю урок Ольге, она смотрит на меня с таким плохо скрываемым удивлением, словно предполагает, будто я владею каким-то секретным способом изучать другой язык. По крайней мере, у нее нет ко мне замечаний — и это избавляет меня от лишнего унижения. Ну а вообще способ у меня, конечно, есть, и он очень прост. Я всегда использую его, чему бы ни училась. Нужно просто сказать себе: 'НАДО!' — и не отступать. Вот я и не отступаю. Я выживу даже здесь и назло всем добьюсь успеха.

o050279, Thanai, wlad.knizhnik и 18 других изволили поблагодарить