Глянула на меня. Вздохнула.
— Аки, нельзя быть готовым к потерям. Невозможно спасти всех. Рано или поздно уйдет дядя, я покину тебя и отправлюсь в чистый мир. Поверь мне, я мечтаю чтобы все твои знакомые, друзья и та, кого ты выберешь спутницей жизни, шли с тобой по пути ниндзя до конца... Но ты должен быть готов к потерям, сынок. Мы ниндзя, Шинигами всегда будет стоять у нас за плечом. Все что мы можем — сражаться за свою жизнь, жизни своей семьи и друзей, и за наш дом.
Мама перевела дух:
— Не пытайся забыть их, не пытайся похоронить боль, не сторонись новых связей, из-за боязни потерь. Просто живи, Аки. Живи, а не существуй.
Мы молчали.
— Знаешь, сынок. Расскажи мне о них.
Я понимал, что мама не просто так сразу с пробуждения окружила меня вниманием. Разум быстро нашел ответы на вопросы, которые меня совершенно не интересовали.
Достаточно было только ощутить заботу о себе, материнскую любовь. Я непроизвольно разжал тиски, которыми до этого сдерживал свое сердце.
Медленно, слово за слово, я поведал маме обо всех своих приключениях в Танзаки. Как встретил худющего пацана, как решил поделиться с ним деньгами, как был удивлен, что то выполнил работу. О встрече с Цин-Цин и забавной, постоянно улыбающейся, маленькой Юзу.
С каждым словом я выпускал из себя горечь, оставалась лишь грусть и стыд.
Не знаю, может быть, я был под эффектом, но пока не рассказал обо всем не смог замолчать.
Мама смеялась, охала и грустила.
После рассказа стало легче. Словно избавившись от наваждения, я, наконец, смог мыслить связно.
Мозг, до этого сдерживаемый, заработал на всю катушку. Ворох мыслей пролетел через сознание, я подметил множество деталей, заставивших насторожиться — длинные волосы, будто я их не стриг очень долго, отросшие ногти.
— Мама, сколько времени я лечился? Где Юзу? Можешь её привести? — один за другим задал я вопросы.
Она отвела взгляд в сторону:
— Сынок, ты был в коме два месяца, — ошарашила меня мать, а затем добила.
— Тебе пока не стоит встречаться с девочкой. Нет, не думай, что это из-за тебя. Дело в ней, — серьезным голосом поясняла мама:
— Этот ребенок пережил слишком многое. В таком юном возрасте даже дитя с развитой СЦЧ рискует получить душевную травму, а она ведь обычная девочка не старше пяти лет! Я понимаю, тобой движет порыв, но не поддавайся ему. Своими необдуманными действиями ты можешь навредить ребенку. Поверь человеку, которому приходилось работать с детьми, имеющими ментальные отклонения. Восстановись, возьми свои эмоции в узду и только тогда посети её. Никаких лишних чувств, никакой жалости ни по отношению к ней, ни по отношению к себе в её присутствии. Ты должен быть уверен в себе, она должна ощутить эту уверенность. Ни намека на слабость! — инструктировала меня мама. Подняла пальчик вверх:
— Но прежде всего, реши, стоит ли оно того. Вы друг другу всегда будете напоминать о произошедших событиях. Твоя забота поможет девочке восстановиться, я уверена. Кто как не мой Аки сможет ей помочь? Но в благодарность ты можешь получить упрек. Нужно ли оно тебе, или лучше оставить лечение самому квалифицированному ментальному лекарю мира — времени?
— Тут даже думать нечего. Она сейчас совсем одна в чужой деревне, среди чужих людей. Я обязан...
Мать прервала меня:
— Вопрос не в том обязан ты или нет! Хочешь ли ты? Вот в чем вопрос!
Опешив от выкрика мамы, как на духу отвечаю:
— Я... Я хочу позаботиться о ней.
И это чистая, правда.
Ответом мне стала добрая улыбка:
— Ох, Аки, ты такой же, каким был тогда. Все тот же мальчик, который помог старой развалине, вроде меня, пережить гибель любимого. Тот, кто дает старому пердуну сил жить дальше. Когда все вокруг терзают себя болью и жалеют, мой Аки скрывает свою за заботой о других, — меня обняли и погладили по отросшим волосам.
" Ты ошибаешься мама... я просто эгоист".
Вдруг навалилась сонливость. Захотелось лечь, и окунутся в бессознательное.
Мой зевок был замечен мамой, она с силой надавила мне на грудь, уложив тем самым мое ослабшее тело на кровать. Пожелала спокойной ночи. Глаза сомкнулись. Все исчезло, меня обняла добрая тьма сна.
Кумагаи Хотеру
Рыжая женщина некоторое время с любовью смотрела на спящего сына. Такой спокойны, и такой грустный.
— Мой маленький герой, — прошептала она.
В палату зашел дряхлый старик с уродливой козлиной бородкой.
— Неплохо, совсем неплохо Хотеру-чан. Ты делаешь успехи, — усмехнулся в бороду старик.
— Это мой сын. Разумеется, я знаю, какие слова нужно сказать, чтобы он раскрылся, — повернулась к старику женщина. Кивнула на дверь.
Два человека, давно уже ставшие друг другу семьей, вышли из палаты. Старик активировал комплекс печатей, создающий нужный эмоциональный фон.
— И все же с Аки сложно работать. Его... особенность... помешала ментальному лечению, — прокряхтел старик.
— Мой сын сильнее, чем вы думаете, дядя. Даже при неудачном срабатывании дзюцу, он сможет пережить потерю подопечных. Пережил же смерть отца. Дайте ему о ком заботиться, и вскоре травма затянется, — пожала плечами женщина. Как-то резко стрельнула взглядом в Кайоши:
— Девочка должны выжить. Ради моего сына, она должна жить. Вам ясно?
— Кхм. Ты стала очень властной последнее время, Хотеру-чан. Кстати, когда расскажешь Аки о своем кавалере? — хитро улыбнулся старый ирьенин.
Женщина подавилась словом, её глазки забегали, ладони взмокли:
— Я... я не понимаю о чем вы, дядя! — вспыхнула, будто ей уже не тридцать с небольшим, а тринадцать лет, Хотеру.
Ответом ей был каркающий злодейский смех хитреца. От этого смеха женщине стало не по себе.
— Все же, не просто так Сенджу Цунаде переехала к тебе жить с детьми. А еще многие слышали, какими словами эта женщина покрывала беднягу Дана, — усмехнулся в бороду Кайоши.
— Цунаде просто переехала ко мне пожить. Они поссорились... и... и... — отчаянно придумывала, как ответить Хотеру. Что-то вспомнив резко изменила тему:
— Кайоши-сан, вы лучше скажите, почему вас вновь видели в магазине саке?!
Так переругиваясь, двое добрались до кабинета Кайоши.
— Хм, ладно. Обещаю больше не употреблять алкоголь, — с честным лицом солгал ирьенин.
Хотеру сделала вид что поверила.
— Значит так, общее состояние у Аки стабильное. Все физические и энергетические травмы зажили, — Кайоши еще раз взглянул на данные полученные от печатей в палате:
— Подержу его пару дней, и может бежать домой. Интересно, что он подумает, увидев троих новых жильцов? Не красней так, Хотеру-чан, а то мне становится стыдно. Кхе. Тренировки может начинать, но на миссии пока его отпускать нельзя. По крайне мере нужно пару месяцев реабилитации. Кстати, особую тренировку можно проводить, я бы сказал даже нужно. Когда ты планируешь свести Аки с кандидатками?
Хотеру, налив себе и старику чаю, ответила:
— Сразу после получения джонина D ранга. Я все еще надеюсь, что он сам найдет с кем и когда.
— Мда. Как обычно надеешься на чудо. Я бы посоветовал пару кандидаток, — глаза старика похотливо блеснули.
— Нет, спасибо. У меня есть пара знакомых девушек, готовых подработать таким образом, — тут же отклонила предложение Кайоши, мама Аки.
Старик сделал вид, что расстроился.
Некоторое время они еще обсуждали лечение Аки, а затем, ближе к обеду, Хотеру засобиралась уходить. Как бы ей не хотелось подольше побыть с сыном, у неё были обязанности перед учениками.
Вечером она вновь проведает сына, а пока работа не ждет!
Кумагаи Аки
В больнице меня держали еще несколько дней. Пару раз в гости заходил сенсей и Анзу, забегала Кушина, с Минато под ручку. Принесла фрукты и собранные в икебану цветы Учиха Микото, Учиха Фугаку степенно пожелал мне выздоровления. Торио частенько захаживал. Толком мы с ним не общались, парень был уставший после постоянных тренировок и клановых миссий.
А еще эти треклятые медсестры. У меня скоро будет на них фобия! Дьяволицы в белых халатах окружили ненужным вниманием, охали, ахали, а одна дородная особа очень уж полюбила наблюдать за моим сном. Не очень приятно просыпаться и первое за день видеть вымя, рвущееся из костюма этой женщины!
За эти дни я много думал о себе, о своем "прошлом" и о будущем. Периодически накатывала грусть.
Не желая утопать в жалости к себе, я с усердием принялся дорабатывать образы придуманных дзюцу. На удивление работа шла легко. А ведь перед миссией образы были расплывчаты, идеи как добиться желаемого возникали с трудом. Но стоило поработать в поле, набраться впечатлений и опыта, как буквально за пару дней я таки разработал образы для обоих ниндзюцу, вот только радости было не очень много.
Возможно причина в том, что я разочаровался в пути ниндзюцу. Столько упорного труда, оттачивания дзюцу, разработок нужных стратегий и планов, и все это оказалось бесполезно перед суровой действительностью — без поддержки товарищей или предварительной подготовки места боя, мне не справится одними лишь техниками и умом. Есть ли вообще у мастера ниндзюцу шанс стать независимым от командной работы ниндзя? Раньше я считал, что при огромном запасе чакры, все недостатки пути нин сойдут на нет. У меня уже сейчас запас сравнимый с запасом чакры сильного Учиха! Умения контроля позволяют тратить на известные ниндзюцу (кроме Киссэна) минимум чакры, а плотная личная чакра позволяет добиться большей мощности техник! И что? Все это бесполезно в сверхбыстром бою.
Вопросы о правильности выбранного пути терзали душу, и в день выписки я задал их Учителю.
— Накрутил ты себя, конечно изрядно, — хмыкнул какой-то весь помятый и уставший Дан-сенсей.
Разговор происходил в саду, подле больницы. Было пасмурно, моросил слабый дождик. Порой слабые порывы ветра проносили мимо опавшую листву и небольшой мусор.
Мы сидели на скамейке возле старого, клонившегося к земле, дерева. Совсем рядом находилась детская площадка, но общее её запустение намекало, что дети на ней редко играют.
— Понимаете, учитель, я потерял уверенность в своих силах... — объяснял я, но взмахом руки Дан-сенсей остановил мою речь.
Долго он хранил молчание, смотря при этом на низкие дождевые облака.
— Аки-кун, дело не в ниндзюцу, твоя проблема сейчас лежит в иной плоскости. Скажи мне, ученик, ты не замечал за собой странностей? — перевел на меня серьезный взгляд сенсей:
— Раньше ведь ты не сомневался в своем пути ниндзя, так что же изменилось? Не отвечай, это был риторический вопрос, на который ты при всем желании не сможешь дать ответ. Думаю, ты считаешь себя бесчувственным, называешь эгоистом и сетуешь на отсутствие реакции на потерю ставших тебе близкими людей. Я прав? — ошарашил меня учитель. Видя мою реакцию, Дан-сенсей улыбнулся своей коронной доброй улыбкой.
— Не нужно так удивляться, Аки-кун. Кому, как не Учителю знать об ученике то, что он и сам не подозревает?
— Видишь ли, в чем дело, ученик, ты получил ментальную травму.
— Ментальную травму? В смысле психологическую? — бормочу удивленно.
Он качает головой в отрицании.
— Ты ведь знаешь правила работы в поле? Одно из них звучит — "Не стройте привязанность во время миссии". Ответь, почему?
Ответ был на поверхности, но все же задумался. Не может быть так все просто. Это правило как-то связано с ментальной травмой?
Видя мои размышления, учитель кивнул своим мыслям:
— Ты правильно делаешь, что ищешь скрытый смысл. Не каждый ниндзя на такое способен, — неожиданная похвала сбила с мысли.
Было приятно. Однако странно, раньше он никогда не хвалил меня по пустякам.
— Предположу, — осторожно высказываю свою мысль. — Дело не только в том, что привязанности могут помешать ниндзя принять верное решение — например, бросить друга ради спасения заказчика... — в горле встал ком. Стараясь скрыть заминку, чуть повышаю голос:
— Возможно, это правило больше нужно для сохранения психического состояния добросовестного ниндзя, нежели ради снижения рисков провала задания.
Учитель приглаживает мокрые от дождя волосы и глубоко вздыхает:
— Ты прав. Чтобы не говорили некоторые политики Конохи, правила составленные Вторым Хокаге предназначены для сохранения жизни и здоровья именно ниндзя Конохи. В том числе и ментального здоровья. Аки, ментальные травмы коварны. Они — следствие урона личности и энергетике мозга, который ниндзя нанесла собственная духовная энергия. Страдание разума ведут к страданиям души, это фраза особенно актуальна для ниндзя. Когда как обычный крестьянин через пару лет забудет трагедию, ниндзя будет переживать её вновь и вновь. Это переживание имеет разные формы, например многие потерявшие учеников навсегда забрасывают стезю наставничества, и это самый мягкий вариант. Иногда метальные травмы приводят к ужасным последствиям, вплоть до самоубийства!
Дан-сенсей перевел дух.
— В тебе сейчас говорит не твой разум, а твоя инь, через подсознание. Если не вылечить травму, то вполне может даже измениться твоя личность! Все очень серьезно, ученик! Ты уже стал меняться. Скажи, стал бы ты раньше так холодно относится к своим друзьям? Нет, ты бы достал их расспросами, старался бы окружить их вниманием!
Сказать, что я испугался, ничего не сказать. Самая страшная вещь для меня из возможных, это не смерть, а потеря себя, своей личности. Того, что делает меня собой!
— Успокойся, все пока не так страшно, — успокаивающе похлопал меня по плечу Дан-сенсей:
— Хоть ментальные травмы и коварны, но если их вовремя диагностировать, то с лечением проблем никаких не будет. Пойдем, после получения тобой награды за миссию, начнем лечение.
Словно зомби я встал с мокрой скамьи и поплелся за учителем. Мысли путались в голове. Эмоции то разгорались, то резко пропадали. В голове был хаос.
* * *
Дождь как-то резко прекратился, ушли облака, и с неба дружелюбное светило весело сияло всему миру.
Мы с учителем стояли возле каменного монумента и молча отдавали дань памяти погибшим героям.
В этом месте лишнем тревог внешнего мира хотелось просто молчать и наслаждаться спокойствием и безмятежностью.
— Смерть приходит неожиданно, — шепот учителя казался лишним, ненужным и чуждым в столь тихом месте.
— Неважно сильнейший ли ты Джонин поколения, или простой юный генин — шинигами в любой момент может забрать твою жизнь в чистый мир. Такова природа вещей. Это грустно, но так оно есть, было и будет. Смерть приходит и забирает лучших, худших, невинных и падших. Но является ли смерть злом? Мы, ниндзя, всю нашу жизнь бродим под руку с шинигами, можно сказать, что мы с этим стариком лучшие друзья, — улыбка коснулась лица учителя:
— Аки, все когда-нибудь умрут. Важно то, что мы оставляем после себя. Память о нас, вот что важно. Знаешь, когда придет мое время отправится в чистый мир, я не буду грустить или боятся, возможно, мне будет обидно погибать по той или иной причине, но страха не будет. А знаешь почему? — он повернулся ко мне. В глазах учителя сверкал странный блеск, по выражению его лица было невозможно понять, о чем он думает.
