— Что? — навострил уши подросток.
— Вся его строгость и требовательность по отношению ко мне, была для того, чтобы я стал лучше. Он осознавал, что рано или поздно его не станет, поэтому торопился передать мне все свои знания. Отправил меня в престижную школу. Давал мне возможность обучиться всему, что, как он думал, может пригодиться в жизни. Он и раньше был не очень общительным, а после смерти моей матушки стал еще более угрюмым и молчаливым. И требовательным. Отец не умел выражать свои чувства ко мне обычным способом и поэтому выражал их по-своему. Давал возможность подготовиться к жизни и тому, что меня ждет на пути вперед.
Повернувшись к Эдриану, Арманд слегка улыбнулся.
— Как я уже говорил, раньше я ненавидел отца. Но сейчас, оглядываясь назад, я понимаю, что он любил меня. И именно поэтому был так строг со мной.
— То есть, — помолчав, начал Агрест. — Вы хотите сказать, что мой отец, держа меня взаперти, выражал так свою любовь ко мне?
— Именно. — кивнул мужчина. — Видимо он слишком боялся потерять тебя, так же как твою маму, поэтому и не выпускал никуда. А нагружает тебя занятиями, чтобы ты был готов к любой жизненной ситуации.
— Тогда почему он отпустил меня в школу? И к друзьям вчера?
— Возможно, он понял, что ты достаточно вырос, чтобы покидать родительское гнездо. А еще, это мог быть его знак доверия тебе. Учитывая безумие, происходящее в городе последние пару месяцев, его доверие к тебе велико. Очень.
— Вот как. — сказал парень, задумчиво разглядывая свои колени. Вскоре он улыбнулся. — Вы правы, месье Д'Аржанкур. Пусть отец и не показывает этого, он все же любит меня.
— Никогда не сомневайся в этом. — одобрительно кивнул Арманд.
— Не буду. — твердо сказал Эдриан.
Учитель и ученик откинулись на спинку скамейки, отдыхая и думая каждый о своем. Через какое-то время, мужчина хлопнул себя по коленям и встал.
— Что ж, думаю сегодняшнее занятие можно заканчивать.
— Да. — Агрест, слегка пошатнувшись, тоже поднялся. — До свидания, месье Д'Аржанкур.
— До свидания, Эдриан.
Глядя вслед подростку, ковыляющему в сторону раздевалки, Арманд помрачнел. Совесть колола сердце не хуже рапиры. Использовать своего ученика в собственных целях, он считал довольно подлым поступком, тем более без его ведома.
Когда-то давно, этим городом правил предок Арманда Д'Аржанкура. Его называли Темный Рыцарь. Он был не самым лучшим человеком, но при нем в городе царил порядок и железная дисциплина. Жители города хоть и жили с опаской, но все же ни в чем не нуждались и могли не опасаться ни воров ни разбойников. Вся преступность в городе и его окрестностях была искоренена быстро, жестоко и кроваво. Первые годы правления Темного Рыцаря, городская стража и войска бегали как угорелые, ища преступников, а палач чуть ли не падал от усталости, рубя головы самым отъявленным мерзавцам. Те чьи преступления были не особо серьезными, отправлялись в шахты, лесоповал и другие тяжелые и опасные места, где искупали свои грехи перед народом. Горожане опасались своего правителя, но при этом почти ни в чем не нуждались. Каждый, кто был способен работать, обеспечивался работой, иногда и принудительно, с соответствующей платой. Бездомные были заселены в наспех построенные казармы и так же обеспечены работой. Пусть условия жизни и были не самыми комфортными, но все же это лучше, чем спать в подворотнях. Для сирот силами каторжников были построены детские дома, где их кормили, одевали и направляли учиться какому-нибудь ремеслу. В кузницу, в гончарную или столярную мастерскую и тому подобное. Хотя воспитатели, по приказу господина, больше всего агитировали за обучение воинской науке и вступление в ряды армии или стражи. И все сироты, достигнув нужного возраста, должны были идти работать, а часть денег сдавать в тот детский дом, где росли, отдавая тем самым часть долга перед государством и заодно обеспечивая других сирот дополнительными средствами. Улицы стали чище, жители стали носить более качественную одежду и сытнее питаться. Город процветал, находясь в ежовых рукавицах Темного Рыцаря.
Однако, именно из-за строгого режима и страха начали зарождаться ростки недовольства. Горожане, перестав беспокоиться о том, где достать кусок хлеба, начали думать о других вещах. Некоторым не нравилось, что их заставляют работать. И мало-помалу к ним стали прислушиваться. Когда недовольство достигло определенного уровня, в дело вступил один хитрый и влиятельный торговец. Он замечал тех, кто больше всего возмущался и подкупал некоторых из них, чтобы те продолжали разжигать неприязнь к правителю среди своих. Торгаш, благодаря своему положению, имел допуск к замку правителя и, покрутившись там, нашел недовольных среди дворян. Шантажи, подкуп и интриги, вот каким было его оружие. Незнакомый с этим всем Рыцарь слишком поздно заметил зреющий заговор и был застигнут врасплох.
Израненный и преданный всеми, он смог выбраться из города живым, благодаря немногим оставшимся верными гвардейцам. Скрывшись в других городах, он затаился и зализывал раны. Прошло три столетия, прежде чем его потомки смогли вернуться в Париж, без опасения за свою жизнь. Все это время в их семье, от отца к сыну переходила эта история. И все это время мужчины этого рода оттачивали и без того великолепное умение владения клинком.
Услышав эту историю от отца еще в подростковом возрасте, Арманд преисполнился негодованием. Сгоряча он даже хотел побежать учиться политике, чтобы стать мэром, хоть и не знал тогда, что это и с чего начинать, но отец его остановил. Сказал, что во все времена, тем более сейчас, политика была грязным делом. И что воин, влезший в нее, увязнет как в болоте, в лучшем случае умерев, а в худшем — став таким же как другие политиканы. Тогда Арманд поостыл и неохотно согласился с отцом. Повзрослев, он столкнулся с истинным положением вещей в городе. Коррупция, халатность, преступность, строящая из себя благородные рода или кланы и прочая грязь. Стиснув зубы, он закрыл на это глаза, убедив самого себя, что это не его дело и просто занимался обучением учеников в своей фехтовальной школе, при элитной школе "Франсуа Дюпон".
Терпение Арманда лопнуло, когда он узнал от директора, что школе "Франсуа Дюпон" собираются урезать финансирование без причины. Чиновника, затеявшего это, вскоре арестовали и посадили, но это случилось лишь потому, что дочь мэра училась именно в этой школе. В остальных же школах города, Д'Аржанкур специально узнавал, финансирование все же урезали. Немного, но факт налицо.
Тогда он и решил попробовать стать мэром. Возможно, ему стоило лучше подготовиться, тогда бы и шансов было больше, но когда Париж начали атаковать различные монстры, Арманд не выдержал и слишком рано начал действовать. По уму, следовало заработать побольше влияния и вступить в гонку на следующих выборах, но мастер-фехтовальщик очень любил свой город и опасался, что однажды монстры могут разрушить его. Тогда править будет нечем. И исправлять будет нечего. Поэтому он и начал действовать слишком рано, и теперь спешно пытался поднять свой рейтинг. До выборов оставалось совсем немного времени, а популярность Д'Аржанкура среди избирателей была гораздо ниже чем у действующего мэра. Один из друзей перед началом гонки посоветовал наращивать влияние, общаясь с известными людьми, но Арманд не имел особых знакомств, разве что учил детей, некоторые из которых имели богатых родителей. Можно было подобраться к нескольким известным людям через их детей, но как это делать он не знал. У него не было опыта интриг, выдающегося ораторского искусства или хитрости и изворотливости. Возможно, он был слишком честным и прямым, чтобы быть политиком.
Разговор с юным Агрестом около недели назад дал ему возможность исполнить часть плана. Но обращаться через него за помощью к Габриэлю Агресту, Арманд не планировал. Нет, у него появилась тогда другая идея. С тех пор, как стало известно, что Эдриан Агрест — один из самых востребованных моделей Парижа и сын известного дизайнера обучается в его школе фехтования, количество учеников удвоилось. А если все узнают, что мастер устраивает для него дополнительные занятия и сделал чуть ли не личным учеником, то рейтинг Д'Аржанкура, с высокой вероятностью, скакнет вверх. В основном, за счет фанатов Эдриана. Так он тогда думал.
Не прошло и трех дней, как многим это стало известно. И спасибо за это стоит сказать надоедливым папарацци, что регулярно пытаются следить за одним из претендентов на пост мэра. План сработал, и Арманду стоило бы радоваться, но его, вполне ожидаемо для него, начала мучить совесть. Ведь он втемную использовал славу своего ученика, чтобы подняться. Возможно, для кого-то и было нормальным, использовать других, для достижения своих целей, для политиков, например, но самому Арманду это было в новинку. И после этого он ощущал себя подлецом.
Чтобы хоть как-то примирить себя со своей совестью, Д'Аржанкур решил как следует обучить юношу. Передать ему как можно больше знаний об искусстве владения клинком, благо талант у парня был и немалый. Семейных секретов, конечно, не передаст, но превосходным фехтовальщиком он его сделает обязательно. На первом же занятии мастер показательно избил Эдриана в тренировочном поединке не сходя с места, что было не очень-то легко, ведь в фехтовании уделяется много внимания работе ногами. Это было сделано для того, чтобы парень понял, что его нынешние умения это лишь начало и что можно добиться куда большего. На второй день он показал некоторые связки, стойки и движения, которых нет в спортивном фехтовании, так как они предназначены для более тяжелых клинков, пусть и подходят для рапир. На третий день они вновь провели несколько поединков, и после каждого Арманд объяснял, где ученик ошибся. Остальные дни проходили почти так же, если не считать конец сегодняшнего занятия. Эдриан старался изо всех сил, как будто что-то гнало его вперед. Приходилось даже тормозить его время от времени, чтобы он не покалечил сам себя. Благодаря своей мотивации, не известной Д'Аржанкуру, а также немалому таланту, юный Агрест рос в навыках с огромной скоростью. И это было еще одной причиной, обучать его как следует. Такой талант нельзя зарывать в землю.
Вздохнув, Арманд собрал инвентарь, запер его в соответствующей комнате и направился в душ. После чего ему предстояло отправиться в свой избирательный штаб, где его добровольные помощники из числа бывших учеников и немногочисленных друзей делали все, чтобы поднять его рейтинг другими доступными способами.
* * *
Пьер Морэ открыл глаза и тут же закрыл их. Свет, ударивший по ним, вызвал боль в голове. Пошевелившись, он почувствовал слабую боль в разных частях своего тела, похожую на почти зажившие побои. Кое-как сев, парень огляделся, пытаясь понять, где оказался. Небольшая комната с легким беспорядком. Кровать, на которой он сидел, стояла в углу, а рядом с ней вместо тумбочки находился усилитель для электрогитары. Над усилителем висела доска с несколькими рядами каких-то треугольников с закругленными углами. Пьер немного напряг память и вспомнил, что эти штуки называются медиаторами.
"— Какой-то коллекционер?" — подумал он, гадая, зачем человеку так много этих штук. Слегка замутненный, из-за не до конца заработавшей головы, взгляд уперся в плакат лохматого мужика в кожаном костюме, который был известным рокером, и в два круглых окошка, слева и справа от доски. — "Иллюминаторы? Я что на корабле?"
Когда Пьер попытался встать, его повело влево. Поймав равновесие, он посмотрел налево и с недоумением уставился на левую руку. На отсутствующую чуть ниже локтя руку.
— Что за?.. — удивленно произнес парень. Страха или испуга не было из-за все той же заторможенности. — Когда я... — попытался он вспомнить, как потерял конечность.
Но стоило ему попытаться найти в памяти что-то связанное с этим, как мозг прострелила вспышка острой боли. Упав с кровати, он скрючился на полу и сжал целой рукой и обрубком второй руки голову. Боль была настолько сильной, что Пьер даже кричать не мог. Только хрипеть и стонать сквозь крепко сжатые в судороге зубы. Из-за боли нельзя было понять, сколько времени это продолжалось, но в какой-то момент произошла еще одна вспышка ослепляющей боли и после нее нахлынули воспоминания.
Он сидит в кафе и слышит разговор бандитов, едва сдерживая злость. Сидит после того, как они ушли. А потом... Темнота. Предвкушение. Эйфория от переполняющей силы. Но в какой-то момент тьму прогнал огонь. Обжигающий каждый миллиметр кожи. Плавящий кости и пожирающий внутренности. Несущий боль, но вызывающий злобный торжествующий смех, когда горящая плоть сползает с пылающих костей. И наполняющий его силой. Силой, что гонит его вперед. В поисках жертвы. В поисках грешников.
Когда боль в голове утихла, Пьер смог, наконец, свободно вздохнуть и закашлялся. Перевернувшись на спину и уставившись в потолок, он попытался придти в себя, но новая волна воспоминаний, на этот раз не такая болезненная, нахлынула на него.
Он ищет грех. И он нашел. Он чувствует страх и боль грешника. И закончив с ним идет за следующим. Но на его пути кто-то встает. Ослепительный и как будто сдвоенный сгусток света, от которого так сильно веет чистотой, что глазам больно. Он не хочет сражаться с невинными и пытается обойти, но яркая звезда снова и снова встает на его пути. Потом к свету присоединяется огромный комок тьмы, тоже сдвоенной и столь глубокой, что кажется, будто только посмотрев в нее, можно лишиться души, которая утонет в бездне. Но тьма не пытается поглотить свет. Вместо этого она встает с ним плечом к плечу, чтобы сразиться. Чтобы защитить грешника. Битва с двумя противоположными сущностями, которые странным образом дополняли друг друга и гармонировали друг с другом, вымотала его, но все же он победил. Но когда он был готов броситься в погоню за грешником, явилось нечто. Холодное, бездушное и яростное. Оно не могло ранить дух, но кромсало тело. А потом, каким-то образом достигло его души. И вместе с кем-то почти чистым, но переполненным болью, они разорвали душу, и оно выпило почти всю силу. И вновь наступила темнота.
Воспоминания все еще всплывали, но Пьер уже мог это терпеть. С трудом встав, он кое-как оделся в одежду, что лежала на стуле рядом с кроватью, и шатающейся походкой направился к странной двери с вентилем посередине. Такие он видел только в кино на подводных лодках. Открыв ее, парень шагнул за порог и скрючился от боли. На этот раз болела не голова, а желудок, сигналя о сильном голоде. Оглядевшись, он увидел подобие кухни и поплелся, опираясь о стену, к холодильнику. Открыв дверцу, Пьер схватил первое попавшееся что-то, похожее на еду и вгрызся в него, чувствуя, как радостно взвыли внутренности. Одновременно с этим вновь посыпались воспоминания. Смутные образы людей в больничных халатах, подходящих к нему. Тлеющий уголек, разгорающийся все сильнее с каждым наступлением ночи. И стоило огню вновь зажечься, как его вновь потянула в сторону появившегося зла. Вот только в этот раз это был не огненный ураган, а просто крупный костер. По крайней мере, так ощущалась эта сила. И вновь он не помнил ничего, кроме смутных образов. Помнил только, что тело было будто ватным и двигалось заторможено и дергано, как сломанная марионетка. Затем вновь боль и тьма. А потом он очнулся здесь.
