— Пока не могу ответить на этот вопрос, Ливис. — Мейк сидел в одном из кресел графа, его волосы блестели на солнце, как настоящее серебро, но его обычно живые карие глаза были мрачными, а выражение лица — тревожным. — Еще слишком рано говорить. Первые семафорные сообщения достигли Зиона всего час или около того назад. Уверен, что великий инквизитор... рассматривает их даже сейчас, когда мы говорим, но вы знаете столько же, сколько и я, о том, как, вероятно, отреагирует инквизиция.
Тирск начал огрызаться в ответ на это, его собственное выражение лица было сердитым. Но он остановил себя. Отчасти из благоразумия, но в основном потому, что Стейфан Мейк не был тем человеком, который пробудил этот гнев. Поэтому вместо того, чтобы выместить свой гнев на вспомогательном епископе, он выпрямился и заставил себя быстро обойти каюту. Он остановился, дойдя до кормовых иллюминаторов, затем остановился, глядя через взъерошенную ветром воду гавани на стоящий на якоре "Продигэл лэс".
Торговый галеон стоял на якоре, как чумной корабль, охраняемый не менее чем тремя вооруженными катерами, на всех развевался золотой скипетр Церкви Ожидания Господнего, а не знамя королевского доларского флота. На носу каждого из этих катеров было установлено поворотное девятифунтовое орудие, и они гребли постоянно, размеренно, кружа вокруг стоящего на якоре судна, как голодные кракены.
По крайней мере, они позволили нам отправить раненых на берег, — напомнил он себе. — Конечно, это должно быть, по крайней мере, обнадеживающим знаком!
Он закрыл глаза, слегка прислонившись лбом к оконному стеклу, вспоминая выражение лица Рубина Мичисина, когда тот представлял свой устный отчет. Мичисин был на год младше Урвина Густавсина, но он занимал свое звание на шесть месяцев дольше, что делало его старшим невредимым офицером из всего конвоя. Жорж Курно был жив, хотя и потерял обе ноги по колено. Целители были менее уверены в выживании сэра Ливиса Одеймира, и Тирск подумал, не было бы более милосердно с их стороны даровать ему милость Паскуале, а не подвергать его долгим, затяжным страданиям выздоровления только для того, чтобы передать его инквизиции.
Прекрати это! Ты не знаешь, собирается ли инквизиция возложить на них ответственность за то, что произошло. В конце концов, не они несут за это ответственность. Если кто и виноват, так это ты, Ливис. Тебе следовало послать эскорт побольше. Не сомневаюсь, что мясник Клинтан все равно так подумает!
Он заставил себя сделать глубокий вдох и принять эту возможность. Ни один разумный человек не мог обвинить его в его решении, но "разумный человек" и "Жэспар Клинтан" были словами, которые не входили в одно предложение друг с другом. Вряд ли для Клинтана имело значение, что после битвы при Коджу-Нэрроуз не было ни одного сообщения о появлении чарисийского галеона. Ни одного. Пять галеонов должны были быть явным перебором для любой горстки чарисийских шхун, которые, возможно, все еще рыскали по заливу Долар! Если уж на то пошло, инквизиция видела и одобрила его приказы о тюремном транспорте, потому что они тоже сочли их более чем достаточными. Они были так же неправы в этом, как и он, но как, во имя Лэнгхорна, даже чарисийский флот мог найти не менее пятнадцати галеонов — это была минимальная оценка Мичисина — и отправить их за полторы тысячи миль от острова Тэлизмен так скоро после битвы? И даже если бы у них были корабли, как они могли так идеально перехватить конвой с пленными под покровом ночи, когда конвоиры даже не заметили их приближения? Ливис Гардинир всю свою жизнь был моряком, и он знал — знал — насколько это невозможно. И все же каким-то образом чарисийцы сделали это, и Шан-вей должна была заплатить за это.
Он тоже это знал.
По крайней мере, Фрейдарека Чалкира вряд ли вызовут в инквизицию за его участие в этом фиаско. Тирск чувствовал бы себя намного лучше, если бы был более уверен в этом. К сожалению, он не остался бы без внимания Клинтана, решившего, что неспособность Чалкира предвидеть шквал, повредивший его корабль, была каким-то образом актом нелояльности к Матери-Церкви. Что касается офицеров, которые на самом деле потеряли свои корабли — или, что гораздо хуже, сдали пленных Матери-Церкви "еретикам"...
И я уверен, что Сармут рассчитывал на это. Ему не нужно было возвращать наших людей. На самом деле, политика Чариса — а теперь и Сиддармарка — заключалась в том, чтобы не возвращать их, и он даже не пытался добиться от них условно-досрочного освобождения. Действительно ли он настолько хладнокровен, чтобы отправить их домой, потому что точно знает, как к ним отнесется Клинтан... и как, вероятно, отреагирует флот, когда инквизиция накажет их за то, чего никто не мог предотвратить? В его послании говорится, что он отправил их домой по "гуманитарным соображениям", но иногда милосердие может быть смертоноснее любого меча, не так ли? Особенно когда "милосердие" Чариса дает Клинтану шанс проявить свое собственное... или нет.
За закрытыми глазами он снова увидел письмо от чарисийского барона. То, которое он передал капитану Курно, чтобы тот доставил его прямо Тирску. То, которое вызвало обжигающую волну унижения в Тирске... потому что в нем не было ничего, кроме правды.
Корабль их величеств "Дестини",
бухта Мэйлэнсат у острова Дайэл,
1 сентября 897 года.
Приветствую Ливиса Гардинира, графа Тирска.
Милорд, возвращаю вам солдат и офицеров, с честью сдавшихся кораблям под моим командованием после самой доблестной обороны.
Им не повезло, что они были застигнуты врасплох во время ночной атаки без предупреждения значительно превосходящими силами. Несмотря на это удивление, они стремились только к тому, чтобы привести свои корабли в действие как можно быстрее и эффективнее. Особенно отмечу перед вами офицеров и матросов "Сент-Килмана", которые продолжали мужественное сопротивление, несмотря на то, что капитан Брикстин, должно быть, полностью осознавал, что сражение было безвозвратно проиграно. Я также воздаю должное капитану Одеймиру и матросам и офицерам "Риптайда", которые самым отважным образом пытались привести свой корабль в действие, фактически находясь под огнем с очень близкого расстояния, и отказались от своих усилий и своего судна только тогда, когда оно загорелось и было сильно охвачено пламенем.
Такая храбрость, как мне кажется, заслуживает лучшего, чем провести следующие несколько лет в чарисийском лагере для военнопленных. Миссия, с которой они были посланы, была настолько грязным пятном на чести королевства Долар, насколько кто-либо мог себе представить, но они выполняли свои приказы с мужеством и преданностью, которые должны вызывать уважение у любого противника.
Поскольку мы с вами оба полностью осознаем, что коррупция в человеческом обличье, называющая себя Жэспар Клинтан, никогда не позволит ни одному условно-досрочно освобожденному заключенному соблюдать условия его условно-досрочного освобождения — более того, он осудит на наказание любого, кто согласится на такое освобождение, — я не обращался с подобной просьбой к вашему персоналу. Возможно, мы снова встретимся с ними в бою, но простая порядочность требует, чтобы я вернул их вам на борту "Продигэл лэс". Уверен, вы поймете, почему ни отец Тимити, ни отец Андир, ни кто-либо из их сотрудников не могут быть возвращены.
Вполне вероятно, что мы с вами тоже встретимся в битве в свое время, ибо не может быть мира между теми, кто отдал свои души и свои мечи Тьме, и теми, кто служит Свету. С нетерпением жду справедливого решения под руководством Бога по многим преступлениям, которые были совершены против офицеров и солдат чарисийского флота и против всех других богобоязненных граждан Сэйфхолда людьми на службе храмовой четверки. Не думаю, что те, кто решил служить мерзости Жэспара Клинтана, будут довольны этим решением.
До этого дня я остаюсь
Сэр Данкин Йерли,
барон Сармут,
командующий офицер,
эскадра их величеств в доларских водах.
Ни один здравомыслящий человек не смог бы придраться ни к одной строчке в этом письме. И трудно было написать более смертоносное письмо. Он хотел обругать Сармута за то, что тот так резко и безжалостно противопоставил поведение имперского чарисийского флота поведению королевского доларского флота, но не смог. Даже зная, что каждое его слово должно было подействовать на Жэспара Клинтана, как соль на открытую рану, он не мог.
Он заслужил это... и его королевство тоже.
— Это была не их вина, Стейфан, — тихо сказал он, не отворачиваясь от окон, его глаза были прикованы к единственному кораблю, который чарисийский командир освободил, чтобы вернуть своих пленников в Горэт. — Это была не их вина, они были в меньшинстве один к четырем и застигнуты врасплох посреди ночи. Сам Чихиро не смог бы выступить лучше — или сражаться усерднее, — чем они!
— Тебе не обязательно говорить мне это, Ливис, — так же тихо сказал Мейк. — Я уже знаю это и сказал об этом в своих собственных депешах епископу-исполнителю, архиепископу и великому инквизитору. Проблема будет в том, чтобы убедить их в этом.
Тирск развернулся к нему лицом и увидел в глазах епископа другую правду, которую Мейк оставил невысказанной.
Что ж, полагаю, будет справедливо, если я столкнусь с яростью Клинтана вместе с ними. Именно я послал их, чтобы доставить ему его пленников. И опять же я выступал против передачи ему наших первых чарисийских пленников. Уверен, что весь остальной флот слышал об этом, и не очень удивлюсь, если ублюдок думает, что именно я убедил королевский совет предложить оставить их всех у нас. Черт возьми, если бы у меня хватило смелости на это, я должен был быть тем, кто предложил это! Но в любом случае, уверен, что мое первоначальное сопротивление передаче его настоящей добычи повлияло на остальную часть флота. В любом случае, это будет его вывод. Без сомнения, это способствовало моральному разложению, которое заставило капитанов моих галеонов опустить свои знамена, когда уже погибло не более трех четвертей их людей!
Дрожь холодного ужаса пробежала по его телу, не за себя — хотя мысли о том, чтобы столкнуться с враждебностью Жэспара Клинтана, было достаточно, чтобы напугать любого разумного человека, — но за своих дочерей и внуков. Ему было стыдно осознавать, что он боялся за них больше, чем за выживших из конвоя заключенных, но он не был готов лгать себе об этом. И хуже всего — чистый, абсолютный ад всего этого — было то, что, несмотря ни на что, он испытал огромное облегчение от того, что чарисийцы сбежали. Новое, жестокое поражение, которое они нанесли его флоту, было чем-то совершенно другим, но даже там он испытывал чувство чего-то почти похожего на... благодарность. Это поражение было настолько полным — число убитых, раненых и потерянных кораблей было так велико, — что даже Жэспар Клинтан мог бы признать, с какими трудностями сражались его люди.
* * *
— И я хочу, чтобы каждый из этих выживших "офицеров" был тщательно допрошен здесь, в Зионе, Уиллим! — рявкнул Жэспар Клинтан. — Каждый из них, ты понимаешь?
— Согласно отчету епископа Стейфана — и старший паскуалат в Горэте согласен с этим — перемещение некоторых из них, вероятно, убило бы их, ваша светлость, — ответил Уиллим Рейно.
Архиепископ Чьен-ву стоял в своей обычной позе, засунув руки в рукава сутаны, и смотрел на Клинтана через массивный сверкающий стол великого инквизитора. Мистические, постоянно меняющиеся фрески в кабинете Клинтана сегодня изображали заснеженный зимний горный склон, и когда огненный взгляд великого инквизитора окутал его, Рейно поймал себя на том, что ему действительно хочется оказаться на склоне горы где-нибудь далеко-далеко от Зиона.
— И что заставляет тебя думать, что мне не наплевать, если "храбрые" ублюдки упадут замертво в пути? — огрызнулся его начальник. — Этот сукин сын Сармут оказал бы нам всем услугу, если бы просто перерезал им глотки и выбросил за борт, как он, вероятно, сделал с нашими инквизиторами! — Ярость Клинтана, когда он прочитал письмо сэра Данкина Йерли графу Тирску, была поистине монументальной. — Мне, черт возьми, плевать, сколько из них переживут свое маленькое путешествие!
— Ваша светлость, это решение за вами. Я просто предложил это в качестве источника информации. В то же время, возможно, мне следует также отметить, что, если они умрут по пути в Зион, у нас не будет возможности допросить их и сравнить их рассказы друг с другом, чтобы обнаружить какие-либо расхождения.
Ноздри Клинтана раздулись, но он заставил себя откинуться на спинку стула и обдумать доводы Рейно — если это были именно они — в течение нескольких кипящих секунд. Затем он кивнул.
— Замечание принято. — Слова, казалось, были высечены из гранитной плиты, но они были, по крайней мере, немного спокойнее, и он резко вдохнул. — Посоветуйся с целителями. Я хочу, чтобы они были здесь, но ты прав; я хочу, чтобы они были здесь живыми.
— Конечно, ваша светлость. Как бы вы хотели, чтобы их перевезли?
— Только не на борту долбаного доларского галеона, это уж точно! Бесполезный кусок дерьма, вероятно, утонул бы на полпути сюда. И если бы этого с ним не случилось, без сомнения, еще больше проклятых Шан-вей еретических галеонов, о существовании которых доларцы не знают из-за их слишком большой тупости, налетели бы на него и захватили!
Рейно кивнул и воздержался от упоминания о том, что инквизиция была так же твердо убеждена, как и любой другой в Доларе, что пять галеонов, выделенных Тирском для сопровождения заключенных, будут полностью адекватны поставленной задаче. Сам Клинтан одобрил транспортные планы... и это тоже было то, что должно было быть.
— Если не на борту доларского судна, то как, ваша светлость? Мы могли бы перевезти их по суше, но почти наверняка было бы быстрее — и легче для раненых — перевезти их морем.
— У Аллейна должно остаться по крайней мере один или два собственных галеона, — проворчал Клинтан.
— Я, конечно, могу рассмотреть такую возможность, ваша светлость, — сказал Рейно.
Фактически, практически все уцелевшие галеоны флота Бога были переданы королевскому доларскому флоту или имперскому харчонгскому флоту, как только "Меч Шулера" заставил Мейгвейра полностью сосредоточиться на воспитании, обучении и оснащении армии Бога. Однако это, вероятно, было еще одним из тех мелких вопросов, которыми в данный момент было бы разумнее не обременять великого инквизитора.
— А еще есть этот ублюдок Тирск, — прорычал Клинтан. Один мясистый кулак ударил по его рабочему столу. — Не думай ни на мгновение, что я не знаю, кого благодарить за пораженчество, которое заставило этих доблестных героев вернуть узников Матери-Церкви еретикам! А также выдать посвященных священников Бога на убийство! — Лицо великого инквизитора снова потемнело. — Готов поспорить, что каждый гребаный офицер во всем королевском доларском флоте знает, что Тирск вообще никогда не хотел, чтобы эти еретические сукины дети были переданы нам! Неудивительно, что они так легко сдались!
Показатель потерь более семидесяти процентов точно не показался Уиллиму Рейно сдавшимся "так легко", но это был еще один момент, который было бы разумнее оставить без внимания. И, справедливости ради, к гневу Клинтана, эти потери понесли сопровождающие галеоны, а не транспортные команды, которые фактически вернули захваченных еретиков их друзьям. Конечно, что именно они должны были делать, когда обнаружили, что тяжелые галеоны превосходят их численностью семь или восемь к одному, было немного загадкой. Он знал, что, по мнению Клинтана, они должны были сделать, но у Рейно хватало реализма для понимания, что гораздо легче призвать кого-то другого умереть во имя Матери-Церкви, не выходя из офиса Храма, чем самому столкнуться с этой холодной, мрачной реальностью.
