Там же, два часа спустя.
Рен поставил на землю пустую кружку и посмотрел на Эли. Холодное светское выражение лица, тщательно заплетенная коса, из которой не выбивается ни один волосок, рассчитанные движения... Пожалуй, еще недавно он был бы обескуражен таким поведением любимой, но теперь... Единственное, что он сейчас чувствовал — нежность и желание доказать Эли, что ей не надо прятаться, ведь больше всего на свете он хотел оградить ее от душевной боли...
— Ты хотел поговорить, — тихо, но удивительно четко произнесла она, — я готова тебя выслушать.
Эли посмотрела на Рена. Вокруг них сгущались сумерки, и блики костра ложились на его лицо тенями, подчеркивая мужественность и хищность черт, и заставляя сердце девушки замирать в страхе, смешанном с чем-то вроде предвкушения. В ответ на ее слова он едва заметно улыбнулся и заговорил:
— Эли, еще недавно я хотел отложить этот разговор на потом, на то время, когда нам не будет угрожать опасность, но события последних дней все переменили... Я... Не очень-то открытый человек, поэтому мне будет сложно, я могу сбиваться... Поэтому действительно просто выслушай меня, хорошо?
Получив кивок, он глубоко вздохнул и продолжил:
— Когда в тот вечер в посольстве я узнал о том, что ты слышишь мир, все, о чем я мог думать — помочь Нарвену. Я был готов на любые твои условия, и совсем не ожидал того, что ты предложишь мне способ... остаться свободным. К тому времени я испытывал к тебе довольно сложные чувства: искренне восхищение и уважение, симпатию, немного страха — да-да, не удивляйся! — и одновременно стыд за то, что мне пришлось прибегнуть почти к принуждению... А еще, хоть мне и неловко признаться в таком — неприятные ощущения от того, как легко ты отказалась от титула герцогини эн Арвиэр. Тогда ты была для меня блистательной леди, сильной одаренной, блестящим политиком... За те недели, что мы провели вместе, я узнал тебя другой и понял кое-что очень важное...
Эли слушала его как завороженная. Голос Рена ей нравился всегда, но сейчас его низкий бархатный баритон точно ласкал ее кожу, и ей стоило немыслимых усилий не выдавать чувств, что вызывают в ней слова мужа и то, как он их произносит.
— Мы начали как вынужденные союзники, затем продолжили как супруги, связанные обстоятельствами, затем стали соратниками, что прикрывали друг другу спины в бою, друзьями... Но сейчас, — Рен подался вперед и взял Эли за руки, — мне этого мало. Я люблю тебя, Эли, и мечтаю о том, чтобы прожить с тобой всю свою жизнь, сколько бы ее ни было отмерено мне судьбой. Да, я пообещал, что помогу тебе обрести свободу по твоему первому слову... но больше всего я хотел бы никогда не услышать этого слова! И даже если ты, — он помрачнел, — потребуешь развода... Я дам его тебе, но сделаю все, чтобы завоевать тебя, сокровище мое! Вот, теперь я все сказал. Я не прошу у тебя ответа сейчас — попросту не имею права, ибо гонимый преступник не пара леди, но и молчать более не мог...
Рен замолчал, вглядываясь в лицо жены. Та молчала, и лишь бешено пульсирующая тоненькая жилка на шее выдавала, что Эли совсем не безразличны его слова. Неотрывно глядевшая на него во время всей его речи, сейчас она опустила ресницы, словно собираясь с духом.
Эли, казалось, впервые в жизни ощущала себя настолько растерянной. Услышь она эти слова до лагеря кочевников, она бы знала, что ответить — ведь именно это она и мечтала услышать от Рена! И... он полностью описал то, что происходило и с ней: вынужденный союз, уважение, осторожное восхищение, первые ростки симпатии, любовь... Нет, она не считала Рена идеалом, но попросту не могла представить никого другого в роли своего мужа! Больше всего ей хотелось отдаться на волю сердца и сказать: да, я люблю тебя и хочу быть твоей, но... Признай она это, и больше никогда не сможет стать полностью свободной! Хотя может ли быть таким живой человек? Внезапно она вспомнила один разговор...
Ей было пятнадцать, и за очередную шалость ее послали на отработку в библиотеку. Леди Орисса встретила ее укоризненным взглядом, и лишь только хорошо знающий Главного библиотекаря Школы человек мог бы заметить, что в глазах женщины плясали лукавые смешинки. Сделав реверанс, Эли выжидающе уставилась на нее.
— Хм, и что же мне поручить вам сегодня, леди Элира? Леди Ателис просила придумать что-нибудь особенное... А, знаю, идите-ка за мной!
Приведя ее в одну из тех секций, где девушка еще не бывала, леди Орисса прищурилась:
— Вам придется составить каталог книг, что здесь находятся.
— А что это?
— Посмотрите, — загадочно улыбаясь, кивнула на книги женщина.
Бережно сняв с полки одну из книжек, Эли перелистала ее, удивляясь довольно замусоленному виду небольшого томика, и недоуменно оглянулась на Главного библиотекаря. Та только усмехнулась, заставив Эли пожать плечами и взять следующую книгу, затем еще... и потрясенно обернуться к леди Ориссе:
— Это что, любовные романы? Все это? И об этом никто не знает?
— Нет, эти книги конфискованы у ранее учившихся в Школе девушек. Как вы понимаете, леди Элира, учителям совсем не хочется, чтобы вы вместо учебы читали подобные глупые бредни...
— Вы считаете любовь глупыми бреднями?! — удивленно спросила Эли.
— Подобные сочинения — да, любовь — нет.
— Леди Орисса, а как можно понять, что ты кого-то любишь? — не выдержала Эли, — так, чтобы до самой смерти? Я не понимаю...
— У каждого это свое, дитя мое, — по лицу женщины промелькнула тень, — хотя в одной очень мудрой — не в пример этим — книге я прочла: понять, любишь ли ты, очень просто, достаточно лишь представить, что этого человека больше никогда не будет в твоей жизни...
Отказаться от Рена? От человека, который полностью понимает и принимает ее, от того, кто стал единственным, которому она доверяет всецело? От того, в чьем присутствии сильнее бьется сердце, и от взглядов порой становится так томительно сладко? Нет, она не настолько глупа, но... Девушка подняла глаза и взглянула на Рена — тот сидел прямо и смотрел на нее, точно ожидая приговора.
— Я не стану лгать, ты мне очень дорог, — тихо произнесла она, поразившись тому неимоверному облегчению, что испытала, признав это вслух, — но ты знаешь, что стоит между нами и не дает мне принять все это.
— То, что произошло у кочевников, — так же тихо ответил Рен.
— Да, — Эли поймала себя на том, что комкает ткань штанов и усилием воли заставила себя прекратить это, — именно оно.
— Эли... — тяжело вздохнул Рен, — проклятье, не знаю, как сказать! Я понимаю, что причинил тебе боль, но клянусь, я менее всего хотел это сделать! И именно осознание этого заставляет меня стыдиться своих поступков, но... Ты умна и рассудительна, так скажи: что я мог сделать по-другому? Как мне следовало себя вести? Проклятье, хоть раз просто выплесни свой гнев, а не запирай его в себе!!!
Эли вскинулась, сверля Рена гневным взглядом. Тот ответил ей тем же, поневоле заставив девушку залюбоваться тем, как он выглядит: сверкающие глаза мечут молнии, брови грозно сдвинуты, подбородок упрямо выдвинут вперед... Преодолевая стремление броситься к нему в объятия, девушка упрямо встряхнула головой и произнесла, стараясь спрятать бурлящую злость под тонкой ледяной коркой манер:
— Я не виню тебя в той ночи, что ты провел с Фарисой, ведь тогда у тебя действительно не было выхода. И хотя я ревновала — да, ревновала, можешь радоваться — я всё же понимала, что такого мужчину как ты вряд ли обрадует принуждение, даже такое... сладострастное. Не забывай, я читала твое досье, — девушка криво усмехнулась, — и будь дело только в этом, я бы постаралась оставить это в прошлом...
— Но тогда в чем ты меня обвиняешь? Да, я действительно не видел тогда иного способа потянуть время, отвлечь внимание от тебя... В том, что я вообще оказался на это способен?
— Обвинять в подобном было бы весьма глупо, в конце концов, к тому времени ты довольно давно был лишен женского внимания, — Эли с тайной радостью заметила гневный протест на лице мужа и продолжила, — да и возбуждающие средства пока никто не отменял. К тому же магия Крови... Нет, меня волнует другое: почему Фариса провела в твоем шатре всю ночь? Почему она прямо-таки светилась утром? Или ты счел ниже своего достоинства не продемонстрировать этой девице весь свой опыт в доставлении удовольствия любовницам? Ты хотел откровенности — ты ее получил, — тихо закончила она, пряча глаза от жгучего стыда за то, что она вообще осмелилась обсуждать подобную тему.
Рену показалось, что его ударили — такая боль звучала в голосе Эли. Больше всего на свете ему хотелось обнять любимую и поклясться, что подобного никогда не повторится... Вот только поверит ли ему Эли?
— Не хочешь отвечать? — горько усмехнулась девушка, словно вторя его мыслям, — что ж, молчание само по себе может быть ответом.
— Просто подбираю слова, — возразил Рен, — не так-то просто сознавать, что ты сделал больно самому дорогому для тебя человеку. Я хочу только одно спросить: ты считаешь, что Фариса чувствовала то, что показывала? Что ей не могли приказать выглядеть счастливой, даже если бы она возненавидела меня?
— Я уверена, что ей в любом случае приказали это сделать, — после некоторого молчания откликнулась Эли, — впрочем, как и в том, что ей не пришлось притворяться.
— Проклятье! — Рен сжал кулаки, — что ж, я не стану тебе лгать. Хочешь знать, почему она была у меня всю ночь? Да потому что только так я смог добиться того, чтобы мне подложили только Фарису!
— Ты хочешь сказать, что тянул время?
— Да. Эта ситуация была достаточно омерзительна и унизительна и без того, чтобы изображать из себя кобеля во время гона.
От слов Рена девушку передернуло, он же тем временем продолжал:
— Относительно твоего второго вопроса... Боги, Эли, Фарисе не было еще и пятнадцати! Это, — он помотал головой, — больше всего я жалею, что не удалось убить ее отца! Проделать такое с собственным ребенком... Да она тряслась от страха!
— Она не показалась мне столь... неискушенной, — отведя глаза, упрямо возразила Эли.
— И, тем не менее, именно такой она и была. Несчастной, раздавленной, и при этом — старающейся улыбаться и... готовой угодить, — кулак Рена врезался в землю, — что мне надо было сделать? Скажи мне, о моя возлюбленная леди, кем я должен был стать для Фарисы? Ее первым мужчиной должен был стать жестокий и упивающийся властью насильник? Бездушная тварь, отыгрывающаяся за свою беспомощность на той, кого и взрослой девушкой назвать не может?
Эли отшатнулась, со стыдом осознав, что она ни разу не посмотрела на ситуацию с этой стороны. От возникшей в голове мысленной картины — Рен, жестоко использующий девушку и вышвыривающий ее прочь — к горлу подкатилась желчь. Сглотнув, она произнесла:
— Нет, это был бы уже не ты. Не тот мужчина, который завоевал мою дружбу, уважение, восхищение и... Я понимаю, хоть это и больно...
— Прости, сокровище мое, — тон Рена изменился, он ласково взял ее руки в свои и поцеловал ледяные пальцы, — я не хотел снова бередить эту рану. И еще... Проклятье, никогда не думал, что мне придется рассказывать о таком! Словом, я выполнил то, о чем мы договорились с Васиром, лишь утром — всю ночь мы с Фарисой просто разговаривали.
— Ты не... — Эли вспыхнула и поднесла руку ко рту, — о Боги, о чем я думаю?
— Я не делал больше того, что было необходимо, чтобы дать нам хоть какой-то шанс — шанс, который ты поистине блистательно использовала. И надеюсь, что когда-нибудь ты простишь меня...
— Ты так на нее смотрел, — вырвалось у Эли, — тогда, за ужином... Так не смотрят просто на красивую девушку, особенно если есть кто-то, кто тебе дорог, и кому ты причиняешь этим боль!
Лицо Рена вдруг исказилось, точно от боли, а затем стало каменной маской. Он покачал головой:
— Я смотрел не на нее. Фариса невероятно похожа на одну девушку, которую я знал в юности, и которая оставила весьма заметный след в моей жизни.
Эли застыла. Горечь, звучавшая в словах Рена, снова заставила ревность поднять голову в ее душе. Значит, он видел в Фарисе... Кого? Призрак былой возлюбленной?
— Кем она была? — тихо спросила Эли, — ты ее до сих пор помнишь... Ты любил ее?
— Мне сложно говорить об этом, Эли. Одно могу сказать — тебе не к кому ревновать, скорее это мой удел. Чему ты удивляешься? Знаешь, в Артваре мне так хотелось оторвать головы этим светским хлыщам, с которыми ты флиртовала, даже зная точно, что это лишь игра!
— Рен... — зардевшаяся девушка сама коснулась его руки, — я не буду заставлять тебя говорить, но ты должен понимать, что мне небезразлично все, что связано с тобой. И твои тайны могут встать между нами... Да, ты можешь хранить их, но подумай, стоит ли оно того?
— Дай мне время, хорошо? Хоть немного... Та история, — Рен мрачно усмехнулся, — словом, я крайне не люблю ее вспоминать. Даже Нарвен не знает всего, что произошло тогда!
Эли внимательно посмотрела на него и кивнула, получив в ответ благодарный и полный нежности взгляд. Рен помедлил и спросил:
— Скажи, ты простишь меня? Есть ли у меня шанс назвать тебя своей женой по-настоящему?
Эли глубоко вздохнула и ответила, словно бросаясь в ледяную воду:
— Я люблю тебя и хочу этого всем сердцем.
Рен, затаивший дыхание в ожидании ответа Эли, выдохнул и, придвинувшись к ней, вгляделся в полные нежности лучистые глаза. Девушка подалась к нему всем телом, и он наконец сделал то, о чем давно мечтал — бережно, едва касаясь, провел кончиками пальцев по щеке любимой, обвел маленькое ушко, коснулся краешка губ... Дыхание Эли участилось, взгляд затуманился, и Рен благоговейно накрыл губами чуть приоткрывшиеся и столь манящие уста жены. На секунду ему показалось, что она отпрянет от него, но вместо этого ее руки нежно обвили его плечи, а губы слабо шевельнулись, отвечая на поцелуй, наполняя его ликованием, безграничной нежностью и гордостью. Ее робкие, неловкие, неуверенные движения кружили голову, заставляя чувствовать себя безмерно счастливым...
Эли потерялась в ощущениях, следуя за любимым. Бешеный стук сердца, его прикосновения, властные и одновременно наполненные такой нежностью, что от них закружилась голова, кожа стала болезненно чувствительной, а тело наполнилось сладостным томлением... В ее голове не осталось ни одной мысли, и все, что она могла — пить дыхание любимого, наслаждаясь его силой и своей слабостью...
Задохнувшись, Рен оторвался от сладких уст и с восторгом услышал слабый протестующий вскрик Эли. Затуманенные страстью глаза, чуть припухшие губы, разрумянившиеся щеки... Восхитительная картина кружила голову, заставляя чувствовать себя безмерно счастливым, а желание стало почти непереносимым. Отрывисто вдохнув, он на мгновение отстранился и снова притянул девушку к себе, покрывая беспорядочными поцелуями ее лоб, глаза, щеки, шею и чувствуя, как льнет к нему гибкое тело, а тонкие пальцы зарываются в его волосы, придавая всему происходящему еще большую чувственность...
Рен нашел в себе силы остановиться, только почувствовав — еще немного, и он окончательно потеряет голову. Преодолевая ставшее почти болезненным притяжение, он отстранился и шепнул в ответ на полный недоумения взгляд жены:
