Теперь он с любопытством взглянул на меня, а потом на мешок с цыплятами, из которого предательски выглядывали пучки перьев.
— С вашего позволения, мэ-эм, — сказал он и, не дожидаясь моего позволения, подхватил мешок и вытащил из него мертвую птицу, чья шея свисала, являя большую кровавую дырку в голове, там, где когда-то был глаз... эм... два глаза. Губы со шрамом сложились в беззвучном свисте, и Морган резко взглянул на Джейми.
— Вы специально так сделали? — спросил он.
— Я всегда стреляю им в глаз, — вежливо ответил Джейми. — Не хочу портить мясо.
Медленная ухмылка расплылась по лицу полковника Моргана, и он кивнул.
— Пойдемте-ка со мной, мистер Фрейзер. И ружье захватите.
ТЕМ ВЕЧЕРОМ МЫ ЕЛИ у костра Дэниэла Моргана, и компания, насытившись куриным рагу, поднимала кружки с пивом, скандируя с радостным гиканьем тост за примкнувшего к их элитному отряду нового участника. После того, как днем Морган увел с собою Джейми, шанса поговорить с ним с глазу на глаз у меня не было, и меня разбирало любопытство: что он вытворил, чтобы заслужить такой почет? Но сам Джейми, похоже, чувствовал себя со стрелками комфортно, хотя то и дело поглядывал на Моргана так, будто все еще не до конца определился в своем решении.
Что до меня, то я была чрезвычайно довольна. В силу своей специфики стрелки воевали на расстоянии, которое зачастую превышало дальность мушкетного выстрела. Также их очень высоко ценили, и командиры вряд ли станут рисковать ими, посылая в ближний бой. Конечно, солдаты постоянно находятся в опасности, но у некоторых специальностей риск смертности гораздо более высокий. И хотя я смирилась с тем фактом, что Джейми — прирожденный игрок, мне нравилось, что теперь у него самые лучшие шансы из возможных.
Многие из стрелков были лонгхантерами (житель восточного пограничного поселения конца XVIII века в Америке, проводивший длительные непрерывные периоды охоты в горах — прим. пер.), других называли 'людьми из-за гор' (американские колонисты, последовательными волнами заселявшие западные территории и принимавшие участие в Американской Революции. Термин 'overmountain' относится к их поселениям на западе, которые были 'над' или 'за' горами Аппалачи — основная географическая граница 13 американских колоний и западного фронтира. — прим. пер.), и потому здесь, рядом с ними, не было их жен. Но некоторые путешествовали с супругами, и я мгновенно перезнакомилась с женщинами, просто выразив восхищение малышом одной молоденькой девушки.
— Миссис Фрейзер? — спросила одна из леди постарше, подходя и плюхаясь рядом со мной на бревно. — Вы колдунья?
— Да, — любезно ответила я. — Меня называют Белой Ведьмой.
Тут женщины слегка попятились, но ведь, где страшно — там интересно, и, в конце концов, что я могла им сделать посреди военного лагеря да в окружении их мужей и сыновей, которые все были вооружены до зубов?
И спустя пару минут я уже раздавала советы обо всем на свете: от менструальных спазмов до колик. Краем глаза я ухватила Джейми, который ухмылялся, видя мою популярность, и, незаметно помахав ему рукой, снова вернулась к своей аудитории.
Мужчины (ну, разумеется!) продолжали выпивать, периодически взрываясь громовым хохотом, затем голоса затихали, когда один из них подхватывал историю, только чтобы весь цикл повторился снова. Однако в какой-то момент атмосфера изменилась настолько резко, что я прервала напряженную дискуссию о пеленочной сыпи и повернулась к огню.
Дэниэл Морган с трудом поднимался на ноги, а среди наблюдавших за этим мужчин воцарилось некоторое предвосхищение. Он, что, собирался произнести приветственную речь в честь Джейми?
— Ох, Боже ты мой, — вполголоса посетовала миссис Грэм рядом со мной. — Он снова принялся за свое.
Я не успела спросить, за что же он принялся, поскольку он уже всё предпринял.
Мистер Морган неуклюже проковылял в центр площадки, где встал, пошатываясь, словно старый медведь; его длинные седые волосы развевались от воздушных потоков огня, а глаза дружелюбно сощурились. Но я видела, что смотрел он прямо на Джейми.
— Хочу вам кое-что показать, мистер Фрейзер, — громко произнес он — да так, что переговаривавшиеся женщины умолкли: все взгляды обратились на Моргана. Взявшись за подол своей длинной шерстяной охотничьей рубашки, он стянул ее через голову и бросил на землю. Затем, словно танцор, широко раскинув руки, он медленно и неуклюже повернулся спиной.
Все охнули, хотя, судя по замечанию миссис Грэм, большинство из присутствовавших уже видели это. От шеи до талии спину испещрили шрамы. Рубцы старые, это точно... но на массивной спине не было ни дюйма целой кожи. Даже я пришла в ужас.
— Это сделали англичане, — как нечто само собой разумеющееся сообщил Морган, поворачиваясь обратно и опуская руки. — Я получил четыреста девяносто девять ударов плетью. Я считал, — собравшиеся разразились хохотом, и Дэниэл улыбнулся. — Мне полагалось пятьсот, да один пропустили. Но я не стал предъявлять претензий.
Снова смех. Очевидно, такие представления случались частенько, но зрители их любили. После того, как выступление закончилось, послышались одобрительные возгласы и новые тосты, а Морган, по-прежнему голый до пояса, подошел и сел возле Джейми, скомкав рубашку в руке.
Лицо Джейми ничего не выражало, но я видела, что его плечи расслабились. Судя по всему, он определился насчет Дэна Моргана.
ДЖЕЙМИ ПОДНЯЛ КРЫШКУ моего железного котелка одновременно с настороженностью и надеждой.
— Это не еда, — сообщила я ему, хотя и опоздала, поскольку он уже хрипел так, будто случайно вдохнул свежий хрен.
— Надеюсь, что нет, — кашляя и вытирая глаза, проговорил Джейми. — Господи, Сассенах, это даже хуже, чем обычно. Собираешься отравить кого-то?
— Да, Plasmodium vivax (Род паразитических одноклеточных организмов, возбудитель трехдневной малярии. — прим. пер.). Опусти крышку.
Я кипятила на медленном огне отвар коры хинного дерева и ягод падуба для лечения малярии.
— А у нас есть какая-нибудь еда? — жалобно спросил Джейми, уронив крышку на место.
— Вообще-то, есть.
Я потянулась к покрытому тканью бачку и торжественно вытащила мясной пирог, чья золотистая корочка блестела от жира.
Лицо Джейми приняло выражение израильтянина, созерцавшего землю обетованную, и, протянув руки, он взял пирог с таким почтением, будто это было драгоценное сокровище, однако в следующий момент, когда Джейми откусил от пирога большущий кусок, это впечатление рассеялось.
— Где ты его взяла? — спросил он после нескольких минут блаженного пережевывания. — А еще есть?
— Есть. Его мне принесла симпатичная проститутка по имени Дейзи.
Джейми замер, критически изучая пирог на предмет его происхождения, затем пожал плечами и откусил снова.
— Хочу ли я знать, от чего ты ее лечила, Сассенах?
— Что ж, пока жуешь, наверное, нет. Ты видел Йена?
— Нет.
Возможно, краткость ответа и была спровоцирована необходимостью поедания пирога, но я заметила, как в Джейми что-то едва заметно изменилось, и замерла, глядя на него.
— А ты знаешь, где Йен сейчас?
— Более или менее.
То, что Джейми упорно глядел на мясной пирог, подтвердило мои подозрения.
— Хочу ли я знать, чем он занимается?
— Нет, не хочешь, — решительно ответил он.
— Ох, Боже.
ЙЕН МЮРРЕЙ, аккуратно уложив волосы медвежьим жиром и воткнув в них пару перышек индейки, снял рубашку и, свернув, оставил ее вместе со своим потрепанным пледом под бревном. Приказав Ролло охранять все это, он пересек открытый участок поляны в направлении лагеря англичан.
— Стой!
Йен повернулся к окликнувшему его дозорному с выражением скучающего безразличия на лице. Часовой — мальчишка лет пятнадцати — держал мушкет, чье дуло заметно дрожало, и Йен надеялся, что болван не пристрелит его по неосторожности.
— Разведчик, — только и сказал он и прошел мимо часового, не обернувшись, хотя и его не оставляло ощущение, будто между лопатками ползает паук. 'Разведчик, — подумал Йен и почувствовал, как поднимается маленький пузырек смеха. — Что ж, в конце концов, это правда'.
По лагерю он прошел в той же манере — не обращая внимание на взгляды, хотя большая часть тех, кто его замечал, лишь мельком осмотрев его, отворачивались.
Штаб-квартира Бергойна сразу же бросалась в глаза — большущий шатер из зеленой парусины вырастал, словно поганка, среди аккуратных рядов маленьких белых палаток, в которых жили солдаты. Шатер находился в отдалении — и сейчас Йен не собирался к нему приближаться — но мог мельком видеть входящих и выходящих штатных офицеров, курьеров... и изредка разведчиков, хотя ни один из них не был индейцем.
Индейские стоянки, разбросанные в лесу за пределами опрятных военных секторов, находились на противоположной стороне армейского лагеря. Йен не был уверен, встретит ли он кого-нибудь из людей Тайенданегеа, которые смогут его узнать. Проблем бы это не создало, поскольку во время своего злополучного визита в дом Джозефа Бранта он ничего не говорил о своих политических взглядах; скорее всего, его незамедлительно примут без лишних вопросов.
А вот если он столкнется с кем-нибудь из гуронов и онейда (индейские племена — прим. пер.), которых Бергойн использовал, чтобы докучать континенталам, это будет чуток похуже. Йен был абсолютно уверен в своей способности произвести на них впечатление тем, что он из могавков, но, если они будут слишком подозрительны или чересчур впечатлятся, много выведать не получится.
Кое-что он узнал, просто пройдясь по лагерю. Дисциплина была не на высоте: между некоторыми палатками валялся мусор, большинство прачек из бивачных спутниц сидели на траве и пили джин, а их котлы стояли пустыми и холодными. И все же атмосфера в целом казалась подавленной, но непоколебимой: некоторые мужчины играли в карты и выпивали, но гораздо больше — плавили свинец и изготавливали мушкетные пули, чинили или полировали свое оружие.
Еды не хватало; голод прямо витал в воздухе — Йен ощущал это, даже если бы и не заметил мужчин, стоявших в очереди возле палатки пекаря. Никто из них на него даже не взглянул, потому что все сконцентрировались на булках хлеба, которые вынесли разломанными на две части. Значит, выдавался половинный рацион. Это хорошо.
Но все это не имело значения, как и численность войск, и вооружения — на данный момент это все уже установлено. Дяде Джейми, полковнику Моргану и генералу Гейтсу хотелось знать, каковы запасы пороха и боеприпасов, но артиллерия и пороховой склад, скорее всего, хорошо охраняются, и невозможно придумать никакой веской причины, чтобы индейский разведчик сунул туда свой нос.
Йен ухватил кого-то боковым зрением и осторожно оглянулся, затем резко отвел глаза, смотря вперед и заставляя себя идти в том же темпе. Иисусе, это тот самый англичанин, которого он спас из болота, тот человек, который помог ему освободить малыша Дэнни. А также...
Йен задушил эту мысль в зародыше, ведь он достаточно хорошо понимал: никто не мог выглядеть вот так, и не быть им. Но ему казалось опасным даже мысленно признать этот факт — не дай Бог это отразится на его лице.
Йен заставил себя дышать, как обычно, и идти, как ни в чем не бывало, потому что разведчику-могавку не полагалось ни о чем переживать. Черт! Он планировал провести оставшиеся дневные часы с какими-нибудь индейцами, собирая всю возможную информацию, а затем, после наступления темноты, по-тихому вернуться в лагерь и подойти в пределы слышимости к палатке Бергойна. Но если этот малыш лейтенант будет околачиваться рядом, то слишком опасно пытаться сделать это. Последнее, чего хотелось Йену, — встретиться с ним лицом к лицу.
— Эй!
Окрик вонзился в его плоть, будто острый осколок. Йен узнал голос, точно понимая, что обращаются к нему, но не обернулся. Шесть шагов, пять, четыре, три... Он дошел до конца палаточного ряда и рванул вправо, скрывшись из виду.
— Эй!
Голос оказался ближе, почти позади него, и Йен бросился бежать, направляясь под покров деревьев. Его заметили пара солдат: один начал было вставать, но остановился, не зная, что делать, и Йен, проскочив мимо него, нырнул в заросли.
— Ладно, оторвался, — пробормотал он и присел на корточки под кустом. Высокий лейтенант расспрашивал человека, мимо которого прошмыгнул Йен. Они оба смотрели в сторону леса, солдат покачал головой и беспомощно пожал плечами.
Христос, маленький кретин направляется к нему! Йен повернулся и тихо зашагал сквозь деревья, пробираясь глубже в лес. Он слышал, как позади с треском и шумом двигался англичанин, будто медведь, по весне выбирающийся из своей берлоги.
— Мюррей! — кричал парень. — Мюррей!.. Это ты? Погоди!
— Брат Волка, ты ли это?
Йен произнес про себя кое-что весьма кощунственное по-гэльски и повернулся посмотреть, кто же обратился к нему по-могавски.
— Это ты! А где твой демон-волк? Неужели его, наконец, кто-то слопал? — Росомаха, старый друг Йена, улыбался во весь рот, поправляя штаны после того, как облегчился.
— Надеюсь, кто-нибудь слопает тебя, — ответил Йен своему другу очень тихим голосом. — Мне нужно убраться отсюда — за мной англичанин.
Лицо Росомахи тут же изменилось, хотя радостная улыбка с него не исчезла. Просто она стала еще шире, и Росомаха кивнул головой, указывая на просвет в деревьях, где была тропа. Затем его лицо внезапно раскисло, и он, раскачиваясь из стороны в сторону, зашатался в том направлении, откуда пришел Йен.
Йен едва успел скрыться из вида, когда тот самый англичанин по имени Уильям выбежал на поляну и сразу же наткнулся на Росомаху, который, схватив его за лацканы мундира, воодушевленно заглянул в глаза и произнес:
— Виски?
— У меня нет виски, — произнес Уильям резко, но не грубо и попытался отодрать от себя Росомаху.
Это оказалось делом нелегким: Росомаха был гораздо более прытким, чем предполагала его приземистость, и в тот момент, когда его руку отрывали с одного места, та, словно липучка, цеплялась за другое. Чтобы добавить эффекта к спектаклю, Росомаха принялся рассказывать лейтенанту — по-могавски — историю о знаменитой охоте, которая и дала ему имя, периодически прерываясь, чтобы выкрикнуть: 'ВИ-И-ИСКИ-И-И!'. И продолжал цепляться за британца.
Йен не стал тратить время на то, чтобы восхититься довольно значительными способностями англичанина к языкам, а как можно быстрее помчался, поворачивая на запад. Вернуться через лагерь не получится. Можно было бы поискать пристанища в каком-нибудь индейском лагере, но Уильям может найти его там, как только отделается от Росомахи.
— Какого черта ему от меня нужно? — пробормотал Йен, больше не стремясь соблюдать тишину, но, отклоняя ветку, все же старался не шуметь. Из-за Дэнни Хантера и дезертирских игр Уильям-лейтенант точно знал, что Йен — континентал. И все же он не поднял общую тревогу, когда его увидел — а лишь удивленно окликнул — так, как будто просто хотел поговорить.
Ладно, это могла быть и уловка. Малыш Уильям, может, и молод, но совсем не глуп. Да и не мог бы быть, учитывая, кто его оте... И парень гнался за ним.
