— М-да, помню. Быть ли отцом ребёнка Дэйны, — помедлив, сказала Бенезия.
— В том числе, Бена, в том числе, — кивнула врач. — И потому здесь — совместное решение. И — совместное согласие. Шепард уважает Дэйну, Дэйна — уважает Джона. Сама посуди, мы сидим несколько суток на Иден-Прайме. Планета — под 'колпаком' службы РЭБ фрегата, весь трафик фильтруется. Могу вполне обоснованно предположить, Бена, что информация о происшедшем так или иначе уже ушла с Идена за пределы атмосферного щита. До Дэйны детальная информация не дошла.
— Она почувствует, Карин. А если она почувствует... — Бенезия не стремилась держать медика в поле зрения. — Она сможет многое понять. — Она — первая, Карин. И я её отодвигать в сторону от Джона не могу. Я в любом случае буду второй. И не в моих правилах вредить той, кто был для Джона первой.
— Бена, как бы там ни было, нельзя Джона оставлять одного. Ты же понимаешь, что сон в данном случае — не выход. — Чаквас встала, прошла из угла в угол, остановилась у рабочего стола, опёрлась обеими руками о столешницу.
— Да, ты здесь права, Карин. Но... — тихо сказала матриарх.
— Возможно, я права, Бена. Джон... уникален. И он, думаю, был уникален ещё до того момента, как его 'накрыло' в том салоне. Дэйна, насколько я могла понять за это время... не из тех, кто оставит Джона. Она... сильная. Не физически, духовно сильная. И Джон, уверена, чувствует, что Дэйна его не оставит.
— Я его — тоже не оставлю, Карин. — Бенезия кинула на Чаквас короткий взгляд. — Вне зависимости от того, что я, возможно, не смогу родить от Шепарда ребёнка. Не скрою, я мечтаю об этом. Рядом с Джоном я чувствую, что моя мечта может осуществиться. И я рада, что мы поговорили... об этом... наедине. Мне важно было понять...
— Каковы пределы допустимого? — без улыбки ответила Чаквас.
— Можно и так сказать, — кивнула матриарх. — И потому, Кари, скажу, что я буду в каюте Шепарда. Сразу после Явика. И останусь рядом с Джоном столько времени, сколько потребуется для того, чтобы он... пришёл в норму. Буду молчать. И — буду с ним разговаривать...
— Остальное — не озвучивай, Бена, — сказала Карин. — Это — только твоё и Джона.
— Тогда — мне надо помедитировать. — Бенезия повернулась к выходу из медотсека.
— Я сообщу тебе, как только у Шепарда закончится старпомовская вахта. — Чаквас долгим взглядом проводила уходившую азари, понимая, что у Джона появился ангел-хранитель. Ещё один ангел-хранитель. Да, Шепард уникален. И потому он заслуживает того, чтобы у него было несколько ангелов-хранителей.
— Вахту по фрегату — сдал. — Шепард передал ридер с последними, пришедшими на борт корабля файлами вахтенному офицеру.
Тот принял ридер, козырнул старпому:
— Вахту по фрегату — принял, — офицер встал на то место, на котором несколько часов простоял капитан.
Шепард этой фразы не слышал. Он старался идти нормальным шагом, старался чувствовать направление. Где-то на заднем плане сознания он ощущал, как сокращается расстояние между ним, идущим по переходам и коридорам корабля, и своей каютой. Механически кивая идущим навстречу нормандовцам, Шепард старался не смотреть по сторонам, зная, что Явик идёт за ним. И догадываясь — он не войдёт в каюту следом за ним. Значит, у него будет несколько минут одиночества. Сейчас эти минуты нужны были ему больше, чем что-либо другое.
Дверь своей каюты Шепард видел достаточно чётко. Неяркое освещение коридора сейчас было... приятно для глаз и для сознания человека, не спеша шагавшего по плиткам покрытия корабельной палубы. Коснувшись пальцами ручки — анахронизм, но это был важный анахронизм... никакой механики, никакой электроники, просто ручка — Шепард отодвинул полотно двери в сторону, переступил порог. Рука скользнула за спину, пальцы ухватились за ручку. Полотно встало на место, перекрывая проход. Хотелось привалиться спиной к двери, прижаться затылком, закрыть глаза и дать себе несколько минут тишины и неподвижности. Да, сейчас на нём скафандр, но очень хочется ощутить прохладу поверхности двери спиной... голой спиной. Кожей. Можно побудить себя снять на несколько минут скафандр, но это сейчас лишнее. Совершенно лишнее.
Капитан заставил себя отойти от двери, шагнув к столу. За несколько суток этот стол стал для старпома самым привычным предметом мебели в каюте. Ещё шаг — и он опускается в кресло. Хорошо, что кресла на современных космических кораблях — адаптируемые. Можно садиться в комбинезоне, а можно — в тяжёлом скафандре. Хорошо, что шлем, пристёгнутый к поясу, можно отстегнуть и положить на столешницу. Можно, конечно сесть так, чтобы пристёгнутый к поясу шлем не мешал, можно передвинуть шлем на грудь или на живот — инженеры-разработчики многое предусмотрели, просчитали. Руки капитана механически опустились на столешницу, заняли хорошо знакомое и привычное положение. Никакого напряжения, никаких переплетённых пальцев. Можно откинуться на спинку кресла, тогда голова окажется в объятиях мягкого подголовника.
— Он нервничает, — тихо сказала Чаквас, наблюдая за 'пляской' показателей на настенном дисплее системы слежения. Медотсек был пуст и врач не постеснялась сказать это вслух. — Надеюсь, Явик не заставит себя ждать.
Протеанин был в нескольких метрах от двери. Он замедлил шаги, давая Шепарду столь важные для него секунды одиночества. Шепард протянул руку, снял с крепления чехол с гитарой. Достав инструмент, капитан пробежался по струнам. Хорошо, что в прошлый раз, когда ему пришла в голову мысль сыграть несколько мелодий, он не стал складывать гитару. Да, профессиональные музыканты были бы очень недовольны: для них складная гитара — верх издевательства, но он-то не профессиональный музыкант и для него звучание складной гитары мало чем отличается от звучания обычной. Сейчас, во всяком случае, он бы не обратил на разницу особого внимания. Пальцы нащупали позиции, тихая мелодия нарушила тишину каюты. Какая там была тишина — пульты не спали, изредка звучали короткие зуммеры, гудки, но когда привыкнешь к такому звуковому фону, начинаешь выделять только сигналы опасности и тревоги. И потому сейчас Шепард слушал звучание струн гитары и все остальные звуки тонули, отступали на задний план.
Он не умел полностью расслабляться, не умел отдыхать. Понимал, что Дэйне это не нравится. И был благодарен своей ближайшей подруге за то, что она терпит его такого... собранного пружиной. Их последние часы перед приходом курьера получились из-за этого какими-то скомканными. Да, Дэйна поблагодарила его за часы, проведённые рядом и вместе. Поблагодарила, хотя Шепард чувствовал её недовольство. Подруга была недовольна тем, что он по-прежнему был напряжён, что он не расслабился.
И он сглупил. Не следовало говорить Дэйне о том, что он тогда чувствовал близость расставания. Он действительно тогда это чувствовал, но совершенно не обязательно было говорить об этом Дэйне. Она — девушка, потому воспринимает такие слова по-иному. И он обязан был учесть эту разность восприятия. Да, он с Дэйной договорился о том, чтобы не лгать друг другу. Но очень трудно понять, когда следует лгать, а когда не следует. Всё же мужчины и женщины по-разному воспринимают окружающий мир. И, соответственно, думают и говорят об этом мире по-разному.
Дэйна... она стремится сохранить любовь к нему и ей это... удаётся. Она тщательно избегала разговоров об Акузе, она понимала, что после Акузы Шепард долго, очень долго восстанавливался и постарался восстановиться. О том, что Джон восстановился в достаточной степени, знали не только Дэйна и не только Шепард, но и командование. И уж конечно старшие офицеры понимали — таких специалистов, как Шепард, нельзя долго держать в запасе. Они должны действовать, должны работать.
Сейчас он удивился. Дэйна для него была волшебницей. Он всегда это знал, ведь они были рядом с детства. Они умели молчать вдвоём, говорить вдвоём, быть вдвоём. Дэйна хотела... Дэйна хотела от него ребёнка тогда, в последние часы перед расставанием. А он... он этого не понял. Обычная мужская тупость. Или — не тупость, а желание, стремление не осложнять жизнь своей подруге?! Кто теперь может сказать абсолютно точно? Возможно, он спас Дэйну от одних сложностей, но при этом обрёк её на другие? Может быть. Он не оставил её на Земле беременную, но он... он оставил её одну?!
Она отпустила его на 'Арктур'. Она знала, что он полетит прежде всего на эту станцию. А вот куда он полетит позднее — она не знала. И не могла знать. Ей было так больно узнать о том, что пришёл вызов... При всей своей мужской невосприимчивости Шепард услышал, почувствовал горечь в её голосе. Да, он тогда, услышав её слова: 'Я так и знала', обнял и поцеловал Дэйну. Поцеловал в лоб. Так поцеловал, как она всегда любила. Этот поцелуй был ей тогда очень нужен.
Она тогда сказала, что будет его ждать. И просила писать. Эти несколько дней после прилёта на 'Арктур'... очень многое изменили в жизни Шепарда. Все эти дни он чувствовал, пусть не всегда понимал это достаточно чётко и полно, но чувствовал, что Дэйна его ждёт. Сейчас она его тоже ждёт. Он знает об этом, потому что он это чувствует. Сейчас он снова вспоминает, поминутно и посекундно то время, когда Дэйна провожала его в космопорт. И сейчас он знает, что Дэйна была напряжена и волновалась. Пока они вдвоём летели в расположение военного космопорта, она молчала, чувствуя всю остроту и неопределённость момента. Для очень многих людей молчание — естественная реакция на такую ситуацию.
В космопорту он обещал вернуться и писать. Обещал Дэйне. Обещал, сказав это подруге. Ближайшей подруге. И уже несколько дней из-за информационной блокады Идена он не может отправить Дэйне ни одного письма. О том, чтобы услышать её голос по аудиоканалу или тем более — увидеть подругу по видеоканалу — и речи быть не может, потому... потому что это очень существенно нарушит информационную блокаду. А она ждёт, надеется, верит. Продолжает верить ему. Продолжает верить, что он рано или поздно откликнется, пришлёт хотя бы несколько слов, хотя бы несколько строчек. И продолжает верить, что он вернётся к ней. Вернётся, потому что любит её. Мужчина не имеет права отказываться от своих слов. А Шепард сказал Дэйне, провожавшей его, что любит её. Он никогда не умел хорошо прощаться с людьми. Тем более — с Дэйной.
Явик и Шепард. Безмолвный разговор
Явик открыл дверь старпомовской каюты и вошёл, зная, что Шепард сейчас настолько глубоко погрузился в размышления, что не заметит присутствия в каюте другого разумного. Люди... Они часто впадают в опасную самоуверенность, когда пребывают на бортах своих космических кораблей. Им трудно поверить, что другие разумные, пусть и очень хорошо подготовленные, могут незаметно проникнуть на борт и добраться до любого члена экипажа и команды.
Интересная мысль — 'другие разумные'. Он-то не только другой разумный, он старше любого из ныне живущих на пятьдесят тысяч лет. И благодаря одному из них он выжил. И — выжили его соплеменники. Пусть Шепард и сделал всё, что только можно, чтобы никто больше не узнал, что кроме Явика выжили и другие протеане.
— Явик, я знаю, что ты вошёл, — раздался тихий голос Шепарда. Капитан не обернулся, большинство разумных сочли бы, что он даже не двигался. — Садись в свободное кресло, — короткая пауза. — Я рад, что ты пришёл.
Явик сел в кресло, протянул руку, привычно обхватил пальцами запястье человека, устанавливая контакт для передачи мыслеобразов.
— Не надо, Яв. Просто будь рядом, — сказал Шепард. — Мне...
— Да, да. Помню. Трудно сделать другой выбор, — тихо ответил Явик. — Я буду рядом.
— Только не говори, что я... — Шепард не повысил громкость голоса.
— Ты не должен оставаться в одиночестве, Джон. — Явик также не стал менять ни тембр, ни громкость.
— Хорошо. Только...
— Захочешь сказать что-то вслух, Джон — говори. Захочешь помолчать — молчи. Но я не уйду.
— Глупо звучит, Явик, но ты — единственный, кого я хочу сейчас видеть и чувствовать рядом с собой. — Шепард повернул голову и его взгляд коснулся глаз протеанина. 'Похоже, я привык к тому, что у него четыре глаза в одну линию, а не по два в два ряда, — подумал капитан. — И, похоже, я начинаю привыкать к тому, что он — член экипажа и команды фрегата-прототипа. Очень глубоко и полно начинаю привыкать'.
— Глупо звучит — для тех, кто хочет, чтобы это звучало глупо. Звучало глупо для них. Только для них, Джон. А я не хочу, чтобы это для меня звучало глупо. Потому что ты — мой друг, мой партнёр и мой напарник. И то, что касается тебя — не может быть для меня глупым. — Явик сказал это неспешно, чётко и негромко. Ответом был едва заметный кивок Шепарда, в остальном сохранившего почти полную неподвижность.
'Если он считает необходимым быть рядом — почему бы нет? — подумал капитан. — Только его я хочу сейчас видеть и чувствовать рядом'.
Пальцы протеанина на запястье не мешали Шепарду думать, не мешали вспоминать. Сейчас ему надо было вспомнить многое, о многом — подумать. Да, по-другому, да, в изменившихся условиях.
Сейчас Шепард острее понимал, что большая часть вооружённых сил Земли к предстоящей войне не готовы. О готовности к столкновению с войсками Жнецов вооружённых сил других рас он сейчас думать не хотел — было достаточно понимать, что и они тоже слабы. Если бы хотя бы раз обитатели Галактики были сильны — они бы смогли победить Жнецов. Но раз за разом... раз за разом они гибли. Сколько бы ни длилось сопротивление — несколько дней, несколько месяцев, несколько лет.
И теперь Шепард чувствует, как на него смотрят другие разумные. Он не слепой и не бесчувственный. Мало кто из нормандовцев не понимает, кем он стал после нескольких минут в том салоне. А теперь он 'засветился' и в районной управленческой структуре и в планетной управленческой структуре Идена. Нельзя считать всех чиновников законченными идиотами. Среди них есть и очень умные люди. Да, пока что удалось сделать слишком мало. Слишком мало для нескольких суток. Сколько бы этих суток ни было. Да, удалось остановить Жнеца-разведчика, спасти от гибели Явика, вернуть к жизни больше сотни протеан. И... пока это всё, что удалось сделать. Мало, очень мало. Да, нормандовцы действуют не в одиночку, кое-что уже делают иден-праймовцы. И гражданские, и военнослужащие. Кое-что делают.
— Не о том думаешь, Джон, — тихо сказал Явик.
— Снова читаешь мысли? — почти шёпотом ответил Шепард.
— В какой-то мере, в какой-то мере, — протеанин, не желая ни подтверждать, ни опровергать предположение, высказанное Шепардом, искоса взглянул на капитана. — Повторю, Джон: ты думаешь не о том. Извини, дальнейшее — только через мыслеобразы. — Шепард почувствовал, как пальцы протеанина, обхватившие запястье, чуть напряглись. — Я ещё раз повторю: ты не о том думаешь.
— Я привык думать о других прежде, чем думать о себе, Явик. Я с восемнадцати лет — в армии. А там быстро приучают думать именно так. Не только думать — но и действовать, — ответил мыслеобразом Шепард.
— Пока не началась война, Джон... — беззвучно возразил Явик.
