Разоблачение колдуна сняло с Карахафра заботу о расследовании убийства слуг Тусета. Во всем обвинили бывшего второго пророка храма Сета. Главный инспектор с благосклонностью принял от помощника старшего писца драгоценное "дыхание богов" и поклялся посмертным спасением, что столь добросовестного подчиненного неизбежно ждет скорейшее повышение по службе. Кроме того, Раату подарил ему пять коров и быка из своих стад.
Карахафру осталось только ждать, наслаждаясь предвкушением карьерного роста, когда появился этот загадочный укр, едва не ограбивший дом ювелира Хкафгорна. Хорошо еще к тому приехал брат, и в доме оказалось много сильных мужчин. Очевидно, это и спугнуло вора, но, убегая, тот умудрился свалиться прямо на голову пьяного Амошаата. Слуги помощника старшего писца сепаха подняли крик и в темноте переулка сильно поколотили друг друга. А плохо различимый в темноте укр тем временем спокойно убежал. И где теперь его искать?
Несмотря на шум, это дело не имело громких последствий. Старший писец и главный инспектор только посмеялись и все. А вот убийство тюремного сторожа заставило седака побегать. И именно в эту же ночь грабитель попытался залезть в дом Небраа и напал на его жену — чужачку. Решив, что это мог быть один из искателей награды за поимку слуги Тусета, Карахафр быстро забыл об этом происшествии. Куда сильнее его и начальников напугала смерть Небубиса. Давно уже в Абидосе никто не поднимал руки на слуг живого бога. Тюремный сторож считался служащим Дома людей, а значит и самого Келл-номарха. Но, увы, никто ничего не видел. Законопослушные горожане предпочитали ночью спать. Старший писец и сам господин Раату срочно искали виноватых, и ему прозрачно намекнули, что все прошлые заслуги не оправдывают его сегодняшнего бездействия. Говорят, вмешался сам сепах. Отчаявшись, Карахафр предложил провести облаву в покинутых пригородах и Городе мертвых.
Увы, но и там не нашли никого, кого можно было бы обвинить в убийстве тюремного сторожа. А тут еще эти подозрительные разговоры о "мстителе Сета". Так, что причин для огорчения имелось более чем достаточно.
"Надо было купить тот амулет удачи, что предлагал бродячий жрец Ямсита", — с недобрым предчувствием подумал Карахафр, заметив нервно переступавшего на углу помощника. Зная, что он любит узнавать все новости как можно раньше, один из подчиненных ждал его недалеко от дома.
— Господин! — обрадовался Гнешмар.
Помощник старшего писаря скривился как от ложки горького уксуса.
— Зачем ты здесь?
— В храме Сета ночью что-то случилось, — быстро зашептал тот на ухо начальнику.
— Что случилось? — нахмурился Карахафр, не любивший расплывчатых формулировок.
— Вроде как ограбление.
— Так ограбление или вроде?
Седак ускорил шаг, машинально отвечая на поклоны встречных горожан.
— Сторожу проломили голову, но ничего не взяли.
— Убили?
— Живой, — пренебрежительно махнул рукой Гнешмар. — Очнулся, ну и поднял тревогу.
— И ничего не взяли? Как-то это не по-келлуански.
Но молодой человек не поддержал шутки начальника.
— Из храма жаловаться пока никто не приходил.
Впереди показался Дом людей, где во дворе уже толпился народ.
— Отправляйся на рынок, — велел ему помощник старшего писца. — Посмотри, послушай, поболтай с храмовыми слугами. К обеду придешь.
Гнешмар поклонился и растворился в толпе горожан.
Сам Карахафр должен еще подготовить для рассмотрения три жалобы. Он прошел в свой угловой закуток и углубился в изучение витиевато написанного папируса. Два брата никак не могли поделить наследство отца, тратя нажитое им на бесконечные судебные тяжбы. Сосед обвинял соседа в непочтительном отзыве о великих богах. Самой сложной оказалась жалоба мужа на жену, который обвинял её в неверности, а благоверная утверждала, что тот дарит храмовым танцовщицам подарков больше чем ей. Здесь придется вступать в конфликт со жрецами Себера. Ну, да пусть решает главный инспектор, для таких случаев Судью людей и назначил сам государь, жизнь, здоровье, сила.
Наступало самое жаркое время дня, и седак, отложив в сторону завершенные дела, уже собирался направиться домой, когда увидел во дворе Гнешмара. Парень буквально тащил за собой какого-то молодого человека.
— Господин! — окликнул он его. — Подождите, господин.
Карахафр уныло вздохнул.
— Что у тебя?
— Вот, — Гнешмар втолкнул в клетушку, служившую им кабинетом, паренька в чистой белой юбке, новом парике и с аккуратно подведенными глазами.
— Расскажи помощнику старшего писца, что ты видел сегодня ночью. Ну?
Молодой человек замялся.
— Только вы не говорите отцу?
— Это Барефайх, сын Амошаата, — пояснил Гнешмар.
— Мне наплевать, с кем ты гулял под луной, — успокоил его Карахафр. — Что видел?
— Лодку на канале.
Седак закатил глаза, собираясь высказать подчиненному все, что о нем думает.
— Ночью! — торопливо добавил юноша. — Еще солнце не взошло. Кто-то плыл в сторону брошенных пригородов.
— Рыбак какой-нибудь? — предположил помощник старшего писца.
— Они не носят юбок, — возразил молодой человек. — И никогда так не спешат. Этот торопился так, словно за ним гнался рассерженный муж с парой слуг.
— Он плыл со стороны храма Сета? — уточнил Карахафр.
— Да.
— Спасибо тебе, Барефайх, — поблагодарил он свидетеля. — Мы никому не расскажем.
Виновато улыбаясь и кланяясь, сын знатного человека поспешно покинул опустевший к этому времени двор. Писцы покинули свои клетушки, спасаясь от зноя. Седак с тоской подумал о том, что сейчас придется идти домой под палящим солнцем, и с угрозой посмотрел на помощника.
— Думаешь, там плыл вор?
— Послушай, что говорят на рынке, господин, — понизил голос Гнешмар.
Выслушав, он снял парик и вытер вспотевшую голову.
— О Сет, Амош, Найб и другие великие боги! За что вы шлете на мою голову столько бед?!
— Я попросил одного мальчишку проследить за носилками Сетиера, — продолжал доклад помощник. — Он пригласил на обед Моотфу и какого-то незнакомца.
— Первый пророк должен поставить нас в известность, — пробормотал Карахафр. — Расследование краж святынь и священных знаков — это дело Дома людей.
— Он что-то не торопится, — ухмыльнулся Гнешмар.
Никто из жрецов храма Сета так и не явился к писцам доложить о пропаже. Поколебавшись, седак решил сходить к ним сам.
Вечерело, торговцы давно свернули рынок, последние богомольцы покинули храм, и слуги наводили чистоту в молельном зале. Первый пророк только что закончил освящать воду в водоеме и, собираясь домой, отдавал последние распоряжения старшему храмовых сторожей.
— Что привело тебя в дом Сета господин Карахафр?
Помощник старшего писца поклонился.
— До нас дошли слухи, мудрейший, что у вас пропал знак второго пророка?
Жрец рассмеялся.
— Нигде не сочиняют столько сказок, сколько в Абидосе.
— Но разве на сторожа не нападали ночью? — обескуражено пробормотал Карахафр.
— Скажи ему, Гебджедеф. — обратился Сетиер к широкоплечему мужчине, внимательно следившему за их беседой.
— Никто ни на кого не нападал! — пряча глаза, пробормотал он. — Мосануб просто поскользнулся и ударился головой.
— Значит, посох второго пророка никуда не пропадал? — удивился седак.
— Мы его сожгли, — тяжело вздохнул жрец. — Колдун осквернил священный знак. Скоро нам изготовят новый.
— Выходит, все это слухи?
— Да, — подтвердил Сетиер. — Наши люди могут из мухи сделать бегемота.
Старший сторож как-то по-старушечьи засмеялся, втягивая голову в плечи.
Помощник старшего писаря извинился за беспокойство и покинул храмовый двор. Но направился не домой, а прямо в усадьбу главного инспектора.
Раату очень не любил, когда его беспокоили дома. Только потому, что Карахафр сделал ему очень щедрый подарок, он согласился его выслушать. Рассказ получился короткий, но занимательный.
Судья людей долго смотрел на трепещущее пламя светильника, вокруг которого вились ночные мотыльки. На бесстрастном лице вельможи не дрогнул ни один мускул, но глаза застыли, выдавая напряженную работу мысли.
— Как-то непонятно все, — рискнул нарушить его молчание помощник старшего писца.
— Надо разобраться с этим не келлуанским ограблением, — тихо, словно чего-то опасаясь, проговорил Раату. — И с прочими странностями.
Глава VII
Чего не чаяли увидеть
— Ну, когда же до них, наконец, дойдёт, —
тут дядя Вернон стукнул по столу громадным
сизым кулаком, — что таких мерзавцев
надо вешать и только вешать!
Джоан Кэтлин Роулинг
Гарри Поттер и узник Азкабана
Треплос не знал, где он находится, и сколько времени прошло с того дня, когда двое мождеев связали его и бросили в каморку с толстой дверью. Он провозился весь день в тщетных попытках ослабить путы, но только набил себе синяки. Юноша слышал доносившийся со двора шум. Однажды чьи-то шаги раздались прямо за дверью. Поэт заорал, но плотный кляп надежно глушил все крики.
Он задыхался, пыль забила ноздри, ноги и руки затекли и болели так, словно их резали ножом. Но потом боль прошла, и Треплос совсем перестал их чувствовать. В голове звенело, ломило виски и спину. Пару раз молодой человек забывался в каком-то кошмарном полусне, видя перед собой родную Милету, стол в дядином саду, уставленный яствами и винами, друзей, поднимавших заздравные чаши и упражнявшихся в остроумии.
Поздно ночью явились все те же два стражника. Они завернули его в циновку, вынесли наружу и перебросили через спину осла.
— Попробуешь рыпаться, зарежем, — спокойно и как-то буднично предупредил один из них.
Поэта отвезли к реке и бросили в лодку. Умиравший от жажды юноша сходил с ума от близости недоступной воды. Он попробовал перевернуться на бок, но тут же заработал чувствительный тычок в бок.
— Не возись, — странно тонким голосом предупредил его один из перевозчиков.
Треплос смотрел сквозь щели в циновке на глубокое, усеянное звездами небо и плакал. Слезы струились по лицу, оставляя мокрые дорожки на грязной коже.
"Они везут меня прямо в царство Адиса, — думал он, давясь слюной. — Мрачный Тарар станет мне домом до скончания веков".
Путешествие закончилось так неожиданно, что юноша не сразу понял. Его грубо выбросили из лодки прямо в воду, и Треплос завыл от бессильной ярости. Плотный кляп мешал ему напиться!
Перерезали веревки на ногах. Перевозчики попытались поставить его прямо. Поэт вновь упал и завозился, стараясь хотя бы охладить водой разгоряченное лицо. Она наконец-то пропитала плотно скомканную тряпку, и Треплос ощутил, как кожа во рту пропитывается влагой.
Блаженство прервал сильный удар по спине. "Кажется, что-то подобное со мной уже было", — подумал он, корчась от боли. Его вновь поставили на ноги.
— Еще раз упадешь, — пропищал невысокий человечек. — Пойдешь на корм крокодилам.
Сопровождающие Треплоса хорошо знали дорогу, а он то и дело падал, спотыкаясь в темноте. Из-за связанных рук юноша разбил себе лицо и больно оцарапал плечо о камни. Они долго шли мимо длинных оград и странных приземистых сооружений, похожих на амбары. За все это время его конвоиры почти не говорили, тихо обмениваясь короткими фразами. Шагавший впереди мужчина внезапно остановился, так что поэт чуть не налетел на него. Постояв немного, конвоир решительно пошел в сторону, а Треплоса больно толкнули в спину.
— Шагай, — басом пророкотал второй келлуанин.
Не успели они пройти и полусотни шагов, как приказали остановиться у стены низкого здания с плоской каменной крышей. Один из конвоиров повозился у стены. Раздался негромкий скрип. Поэта втолкнули в душную темноту. Послышались звонкие удары кремня, замелькали искры, и ярко вспыхнул пучок сухого камыша. Поэт затравленно огляделся. Квадратная комната со стенами покрытыми рисунками и иероглифами. В середине стоит низкий каменный саркофаг. "Гробница", — догадался Треплос и посмотрел на своих спутников. Один среднего роста, широкоплечий, с мощными мускулами и волосатой грудью, на узких бедрах грязная набедренная повязка. Глаза почти не различимы в глубоких темных глазницах, спрятанных под низко надвинутым лбом. Второй, в коротком парике, чуть выше, но более хрупкий, с круглым лицом и пухлой грудью, в аккуратной белой юбке. "Похож на евнуха", — подумал поэт.
— Открывай, — пропищал он.
Здоровяк уперся в крышку саркофага и, пыхтя, стал сдвигать её в сторону.
Поэта словно огнем обожгло: "Меня хотят похоронить заживо!".
Он плечом сбил с ног конвоира и попытался выскочить наружу. Но ослабленные голодом и жаждой мышцы подвели лучшего атлета Милеты. Падая, келлуанин успел схватить его за ногу и задержать на пару секунд. Второй тут же пришел на помощь приятелю, и они вдвоем долго били несчастного поэта, все больше и больше зверея.
Особенно старался здоровый. Окончательно рассвирепев, он схватил Треплоса за короткие волосы и стал бить головой о глиняный пол.
— Стой! — попытался остановить его писклявый. — Успокойся, хватит!
— Этот шакалий помет посмел ударить тебя! — рычал тот, занося кулак.
— Нам запретили его калечить, — сказал "евнух". — Он нужен живым!
Здоровяк все же ударил Треплоса. Но уже вполсилы.
Рот поэта наполнился кровью, один глаз стремительно заплывал, тело ломило. Писклявый обнял приятеля, прижимая его голову к своей груди и целуя грязную, спутанную гриву.
— Как он мог тебя бить? — бормотал здоровяк, прижимаясь к нему. — Моча павиана, слюна бешеной собаки. Я хочу его убить.
— Подумай, что его ждет и тебе станет легче, — посоветовал "евнух".
Мужчина поднял лицо и радостно осклабился.
— Он будет желать смерти, как я твоих объятий!
"Они сумасшедшие! — сквозь боль думал поэт. — Весь их Келлуан сошел с ума!"
Треплос безвольной куклой повис на плечах своих стражников. Те перебросили его ноги через край саркофага.
— Развяжи руки, — напомнил писклявый. — Нельзя, чтобы он задохнулся или умер с голоду. Юноша почувствовал, как стягивающие запястья веревки исчезли, и его толкнули в темноту.
Милостью богов он ничего не сломал, отделавшись новыми синяками и шишками.
— В углу кувшин с водой, — раздалось сверху. — Береги её.
С негромким шорохом плита встала на место, оставив Треплоса в кромешной тьме. Со стоном вытащив изо рта мокрую тряпку, он с жадностью вдохнул сухой, затхлый воздух подземелья, после чего выковырял из носа пыль и, встав на четвереньки, отправился обследовать свое узилище.
С тех пор он изучил его лучше, чем дядин дом в Милете. Квадратная комната семь локтей в ширину с сужавшимися кверху стенами из старого выщербленного кирпича, с плотным земляным полом, где вперемешку с мусором валялись человеческие кости. В углу поэт действительно отыскал небольшой кувшин с противной теплой водой.
Целую вечность юноша просидел в темноте, пока не услышал голоса и шорох отодвигаемого камня.
