И не дожидаясь их реакции, обратился к племяннице:
— Передайте госпоже Септисе, чтобы накрывали на стол.
— Подождите, госпожа Юлиса, — остановил её потенциальный жених. — У меня для вас подарок...
— Эй, Кром! — крикнул он в прихожую. — Неси шкатулку!
— Бегу, господин! — отозвался молодой звонкий голос.
Из сгустившегося сумрака выскочил молодой, рослый мужчина в жилете из шкуры какого-то пятнистого зверя поверх длинной туники с рукавами. Даже при скудном освещении выделялась его широкая, белозубая улыбка на бледном, чисто выбритом лице. На груди невольника блестела медная табличка, а в руках он держал ящичек размером с пачку бумаги формата А-4.
Не удосужившись даже поднять своё седалище, главный инспектор имперских дорог небрежно махнул в сторону всё ещё стоявшей столбом девушки.
— Примите сей скромный подарок, госпожа Юлиса, как знак моего восхищения вашей несравненной красотой. Клянусь небожителями, когда вы войдёте хозяйкой в мой дом, то найдёте там много подобных приятных глазу вещиц.
Протягивая ей шкатулку из тёмно-красного дерева, раб одновременно приподнял украшенную инкрустациями крышку.
Внутри тускло поблёскивали гладко отшлифованными камнями три заколки для волос в виде золотых цветов на тонком железном стебле.
За время своих странствий Ника часто посещала местные рынки, где в том числе имела возможность ознакомиться с продукцией местных ювелиров. Поэтому данные украшения её не поразили. На взгляд путешественницы, они выглядели как-то слишком скромно для одного из богатейших людей Радла.
Тем не менее, свято помня, что "дарёному коню в зубы не заглядывают", она сочла необходимым поблагодарить главного смотрителя имперских дорог:
— Спасибо за подарок, господин Аварий.
— Надеюсь, при нашей следующей встрече увидеть их в вашей причёске, — вальяжно проговорил собеседник и вновь то ли поёжился, то ли передёрнул плечами.
Приняв от раба тяжёлую шкатулку, девушка ушла на семейную половину дома, успев услышать за спиной приглушённо-заговорщицкий голос регистора Трениума:
— Главное — сохранить всё в тайне!
Едва она осознала, что её план удался, и подписание злосчастного брачного контракта удалось отложить, как тут же свинцовым одеялом навалилась усталость. Колени задрожали, и Нике пришлось на пару секунд даже упереться рукой о стену, с удивлением чувствуя, что спина стала мокрой от пота. Душевная беседа с дядей и его приятелями вымотала не хуже многокилометровой погони за раненым оленем в лесу Некуима.
— Госпожа Юлиса! — окликнула её хозяйка дома. — Господин Септис ничего не велел передать?
— Сказал, что можно накрывать на стол, — ответила девушка.
Тётушка тут же поспешила на кухню, а племянница, чтобы никому не мешать, скрылась в своей комнате, где продемонстрировала подарок потенциального жениха многоопытной Риате. Та очень тщательно осмотрела шпильки, буквально обнюхав каждую из них, и отыскала множество царапин, а один из тёмно-синих непрозрачных камней и вовсе оказался с трещиной.
После чего рабыня осторожно высказалась в том смысле, что подобные подарки явно не соответствуют слухам о несметном богатстве Постума Авария. На её взгляд, украшения тянули самое большее на сто или сто пятьдесят империалов.
— Так он ещё и жмот! — заключила путанную речь невольницы хозяйка.
За ужином, вновь проходившим исключительно в женской компании, бабуся попросила внучку поделиться впечатлениями о женихе.
— К сожалению, я его как следует не рассмотрела, — нисколько не покривила душой та.
— Ну хоть то, что не такой уж он и старый, увидела? — не отставала настырная старушенция.
— Но и не молодой, — не выдержав, сердито пробурчала себе под нос Ника.
— Вам тоже не пятнадцать лет, — опережая свекровь, сухо заметила тётушка.
Старательно удерживая натянутую улыбку, племянница отодвинула тарелку. Есть уже совершенно не хотелось, зато появилось жгучее желание ответить что-нибудь вежливое и обидное. Вот только в голове, как на зло, вертелись одни ругательства.
За столом повисла настороженная тишина. Гэая с каким-то нездоровым любопытством поглядывала то на неё, то на неторопливо жующую мать.
Внезапно послышалось недовольное ворчание хозяина дома, а через несколько секунд, опираясь на плечо старого раба, появился он сам. Не обращая внимания на настороженные взгляды родственников, Итур Септис Даум торопливо проследовал в направлении уборной.
— Столь неумеренное потребление даров Диноса не делает чести благородному мужу, — с плохо скрытым осуждением покачала головой мать регистора Трениума и неожиданно поинтересовалась:
— Ника, а те дикари, у которых вы жили, вино пьют?
Рассматривая столь резкую смену темы разговора, как своего рода сигнал к примирению, девушка охотно ответила:
— В Некуиме не растёт виноград.
— А я читала, будто северные варвары делают вино из кобыльего молока, — блеснула эрудицией Гэая.
— Лошадей аратачи тоже не разводят, — усмехнулась её двоюродная сестра.
— Госпожа Ника! — окликнул её дядя, возвращавшийся из туалета уже без посторонней помощи.
— Да, господин Септис! — отозвалась племянница.
— Завтра с утра оставайтесь дома и свою рабыню тоже никуда не отсылайте, — распорядился хозяин дома, и на его красной, как кирпич, физиономии расплылась довольная улыбка. — Будем исполнять вашу клятву.
— Спасибо, господин Септис! — искренне поблагодарила девушка. — Да хранят вас бессмертные боги и пошлют ещё множество благ!
— О какой такой клятве идёт речь? — насторожилась тётушка.
Ника охотно рассказала о верности Риаты и своём обещании дать ей свободу, подкреплённом обращением к Анаид.
В отличии от самого регистора Трениума, его мать, супруга и даже дочь поддержали данное решение.
— Подобная преданность очень редко встречается у этих скотов, — проворчала Торина Септиса Ульда.
— Не даром говорится: сколько рабов, столько врагов, — усмехнулась её невестка.
— Ты правильно сделала, решив наградить свою невольницу, — одобрительно кивнула старушка.
Услышав о том, что уже завтра она может обрести свободу, Риата расплакалась, упала на колени, обещая служить верой и правдой, отдать жизнь за госпожу и т.д., и т.п..
Однако, через пару часов, помогая хозяйке раздеться, уже выглядела какой-то озабоченной. После недолгих расспросов выяснилось, что разговор за ужином имел неожиданное продолжение. Госпожа Пласда Септиса подарила рабыне племянницы старые, но ещё крепкие и довольно симпатичные сандалии.
— Они тебе не подошли? — участливо поинтересовалась Ника.
— Даже чуть великоваты, — понизила голос собеседница.
— Тогда чем ты недовольна? — удивилась девушка, присаживаясь на кровать.
— Трита предупредила, чтобы я даже не думала к их хозяйке подлизываться, — тревожным шёпотом сообщила невольница. — Она им, видите ли, уже все уши прожужжала, какая я верная и преданная. Вот я опасаюсь. Тут все рабы за неё.
Горько усмехнувшись, попаданка покачала головой. Даже в таком крошечном коллективе среди, казалось бы, одинаково бесправных людей находятся такие, кто готов вести бесконечную грызню за близость к источнику власти и материальных благ.
— Забудь, — усмехнулась она. — Если завтра утром всё получится, вечером ты будешь выше их всех.
— Да благословят вас небожители, госпожа! — всхлипнула женщина. — До последнего часа буду помнить вашу доброту.
Уже лёжа в постели, Ника внезапно вспомнила странное поведение местных невольников, попрятавшихся, едва из спальни выбрался страдавший с похмелья Итур Септис Даум.
Закутавшаяся в одеяло и плащ Риата охотно просветила хозяйку.
— У радлан издавна повелось, что глава семьи должен просыпаться первым, чтобы принести жертву на алтарь домашних богов. Видно, ваши родственники тоже придерживаются старинных порядков. Только забот у господина Септиса много... Рано встать не всегда получается.
— То есть, прячась от хозяина, рабы делают вид, будто все в доме ещё спят? — усмехнулась девушка, в который раз удивляясь практичности местных жителей. Действительно, если господин, выйдя утром из комнаты, никого не видит, значит, он проснулся первым и может с чистой совестью приносить жертву, как того и требует старинный обычай.
— Может, поэтому госпоже Септисе не понравилось, что у вас всю ночь светильник горел? — еле слышным шёпотом предположила невольница. — Говорят, в давние времена их зажигали только после того, как солнце полностью скрывалось за горизонтом, и гасили перед тем, как лечь в кровать.
"Выходит, мои горячо любимые родственники свято чтут традиции предков, — подумала Ника. — Это плохо. Консерваторы — люди упрямые. Но и у них есть свои слабости. Главное — суметь вовремя их отыскать".
Покидая дом регистора Трениума, второй писец рудника "Щедрый куст" не предполагал, что расставание с госпожой Юлисой окажется настолько тяжёлым. Молодой человек чувствовал, что некая частица его души навсегда останется с этой девушкой. Теперь, сколько бы лет не отмерили Олкаду Ротану Велусу бессмертные боги, скольких бы женщин ему не пришлось встретить на своём пути, каждую из них он неизбежно будет сравнивать с Никой Юлисой Терриной.
Но вместе с этим писец с предельной ясностью понимал, что эта девушка потеряна для него навсегда. И дело не столько в том, что знатные родственники не позволят ей встречаться с каким-то коскидом, скорее всего, она сама не захочет продолжить их знакомство.
Молодой человек машинально потёр лоб, осторожно ощупывая недавно зарубцевавшуюся рану. Более чем красноречивый ответ на все его надежды.
Погружённый в мрачные мысли, он едва не прошёл мимо знакомых ворот в высокой, гладко оштукатуренной стене.
Видимо, за время его отсутствия управитель дома сенатора Юлиса поменял привратника, потому что в ответ на энергичный стук в калитке открылось узкое окошечко, и послышался недовольный хриплый голос:
— Чего надо?
Второй писец рудника "Щедрый куст" знал, его одежда выглядит небогато, и время для визита уже неподходящее, тем не менее, грубость раба разозлила его не на шутку.
— Да как ты смеешь, мерзавец, так разговаривать со свободным гражданином, коскидом славного Касса Юлиса Митрора?!
— Простите, господин, — уже вежливо, даже заискивающе пробормотал невольник, по-прежнему даже не думая открывать. — Но я вас не знаю.
— Олкад Ротан Велус! — заносчиво представился запоздалый гость. — Сын Пруса Ротана Глеба!
Тут же звякнул засов, потом ещё один. Как и все обитатели дома, привратник не мог не знать имени секретаря своего хозяина.
Кряжистый здоровяк с лысой головой, посаженной, казалось, прямо на широченные плечи, прикрытые жилетом из толстой кожи, застыл в более чем почтительном поклоне.
Не удержавшись от соблазна, молодой человек, перед тем как ступить на плотно подогнанные плиты двора, влепил звонкий подзатыльник могучему стражу ворот.
В отличие от регистора Трениума, сенатор Юлис имел в столице не просто большой дом, а целую, пусть и крошечную усадьбу с хозяйственными постройками и садиком.
Из конюшни вышел пожилой невольник в облезлом меховом плаще поверх застиранного, но ещё крепкого, без видимых заплат хитона.
Узнав одного из подручных управителя, Олкад остановился.
— Эй, Шоря!
— Да, господин, — поспешно поклонившись, раб выпрямился, подслеповато щуря узкие, запрятанные среди морщин, глаза.
— Не узнаёшь? — усмехнулся молодой человек, величаво расправляя плечи и выпячивая грудь.
— Да это же молодой господин Ротан! — всплеснул руками собеседник. — Хвала богам, вы вернулись! Вот уж обрадуется ваш почтенный отец!
— Где он? — перебил его коскид.
— Так у себя, господин Ротан, — махнул Шоря в сторону дома. — Всё работает с зари и до зари.
— А господин сенатор?
— Откуда же глупым рабам знать, что изволит делать их хозяин? — заюлил старый невольник.
— Он дома или нет? — прикрикнул Олкад.
— Нет, нет, господин Ротан, — энергично замотал головой собеседник. — Как с утра отбыл, так и не появлялся.
Кротко вздохнув, он развёл руками.
— Дела.
Тут же потеряв к старику всякий интерес, молодой человек торопливо поднялся по мраморной лестнице, миновал ряд колонн, прикрывавших фасад дома с высокой резной дверью, не обращая внимание на ещё одного привратника, склонившегося в глубоком поклоне, быстро пересёк богато обставленную прихожую и оказался в первом внутреннем дворике с большим квадратным бассейном.
Олкад знал, что его дно выстлано голубой галькой, которая удивительно красиво смотрится при свете дня, привлекая внимание каждого, кто впервые оказывался в доме сенатора Касса Юлиса Митрора.
Но коскида сейчас мало интересовали прелести интерьера. Почти бегом добежав до стола с пустым хозяйским креслом, он свернул в неприметный коридорчик, оканчивавшийся крепкой деревянной дверью.
Поначалу молодой человек хотел просто ворваться в комнату, служившую архивом сенатора и рабочим местом его секретаря, но в последний момент остановился и вежливо постучал, чувствуя, как бешено колотится сердце.
— Кто там ещё? — сварливо отозвался сильно недовольный голос. — Я же сказал, что занят!
Сына подобное поведение отца нисколько не удивило. Его покровитель всегда входил без стука, а на прочих обитателей маленькой усадьбы Прус Ротан Глеб мог ворчать совершенно безнаказанно.
— Я.
Последний раз они виделись больше года назад, когда второй писец рудника "Щедрый куст" приезжал в Радл по поручению господина Атола.
С тех пор секретарь сенатора Юлиса ещё больше постарел, высох и ссутулился от ежедневного корпения над исписанными папирусами. Вот и сейчас перед ним на столе лежало несколько свитков.
За узкими окнами, выходившими во внутренний дворик, уже царил полумрак, но яркое пламя двухрожкового светильника без труда позволило отцу узнать сына.
— Олкад! Хвала богам, ты здесь!
Кряхтя, он поднялся со своего сиденья с подлокотниками, но без спинки, и вскоре уже обнимал дорого гостя.
— Я рад, что ты добрался благополучно, — шмыгая носом и моргая, Прус отстранился и ещё раз оглядел отпрыска с ног до головы.
— Как раз позавчера принёс в жертву Геладе голубя, и небожительница меня услышала!
Внезапно посмотрев за спину молодого человека, он с тревогой спросил:
— А где госпожа Юлиса? Неужели ты оставил её во дворе?
— Она решила остановиться в доме регистора Трениума, — объяснил Олкад. — Я ничего не мог поделать. Всё же он ей родной дядя. Надо бы доложить покровителю...
— Сегодня он приглашён на ужин к купцу Полу Анкию, и вероятно, вернётся очень поздно, — покачал головой секретарь. — И сильно пьяным. Но завтра утром я ему обязательно всё расскажу.
Отец жестом пригласил сына сесть на стоящую у стены лавку, свитки с которой он бесцеремонно свалил на пол.
— На эту девушку у сенатора большие планы, — многозначительно заявил Прус, усаживаясь рядом.
— О чём вы? — живо заинтересовался молодой человек.
— Он хочет выдать её за Постума Авария Денсима!
