Шепард не дал протеанину закончить:
— Война никогда не кончается, Явик. Мы, к сожалению, об этом постоянно забываем. И потому я сейчас не могу думать о себе.
— Если война никогда не кончается, то её напряжение — не может быть неизменным. Значит, в войне есть пики и спады, — возразил протеанин. — И сейчас, Джон, как раз, спад. А во время спада мы, ныне живущие, имеем право заниматься своими собственными проблемами и вопросами.
— Тебе никогда не говорили... — Шепард бросил на протеанина короткий прямой взгляд.
— Вы, люди, считаете разумных, поступающих таким образом, занудами, Джон. — ответил Явик. — Для обычных людей, для обычных разумных — этого вполне достаточно. Для нас — тебя и меня — недостаточно.
— А подробнее можно? — мыслеобраз, пришедший от старпома, вспыхнул в сознании протеанина и погас, но Явик успел воспринять содержание и смысл.
— Можно и подробнее, — ответил мыслеобразом протеанин. — И часть этого ответа тебе преподали, Джон. Да, да, в академии 'Эн-Семь'.
— Считаешь, что в этом... — спросил Шепард.
— Да, одна из причин проблемности Корпуса Спектров. Лучшая спецслужба Галактики занимается всем и одновременно — ничем, — сказал Явик. — Большая часть Спектров — кто?
— Турианцы. — Шепард удержался от почти рефлекторного кивка, означавшего согласие со сказанным собеседником.
— Вот. А что знает Совет Цитадели о войнах, которые ведутся турианской Иерархией на её 'других' границах? — спросил Явик.
— Ничего не знает, — ответил старпом. — Так же как он ничего не знал и о Маяке на Иден-Прайме, пока ситуация сама не толкнула в их разумы соответствующую информацию. Дальнейшее тебе известно. Цепочка сработала.
— Вот именно. И сейчас речь не об этой цепочке, Джон. А о том, что ты...
— Да, да, Явик, — мыслеобраз от Шепарда в этот раз был более спокойным. — Ты прав, я действительно чувствую, что...
— Становишься менее одиноким, не так ли? — усмехнулся протеанин.
— И это меня немного напрягает, — признался Шепард, осознавая, что безмолвно сказал то, что даже Чаквас не могла бы от него услышать без комплексного применения 'тяжёлых' методов и способов воздействия.
Явик остался спокойным и неподвижным. Шепард отметил только, как потеплели пальцы напарника, обхватывавшие запястье. Помедлив несколько секунд, он передал Явику новый мыслеобраз:
— Но это не означает... — произнёс Шепард.
— Именно означает, Джон. Именно означает. Дэйна должна остаться на Земле, она будет там в безопасности. Мне тоже известен закон всемерной защиты материнских планет, — мыслеобраз, пришедший старпому от Явика, постоянно дополнялся. — И Дэйна будет защищена настолько, насколько это вообще возможно.
— Цитадель. Не раньше, — ответил Шепард.
— Именно — не раньше. Ты прав, — не желая пускаться в ненужные сейчас уточнения, согласился протеанин. — А раньше — пусть рядом с тобой будет Бенезия. Насколько я вообще понимаю и знаю азари, далеко не каждый землянин может сказать, что хорошо знаком с матриархом азари уровня старшей Т'Сони.
— У неё... — Шепард пытался возразить, чувствуя, что сейчас у него это получается очень плохо.
— У неё — дочь. Это ясно, но ты не должен забывать, Джон, что она — не человек, что она — не землянка, что она воспитана и настроена совершенно по-иному. Можно даже утверждать, что во многих моментах у неё нечеловеческая логика поведения, — ответил Явик. — И, тем не менее, ты прекрасно понимаешь, что сердцу не прикажешь. Чувства нерациональны, но они чётко и полно управляют поведением большинства разумных органиков. Да, да, помню, что ты скажешь — я не 'большинство'. Но ты, Джон — человек. И был им изначально. Я помню, что нормандовцы обязались воссоединить старшую и младшую Т'Сони, Джон. Хорошо помню об этом, заметь. И готов сделать для этого воссоединения всё. Но до тех пор ты не можешь отказывать Бенезии в её праве. И чрезмерно ограничивать себя. Она — матриарх, Джон. Её жизненному опыту позавидуют четыре миллиарда землян обоего пола. Не её статусу, а её жизненному опыту. Она — любит тебя, Джон. Она — верит тебе. И — верит в тебя.
— Я не могу, Явик, — мыслеобраз от Шепарда был похож на угасавшее пламя свечи.
— Можешь, — ответный мыслеобраз прозвучал в сознании капитана чётко и определённо. — Можешь, Джон. Ты готов отпустить Дэйну и ты знаешь, догадываешься, понимаешь — назови так, как хочешь, что Дэйна не разлюбит тебя и не уйдёт от тебя. Ты вернёшься к ней Джон. Пусть не так скоро, но — вернёшься. Бенезия не останется надолго на борту фрегата-прототипа, это ясно всем членам экипажа и команды. И для того, чтобы азари не погибли, ты не должен отталкивать Бенезию.
— Ей придётся очень нелегко, когда она вернётся в Азарийское Пространство, — мыслеобраз от Шепарда был мягким и несмелым.
— Согласен. И для того, чтобы она выдержала всё, что случится, когда в Галактику вторгнутся Жнецы, ты не должен отталкивать от себя матриарха азари. Она любит тебя, Джон. И ты прекрасно понимаешь, что любовь матриарха азари — это не шутка. Азари не склонны шутить с такими чувствами. Не забывай, Джон, что это — долгоживущая по сравнению с людьми раса. Любовь к тебе поможет ей выстоять. Она — первая ниточка, благодаря которой мы построим систему Сопротивления, не становясь в её центре, не становясь на её острие. Ты знаешь, что любовь способна творить чудеса. И ты не можешь сейчас лишить Бенезию права на чудо.
— Она — замужем, Явик. И у неё — взрослая, более чем столетняя дочь. Я со своими несколькими десятками лет жизни... не могу...
— Можешь, Джон. И календарный возраст — тут ни при чём. Он здесь — слишком малозначащ — возразил очередным мыслеобразом Явик. — Лиара — дева по любым азарийским меркам, но она — дочь двух матриархов азари, что в среде этой расы — достаточно редкое, пусть и не уникальное явление. И ты сам понимаешь, поскольку ознакомился со всей доступной информацией, что Лиара — не похожа на большинство своих ровесниц. Очень непохожа. Ты воссоединишь эту семью, Джон. Воссоединишь и подаришь Бенезии, Лиаре и Этите семейное счастье. В семье, рядом друг с другом, два матриарха и дева-дочь, чистокровная азари смогут сделать то, к чему Жнецы будут не готовы. Не смогут, не успеют подготовиться.
— Если Дэйна... — Шепард продолжал возражать и Явик понимал причину очередных возражений. Понимал и продолжал настаивать.
— Дэйна поймёт, Джон. Уверен, поймёт, — ответил Явик.
— Ты забываешь, Явик, — мыслеобраз от Шепарда был чётким. — Ты забываешь, что вариантов выбора всегда три. Ты рассчитываешь, что Дэйна согласится и поймёт. Я в этом не уверен, Явик. Расчёт здесь может не сработать и тогда придётся вспомнить, что у Дэйны есть два других выбора. Она может пребывать в состоянии выбора, а может сразу отказать в понимании.
— Свобода выбора? — кисло усмехнулся протеанин.
— Именно, свобода выбора, — подтвердил Шепард. — И пока я не вижу оснований для того, чтобы лишать Дэйну этой свободы.
— Хорошо, — согласился протеанин. — Сразу после взлёта с Идена мы идём к Цитадели. В режиме радиомолчания, Джон.
— Не буду отрицать правильность такого решения, Явик, — ответил капитан. — И понимаю, что в лучшем случае Дэйна получит хоть какую-то особо внятную информацию с борта фрегата не раньше, чем наш корабль уйдёт с Цитадели. Хотелось бы раньше, но... Не всё сразу. Увы.
— А он уйдёт, Джон. У нас есть задача. Озвучивать даже мыслеобразами не буду, — протеанин постарался, чтобы его мыслеобраз не был для сознания Шепарда слишком резким и острым. — И потому... встреча с Дэйной откладывается на неопределённое время, — помедлив, протеанин прислал новый мыслеобраз, намного более мягкий. — Что, конечно, не исключает текстовых и аудиосообщений, а может быть даже и видео.
— Я вряд ли от кого другого спокойно бы выслушал то, что ты мне говорил последние несколько минут, Явик, — мыслеобраз от Шепарда был спокойным, но за этим спокойствием протеанин ощутил предгрозье.
— Именно поэтому Джон, ты должен понять. Рядом с тобой — сейчас и очень долго — потом, должна быть Бенезия. Не отталкивай её. И не отрицай её любовь. — Явик встал с кресла, сделал несколько шагов к двери старпомовской каюты и сказал уже вслух. — Я — к себе. Если захочешь переговорить — приходи. Буду всегда рад, — с этими словами он отодвинул в сторону дверь, переступил порог и закрыл дверь за собой.
Бенезия и Шепард. Наедине в старпомовской каюте
Бенезия медитировала. В салоне царил полумрак, было очень тихо. Лёгкая биотическая 'дымка' обнимала фигуру матриарха азари. Вспомнилась Лиара.
Дочь дождалась маму, вернувшуюся из Офиса Матриархата Азари и, не дав Бенезии даже снять головной убор, подошла и обняла её. Бенезия тогда почувствовала, что Лиара, прикрывшая глаза, включила 'объятия вечности', но — не в полную силу. Дочь не стремилась сейчас слить своё сознание с сознанием матери, не стремилась читать мысли Бенезии. Она тогда радовалась, что может вот так обнять свою маму. Обнять и понять, что мама — рядом. Сколько тогда они простояли в полутёмной прихожей их семейной квартиры — Бенезия не помнила. Тогда она не стремилась взглянуть на дочь, она просто её чувствовала, ощущала, положив свою левую руку поверх правой руки Лиары, обнимавшей её за талию. Строгое тёмно-коричневое платье не мешало тогда матриарху ощущать тепло рук дочери.
Такие минуты были редкими — у Бенезии всегда хватало работы в Матриархате, она часто уходила рано утром и возвращалась домой поздно вечером. Лиара или ещё спала или уже спала, утомлённая чтением множества ридеров. Ничто не указывало на близость разрыва.
Бенезия вспоминала, как стояла у кровати дочери и смотрела на спящую Лиару. Смотрела перед тем, как уйти в Офис Матриархата, смотрела, вернувшись поздним вечером или ночью из очередной поездки. Смотрела и каждый раз понимала, насколько ей повезло: она не осталась бездетной. У неё — уникальная дочь. Пусть единственная. Пусть — последняя. Но — уникальная, не похожая на других молоденьких азари. Не любящая часто бывать на танцполах, не стремящаяся к приключениям. Наверное, она и должна была стать такой.
Несколько месяцев... Всего несколько месяцев оставалось до того момента, когда Бенезия утратила бы любую возможность забеременеть. Этита согласилась на единение. И Бенезия была благодарна ей. Они обе рисковали. Возраст у них обеих был уже очень солидным. Поздний ребёнок мог появиться на свет больным.
Мог. А родилась здоровая и красивая Лиара. Очень скоро добавившая к природному здоровью и красоте острый, пытливый и цепкий ум. Этита, занимаясь малышкой, почти непрерывно пребывала в полном восторге. Потому-то за считаные месяцы она смогла передать Лиаре столько, сколько не смогла бы, не сумела передать за то же время никому другому.
Лиара отпустила Этиту. Отпустила, поняв, осознав по-своему, что "отец" должна уделить теперь внимание работе. Согласилась с правом Этиты на свою собственную жизнь. Вряд ли она забыла Этиту. Вряд ли. Всё подсказывало медитирующей Бенезии, что Лиара не забыла своего отца. Наверное, скрыла своё понимание Этиты глубоко в душе, глубоко в сердце. И, наверное, радовалась, что рядом с ней — её мама.
Лиара была уникальной. Для азари не были характерны брови, а у Лиары они были. Хотя врачи Центрального Госпиталя Тессии едва ли не в один голос утверждали, что Лиара не унаследует от Бенезии столь 'яркую особенность'. Именно так сказала главный генетик госпиталя. А Лиара не только унаследовала от матери брови, но и обзавелась милыми веснушками. Тогда Бенезия не понимала, откуда у Лиары веснушки, столь непривычные для азари. Только сейчас, медитируя в полутёмном салоне, она осознала: вполне возможно, что это — очередной знак. Голубые глаза Лиары притягивали взгляды других азари как магнит. Позднее Бенезия отметила, что глаза дочери не оставляют равнодушными не только соплеменниц, но и представительниц других рас.
К Лиаре невозможно было прикрепить расовый азарийский ярлык 'оно'. Пообщавшись несколько минут с ней, большинство разумных остро и полно понимали, что Лиара — 'она', а не безликое, бесполое 'оно'. И веснушки в полную силу работали в пользу этого понимания. Так, наверное, природа захотела, чтобы веснушки не усыпали бледно-голубое лицо дочки, а почти равномерно и очень красиво распределились под глазами, оставив чистой кожу на других участках лица.
Большие глаза Лиары чудесно сочетались с веснушками, а брови... Брови не оставляли равнодушными большинство соплеменниц, но Лиара не обращала внимания на вполне понятные восторги и восклицания. Она была молчуньей. Если, конечно, ей не хотелось 'внести ясность'. Тогда она начинала очень много говорить. А как же иначе ей поступить, если с раннего детства она любила читать? Не только детские книжки с картинками, но и вполне взрослые тексты, где вместо ярких разноцветных картинок были таблицы, схемы, диаграммы.
Большие дочкины глаза... Бенезия видела и знала другую Лиару... Когда дочка замирала, и её глаза почти скрывались под веками, а веснушки бледнели и почти сливались с цветом кожи лица. Тогда Лиара о чём-то очень глубоко задумывалась. И могла вот так простоять, просидеть и пролежать несколько часов. В полной неподвижности. Если рядом были Бенезия или Этита — Лиара даже не стремилась к тому, чтобы остаться в одиночестве.
Наверное, она знала, что родители принимают её такой, какая она есть на самом деле, а не в силу протоколов и ритуалов поведения и деятельности. Уголки губ Лиары в такие минуты и часы опускались. И Бенезия с Этитой понимали: сейчас дочь думает о том, о чём стараются не думать большинство её сверстниц и соотечественниц. Думает молча, напряжённо, перебросив энергию со своей внешности на свой внутренний мир. Для неё, дочери двух матриархов азари, внутренний мир был всегда на первом месте. А внешность... Внешность всегда была максимум на втором. Лиара ценила настоящее, а не показное. Ценила, понимала, остро чувствовала и ощущала.
Когда Лиара уходила, Бенезия больше всего хотела, чтобы дочь обернулась. Даже если она не остановилась, уходя, только обернулась... Но Лиара ушла, не обернулась, не замедлила шаги. Ушла — и больше не вернулась на Тессию. Ушла — и пропала. Ни строчки текстового сообщения, ни аудиовызова, ни видеосвязи. Ничего. Изредка Бенезии удавалось узнать, чем занимается её дочь. Изредка — удавалось помочь, скрыв свою роль и участие. Если бы Лиара узнала или почувствовала, что ей помогает мать... Она была бы очень недовольна. И постаралась бы отказаться, не принять эту помощь. Любую помощь.
Бело-сине-чёрный комбинезон Лиара считала самой привычной для себя одеждой. Она хорошо знала, что такие комбинезоны носят азари, занимающиеся научными исследованиями. И считала, что может, имеет право носить такой же комбинезон.
Она не выдавала желаемое за действительное. Отлично училась, постоянно участвовала в работе самых разных научных коллективов, вела, пусть и простые, но самостоятельные научные исследования. Бенезия не возражала: она видела и знала, что Лиара отдала предпочтение науке, а не наёмничеству и танцам. Она не изменилась, она совершенствовалась в избранном направлении. Не меняла своих предпочтений, усложняла их.
