"Метка Оборотня"

Габриэль опустился на колени и погладил ее.

— Это важно для нас, потому что она особенная девчушка, так, Клэр?

Она гавкнула, и Габриэль нахмурился.

— Можешь хотя бы иногда не лаять?

Она тихо тявкнула, и Алек подумал, что Габриэль, видимо, тоже понимает, что Клэр от него не по себе.

Волк раздраженно выпрямился и направился к Алеку. Теперь Клэр кругами бегала вокруг него и бешено лаяла. Он остановился, явно недовольный ее поведением. Алек догадался, что Клэр пытается не дать волку подойти к нему, и задрожал — она знала, как он ненавидит прикосновения Габриэля, и хотела его защитить.

— Ладно, хватит, — рассерженно прикрикнул Габриэль.

Она съежилась, прижав уши, и он, похоже, успокоился.

— А теперь я хочу поговорить с Алеком. Он заслуживает моего внимания, ты так не думаешь?

Она затряслась.

— Вон! — Габриэль указал пальцем на дверь, и она поползла к выходу. Качая головой, он с кривой ухмылкой повернулся к Алеку. — Нужно быть более терпеливым. Ох уж эти дети, да?

Он что, ждет, что Алек ему посочувствует?

Выражение лица Габриэля вдруг изменилось.

— Или, по-твоему, она не ребенок? Может, ты думаешь, что она животное, грязная тварь? Ее семья думала именно так.

Обычно Алек с ним не разговаривал. Толку от этого все равно не было. Но в этот раз он должен был ответить, потому что она могла слышать разговор.

— Клэр — милый щеночек.

— А еще она ребенок.

Алек кивнул, ради Клэр, потому что хотя она и кралась к двери, все равно продолжала исподтишка следить за ними. Послушай, девочка, хотелось ему сказать. Ты должна превратиться в человека и поговорить со мной. Пожалуйста. Но он не станет никого умолять. Не станет.

Иначе сломается.

Габриэль снова повернулся к Клэр.

— Вон, девочка. Нам с Алеком нужно поговорить наедине.

Одна только мысль об этом пугала до чертиков. Клэр исчезла за дверью.

— Угадай, кто о тебе спрашивал? — Что-то в голосе Габриэля заставило Алека напрячься. Габриэль потрогал носком ботинка его ногу. — Ну же, угадай.

Алек сжал губы.

— Такой стойкий. Ну хорошо, подсказка — это оборотень. — Габриэль обхватил голову Алека, тот вырвался, и Габриэль грубее обычного — наверное, из-за раздражения на кривлянье Клэр — схватил Алека за волосы и заставил посмотреть на себя. — Думаешь, ты не знаешь других оборотней?

Сердце Алека делало кульбиты, хотя сам он лежал абсолютно неподвижно. Выражение лица Габриэля говорило, что ему очень хочется сделать Алеку больно.

Габриэль тряхнул его.

— Отвечай.

— Люк, — сказал Алек, несмотря на то, что поклялся молчать. Он просто хотел, чтобы Габриэль оставил его в покое.

— Нет, попробуй еще раз.

Алек сглотнул.

— Я знаю не так уж много оборотней.

— Этого знаешь. И очень близко. — Габриэль довольно улыбнулся.

— О чем ты, черт возьми?

Габриэль ударил Алека по лицу, в голове загудело, волк снова схватил его за волосы:

— Выказывай мне должное уважение, иначе будет хуже.

Алек стиснул зубы. Все-таки надо было молчать.

— Кого ты знаешь о-чень-бли-зко? — протянул Габриэль, отчего у Алека по коже побежали мурашки. Габриэль не мог знать о золотом мальчике, о солнце, о единственном утешении Алека.

— Назови его имя, — приказал Габриэль.

Алек вздрогнул. Волк не знал. Он ухватился за эту мысль.

— Лиам, — произнес этот ужасный, холодный голос.

Алек дернулся, попытался вдохнуть. Слух обманывает его, рядом раздался тихий смешок Габриэля.

— Неплохо, хотя я ожидал более сильной реакции. — Габриэль наконец отпустил голову Алека. — Ты ведь не ожидал услышать от меня его имя, да? Ты даже не знал, что он волк. Но он, конечно, не стал делиться с тобой своим секретом. Ты был просто его игрушкой.

Алек невольно покачал головой. Габриэлю нравится играть с ним, мучить его, вот и все. Его слова от этого не становятся правдой.

— Не веришь? — Довольный голос Габриэля действовал на нервы. — Разве ты не помнишь его странное поведение? Готов поспорить, Лиам нюхал тебя гораздо чаще, чем делал бы любой нормальный парень. Мы, волки, любим запахи.

Да, вспомнил Алек. Но нет, Лиам никогда не сделал бы ему больно. Он не мог понять, что все это значит, откуда Габриэлю известно его имя. Алек хотел, чтобы время, проведенное с Лиамом, принадлежало только ему, неприкосновенное, незапятнанное. Чтобы ужас, что вызывал в нем Габриэль, не касался этих воспоминаний. За эти несколько дней его мысли слишком часто возвращались к Лиаму. Их ночь стала тем убежищем, в котором укрывался рассудок, когда на Алека накатывала паника.

Лиам не мог быть одним из них. Не. Мог!

— Опять так тяжело дышишь. Я слышу запах смятения. — Алек почувствовал, что Габриэль смотрит на него, но не поднял глаз. — Думаешь, мы тебя случайно нашли, да? Нас послал Лиам, сразу, как ты ему надоел.

Нет! Слово эхом разлетелось в его голове. Лиам не мог. Для них это был не просто секс. Нельзя подделать такие эмоции. Алек был уверен в этом.

Лиам сказал, что будет скучать.

Если бы только его оправдание насчет загруженной недели не было таким неубедительным. Алек боялся, что его сейчас стошнит.

Габриэль сел на корточки рядом с ним, лицом к лицу.

— Лиаму, — медленно начал Габриэль, — надоело с тобой трахаться. Его от тебя тошнило. И он отдал тебя нам. Хотя, может быть, он будет тебя навещать, чтобы вспомнить старые добрые времена.

О, это больно, чертовски больно. Алек старался не шевелиться — тогда Габриэлю становилось скучно, и он уходил. Алек не хотел истекать кровью ради чьего-то развлечения. Габриэль продолжал что-то говорить, но Алек больше не слушал. Он не знал, как долго Габриэль пробыл с ним — может, минуту, а может, час — но в какой-то момент он понял, что Габриэля нет, и в сарае стоит тишина. Алек наклонился вперед и обхватил себя руками, потому что больше было некому.

Это несправедливо. То, что в шестнадцать родители вышвырнули его из дома за то, что он гей, тоже было несправедливо. Но это случилось. И он это пережил. Но людей не кусали оборотни, их не приковывали цепями к полу в сараях. Такого просто не бывает.

Боже, его лицо было мокрым, хотя он не плакал; это ничего не изменило бы. Он перекатился на бок и уставился в стену, шумно дыша, как говорил Габриэль. Время шло. Алек никак не мог прийти в себя. Может быть, он даже отключился ненадолго. Он поклялся быть сильным, но имя Лиама заставило его сломаться.

День закончился. Поднялась луна, и Алека начало трясти. Он не сможет. Не сможет.

— Я сильная, — услышал он детский чистый девичий голосок, Алек резко выпрямился. Он едва удержался от крика и быстро заморгал, пытаясь собраться с мыслями и понять, кто и что говорит.

Сквозь слезы он увидел маленькую голую девочку с карими глазами и спутанными волосами.

Рыжими, наверное, в лунном свете не разглядишь.

— Это я, Клэр, и я сильная.

— О, Клэр. — Его голос прервался. Такая хорошенькая, но слишком худая, слишком грязная и слишком напуганная. Синие венки выделялись на ее лице и худой груди. Плечи опущены.

— Ты был такой грустный. Я подумала, ты будешь рад меня видеть.

— Я очень рад тебя видеть, — сказал Алек. — И рад, что ты сильная, — добавил он.

Она опустилась на четвереньки, и Алек заворожено смотрел, как она подбирается к нему, ее движения очень напоминали волчонка Клэр. Алек протянул ей руку, она по-волчьи ткнулась в нее носом, но потом прижалась к нему, как маленький ребенок. У него заныло сердце — что за жизнь была у этой малышки?

— Ты знал, что я умею разговаривать? — спросила она.

Алек заморгал, он даже и не думал иначе, хотя, наверное, стоило.

— Да, — просто ответил он.

— Меня научила мама.

— Здорово.

— До того, как ее забрали.

О, какая безумная ночь, Алеку казалось, что еще немного — и его сердце просто не выдержит.

— Мне жаль, что ее забрали, Клэр. — Он прерывисто вздохнул.

— Моя мама хорошо за мной присматривала. Так говорит Трей.

Кто такой Трей? Но Алек решил, что сначала нужно задать другой вопрос.

— Где Габриэль и Люк? — Он бы не вынес, если бы кто-нибудь из них решил его проведать.

— Они гуляют, — сказала она, словно это все объясняло. Что ж, по крайней мере, их нет здесь. — Я еще слишком маленькая, чтобы забегать далеко.

Алек кивнул, словно ему это было прекрасно известно. Какое-то время они сидели молча.

— Спасибо за то, что превратилась для меня в человека, Клэр.

— В полнолуние это нелегко. Некоторые волки не могут быть людьми во время полной луны. Но Трей говорит, что я очень сильная, поэтому я могу.

— О. — Что ж, можно и спросить. — А Трей — тоже оборотень, да?

— Да. — Она кивнула для выразительности. — Но он хороший. Он мой друг.

Алек задумался, возможно ли это. Он надеялся, что да. Клэр заслуживала друга, и хотя теперь Алек считал и себя ее другом, сейчас он самый бесполезный из друзей. Потерявшие надежду всегда такие.

— Клэр, Люк и Габриэль плохие, очень плохие люди. Ты должна бежать. Где сейчас твой друг? Ты можешь пойти к нему? — Может, Алек и не выберется отсюда живым, но она должна, должна.

Клэр стала отковыривать грязь с пальца на ноге, и Алек ждал, пока она не подняла глаза и не посмотрела на него сквозь растрепавшиеся волосы.

— Габриэль говорит, что они убили Трея, но Габриэль лжет.

— Габриэль лжет, — повторил Алек, крепче обнимая Клэр.

— Да. Габриэль сказал, что не станет делать тебе больно, потому что ты мой любимец.

Алек потер лицо.

— Да, и что?

— Ты есть хочешь?

Он не хотел, совсем не хотел есть. Но если он не хочет сдаваться, то нужно хотя бы попробовать.

— Да.

Она встала.

— Клэр. Ты простудишься. Надень что-нибудь. И, может, ты сможешь принести мне одеяло?

— Хорошо. — Она побежала к дому, словно ей нравилось выполнять его поручения, хотя, может, так оно и есть. Других развлечений у нее все равно не было.

Спустя полчаса они уже жевали мясо с чипсами. Алек завернулся в одеяло, пальцы больше не немели, а вот сердце...

— Моему другу Трею нравятся чипсы.

— Угу, — кивнул Алек.

— Значит, тебе тоже?

Алек улыбнулся.

Личико Клэр стало серьезным.

— Но я не могу быть с Треем. Хотя я ему нравлюсь, он не умеет воспитывать детей. Он собирался отвезти меня к оборотню, который умеет.

У Алека стало покалывать в затылке, перед глазами встал Лиам.

— Оборотню, который умеет воспитывать детей?

Она торжественно кивнула.

— А Лиам хороший? — Она посмотрела прямо на Алека, встревоженно нахмурив брови. — Габриэль говорит, что ты знаешь его.

У Алека перехватило дыхание — он не мог ответить. Боялся, что ему слишком хочется, чтобы Лиам в самом деле оказался хорошим.

Она посмотрела на свои ноги, обхватила лодыжки и начала раскачиваться.

— Габриэль лжет, а Трей — нет. Трей говорил, что Лиам сможет за мной присмотреть. А еще, если бы Лиам взял меня к себе, то у меня был бы брат. — Она говорила с такой тоской, словно думала, что это никогда не произойдет.

Айра. Айра тоже оборотень. Черт.

— Но Лиам не пришел за мной. — В ее голосе звучало отчаяние. — Он пришел за Айрой, потому что Айра его брат, а я никто.

Алек сглотнул, пытаясь говорить ровно. У него было слишком много вопросов, а выбрать нужно было самые важные.

— А Габриэль и Лиам — друзья, Клэр?

Она покачала головой.

— Габриэль ненавидит Лиама. — Она с надеждой посмотрела на Алека. — Ты ведь мой друг, да?

— Да, Клэр, я твой друг.

Она огляделась.

— Они не должны узнать. Я не хочу, чтобы они знали, что я с тобой говорила.

— Я тоже не хочу. Но ты должна поговорить со мной еще как-нибудь.

— Хорошо, но они могут скоро прийти.

— Тогда тебе пора.

Она выскользнула из сарая, и Алек тяжело опустился на пол, прижав ладони ко лбу, словно чтобы не дать голове расколоться. Сколько же всего этих оборотней?

Габриэль ненавидел Лиама. Алек ненавидел Габриэля. Может, Габриэль солгал, и Лиам вовсе не ненавидел Алека. Потому что сделать из своего любовника игрушку — так можно было поступить только с кем-то, кого ты ненавидишь или презираешь. А Алек мог бы поклясться, что Лиам его не презирал.

И все же он оборотень, напомнил себе Алек, а еще Лиам хотел увидеть его шрам.

И, конечно, прекрасно понял, что это такое. Метка.

Глава Девять

На следующий день Габриэль пришел позлорадствовать, но ему быстро надоело, потому что Алек вел себя так же как раньше. Видимо, называя имя Лиама, Габриэль ожидал более сильной реакции. "Габриэль лжет", — повторял про себя Алек словно мантру. Он молился, чтобы это было правдой.

Когда Габриэль ушел, Алек тихо заговорил с волчонком, попросив ее снова придти к нему, когда мужчины уйдут.

Она тихо гавкнула, Алек понял это как "да".

— Я хочу, чтобы ты рассказала мне все, что знаешь о Лиаме, договорились? Потому что я пытаюсь придумать для тебя план.

Она склонила голову набок, а чуть позже исчезла и вернулась на этот раз с сырыми хот-догами. По крайней мере, это были протеины, и хотя в желудке творилось черте что, выбирать не приходилось. Он с трудом прожевал хот-доги и запил водой, чтобы избавиться от неприятного привкуса. Алек решил, что волки не замечают, что еда пропадает, или им просто все равно. Они не особо следили за Клэр, и Алек никак не мог понять, почему она остается ними. Что им нужно от маленькой девочки? Слава богу, сексуального интереса он не заметил. Может, это ее "друг" Трей отдал Клэр им? Алек надеялся, что нет.

Лиам уж точно заботился об Айре лучше, чем эти твари — о Клэр. Пожалуй, это все-таки кое-что говорит о характере, оборотень он или нет. Хотя Лиам все равно мог предать Алека, ведь он видел шрам.

Метка. Его пометили, и это его судьба.

Клэр. Если удастся придумать, как сделать так, чтобы она была в безопасности, он сможет продержаться еще пару дней, прежде чем совсем слетит с катушек.

Наступила ночь, а волки так и не пришли. Только Клэр, совершенно голая в свете луны. Девочка замерзнет до смерти, если и дальше будет так делать.

— Тебе нужно одеться, — сказал Алек.

— Мне не нравится одежда. В ней неудобно.

— Скоро зима. Она тебе понадобится.

Клэр пожала плечами.

— У меня есть мех.

— Когда у тебя есть мех, ты не можешь со мной говорить.

Она улыбнулась, впервые за все время — на ее щеках появились ямочки, и Алек подумал, что девочка просто прелестная. Прелестная, но грязная, хотя... грязь волновала его гораздо меньше ее безопасности.

— Клэр, ты должна рассказать мне все, что знаешь о Лиаме.

Она присела на корточки.

— Когда-то он был с ними, но потом ушел.

— Ушел. Почему?

Она покачала головой.

— Это было давно.

— Хорошо.

— Это было очень плохо. Габриэль ненавидит, когда волки уходят от четверки. — Ее передернуло. — Но я тоже хочу уйти. Мне здесь не нравится.

— Четверка. Значит, их четверо? — Боже, пожалуйста, пусть их будет только двое. — Она задумчиво наморщила лоб.