— В любом случае, все это не имеет значения.
Ему пришлось улыбнуться. — Может быть, именно поэтому я путешествую с вами, Никола. За подобные комментарии. Уместна ли суперсила на всю Галактику, вмешивающаяся в формирование каждой звездной системы? По сравнению с чем?
— По сравнению с тем, что семя платана собирается делать дальше, и как мы с этим справляемся. Итак, оно нырнуло в Солнце. Почему? Что оно ищет? Что оно собирается делать, когда найдет это?
— Не знаю. — Глубоко в сердце Пула образовался узел неповиновения. — Но это наше Солнце.
— Это характер. И не только это, это ваша борьба. Не смотрите на меня так. Призрак червоточины приложил немало усилий, чтобы сказать вам об этом. Теперь нам нужно придумать, что делать дальше. — Она усмехнулась. — Конечно, у меня есть идея.
Пул знал о ее идеях. Его сердце забилось быстрее.
Митч Гибсон окликнул его: — Вам двоим нужно солить картофельное пюре?
— Нет, — смело сказала Никола. — Но на самом деле я хочу вашу червоточину.
Митч взглянул на нее, снова на свою картошку, снова на нее. Классический повтор, подумал Пул. — Чего вы хотите?
— Солнечный зонд. Думаете, для этого потребуется кресло пилота? Митч, у вас подгорает картошка.
— О, Лета...
16
"Затворникам тени Меркурия" Митча Гибсона потребовалось меньше недели, чтобы оборудовать капсулу для экипажа внутри существующей инфраструктуры солнечного зонда. Пул не был особенно удивлен; инженерия выживания человека была гораздо менее инновационным технологическим подвигом, чем доставка функционирующего научного зонда во внутренние слои Солнца.
На самом деле, как только они осознали миссию, команда Ларунды получила удовольствие от этой задачи.
— Но к тому времени, когда мы закончим с вами обоими, — сказал Гибсон с некоторым удовольствием, — вы не будете знать, где заканчиваются ваши собственные тела и начинается зонд.
Пул знал, что он не шутит.
Основы дизайна были набросаны в виде поспешных набросков во время единственной ночной смены, дополненной кофе. Адаптированный флиттер должен был находиться внутри портала червоточины. Компактный ВЕС-привод будет продвигать аппарат сквозь недра Солнца. Поля отрицательной энергии, которые поддерживали открытый портал червоточины, помогли бы защитить флиттер от плотной плазмы солнечной среды, в то время как сама червоточина охлаждала бы маленький корабль с помощью простого теплоотвода: путем откачки солнечного тепла через горловину более высоких измерений червоточины и сброса его в космос на орбиту Меркурия, где среди облака строительных лачуг и наблюдательных постов дрейфовал другой конец червоточины.
Для прочности конструкции новый отсек для экипажа, встроенный в существующий солнечный зонд, должен был иметь форму сферы. Хотя схематичный план миссии был минимально амбициозным, Гибсон настоял на том, чтобы капсула была перестроена таким образом, чтобы она обеспечивала выживание вплоть до края самого ядра Солнца с его термоядерными реакциями, где температура измерялась в миллионах градусов, а гамма— и рентгеновские фотоны проникали сквозь газ высокой плотности, состоящий из электронов и протонов.
Никола Имри, как и следовало ожидать, больше интересовалась двигательной установкой их нового суденышка. Это был бы не просто спуск, а исследование с использованием энергии. ВЕС-привод все еще функционировал бы внутри тела звезды, поскольку использовавшие почтенную Великую единую теорию технологии Пулов опирались на область физики — объединение электромагнитных и ядерных сил — даже более энергичных, чем процессы синтеза гелия из водорода, которые питали Солнце.
Никола восторженно вскрикнула, отправляя модифицированный зонд, изящную сферу, в свой первый испытательный полет над равнинами Меркурия.
Один из аспектов солнечной среды, от которого их не смог бы защитить прочный аппарат, — это гравитация звезды, которая на поверхности была в двадцать семь раз больше земной. Даже гравитация Юпитера в верхних слоях его облаков всего лишь примерно в два с половиной раза превышала земную; люди отваживались отправиться туда и благополучно возвращались, но воздействие Солнца было в десять раз сильнее и сложнее. "Пул Индастриз" экспериментировала с инерционными экранами экзотической физики, но для этой задачи они не подходили. И поэтому пришлось использовать более старомодные методы.
На окончательную подготовку путешественников ушел весь последний день перед спуском. С помощью двух молодых, доброжелательных техников с медицинским образованием Пула вместе с Никола погрузили в густую, гелеобразную, богатую кислородом жидкость, которая должна была заполнить легкие Пула, его желудок, полости в его теле. Была обогащена даже жидкость в пространствах его черепа, вокруг мозга, даже жидкость в его глазах. И, кроме того, по его телу ползала сеть нанотехнологических роботов, укрепляя его мышечные и скелетные структуры: хрящи, мышцы и кости. Несмотря на анестезию, ему казалось, что он чувствует многое из этого.
Никола, как правило, спокойно переносила это. Когда они пережили заключительную инъекцию жидкой суспензии для наполнения легких, опыт, который больше всего походил на утопление, Пул наблюдал за монитором, показывающим лицо Никола за толстой стеклянной пластиной. Она открыла рот, втянула жидкость, один раз кашлянула, а затем уставилась на него, ухмыляясь. — Итак, что дальше?
Несмотря на весь этот блеф, они оба почувствовали облегчение, подумал Пул, когда предварительные приготовления были закончены и настал момент запуска.
Митч Гибсон забрался в кабину, чтобы пожать им руки в перчатках.
Но их самый последний контакт с человеком — перед тем, как капсулу запечатали и воздух заменили прозрачной жидкостью — был с двумя молодыми техниками, которые провели их через медицинские этапы. Им опять пожали руки.
— Присвоение имен, — сказал мужчина-техник.
Пул спросил: — Имена?
— Вам нужны позывные. Коммандер Гибсон предлагает "Анаксагор" для станции управления в Ларунде. И "Сесилию Пейн" для вашего спускаемого модуля.
— Анаксагор, — сказала женщина-техник. — Философ эпохи до Сократа, который первым предположил, что Солнце может иметь физическую природу, в отличие от божественный. Он представлял себе Солнце как шар из раскаленного железа, расположенный всего в тысячах километров над Землей. — Она рассмеялась. — Его ввело в заблуждение непонимание кривизны Земли. Тем не менее, неплохая догадка. И Сесилия Пейн была физиком солнечной системы эпохи поздних открытий, которая сделала гораздо более удачные предположения.
Пул отрывисто кивнул. — Хорошие имена. Анаксагор и Пейн.
— Надеюсь, вы нас помните. Мы так тесно сотрудничали. Физический контакт создает связь, не так ли? — Она пожала руку Пулу. — Меня зовут Ашер Феннелл.
— А меня, — сказал другой, — Харрис Кемп.
— Мы будем помнить, — сказала Никола достаточно серьезно.
Пул подозревал, что они оба вздохнули с облегчением, когда кабина была наконец герметизирована и в нее осторожно закачали жидкую суспензию. — Никола, я ценю, что вы не смеетесь над ними.
— Это потребовало усилий, поверьте мне. Эти ребята серьезные.
— Которые никогда не забудут этот момент, будем ли мы живы или умрем.
Никола только пожала плечами.
Теперь звонил Гибсон. — Анаксагор слушает. Контроль Ларунды. Пейн, Анаксагор...
— Анаксагор, Пейн. Мы слышим вас громко и отчетливо, — ответил Пул. Даже если это было не совсем правдой; жидкая суспензия слегка приглушала его слух, его зрение приобрело синий оттенок.
— Тогда, если вы готовы к заключительной предстартовой подготовке...
Никола резко сказала: — Хватит уже болтать. Пока, Митч. — Ее палец ткнул в светящуюся панель.
И "Сесилия Пейн", волоча за собой ярко-синюю раму червоточины, вырвалась в открытый космос. Через несколько минут они вышли из тени Меркурия и оказались лицом к лицу с палящим солнцем.
17
Сначала им предстояло преодолеть дистанцию от орбиты Меркурия до поверхности Солнца: само по себе это немалое расстояние, почти шестьдесят миллионов километров, сорок процентов расстояния Земли от звезды. И, учитывая нагрузку на их системы, человеческие и механические, чем скорее будет преодолено это расстояние, тем лучше.
Итак, следуя подготовленному плану полета, Никола увеличила ускорение ВЕС-привода до двадцати g — меньше, чем они испытали бы на самом Солнце, но это была хорошая проверка взаимосвязанных систем, которые должны были защитить их от этого свирепого притяжения. При таком ускорении потребуется пять часов до разворота, затем не менее пяти часов яростного торможения, прежде чем они достигнут границы внешней атмосферы Солнца... По крайней мере, той границы, которую команда Ларунды определила для практических целей. Пул знал, что для физиков расширенная атмосфера звезды теоретически простирается до межзвездного пространства, где солнечный ветер соприкасается с более широкими галактическими ветрами.
Как только включилась тяга и Никола убедилась, что аппарат работает так, как ожидалось, она повернулась к Пулу — двигаясь очень осторожно — и подмигнула ему сквозь лицевую панель и синий слой жидкой суспензии.
— Разбудите меня, если прозвучит сигнал тревоги. — Она закрыла глаза. Через несколько минут ее дыхание стало глубоким и ровным.
Митч Гибсон заговорил на ухо Пулу. — Пейн, Анаксагор. Как дела, приятель?
— Я рад компании. Эта женщина могла бы проспать конец света. — Хотя, подумал он, может быть, сейчас не стоит шутить по этому поводу.
— Мы оцениваем ваше ускорение чуть ниже двадцати g. Есть какие-нибудь проблемы?
— Насколько могу судить, нет. Дышать не более неудобно, чем раньше. Зрение кажется нормальным. Когда ускорение увеличилось, у меня появилось несколько точек давления.
— Мы их видели. Твоя шея, нижняя часть позвоночника...
— Интеллектуальные системы компенсировали это прежде, чем я смог сообщить.
— Если ты ничего не хочешь, я заткнусь. Последуй примеру своего пилота и постарайся уснуть. Когда проснешься, тебя ждет долгий день.
— Не думаю, что ты припрятал в этой банке хоть немного односолодового виски.
Гибсон рассмеялся. — Конечно. В том состоянии, в котором ты находишься, тебе пришлось бы ввести это прямо в свой мозг. Спи крепко, мой друг.
Возможно, он действительно спал. Такой странной, такой нереальной была ситуация, этот кокон в технологическом чреве, пока солнечный диск медленно вырастал перед ним, что было трудно понять, спит он или бодрствует.
В конце концов, тихий сигнал тревоги предупредил его о том, что фаза спуска закончилась. Это было незадолго до того, как отключился ВЕС-привод и ускорение снизилось до нуля.
Никола проснулась, пошевелилась, собралась протереть глаза и обнаружила, что ее кулаки в перчатках колотят по лицевому щитку. Она посмотрела на свои руки, прислушалась к жужжанию мультипликаторов экзоскелета, которые позволяли ей сжимать пальцы, и рассмеялась над собой. — Мы уже на месте?
— Думаю, да...
— Могу сказать, что двигатель отключился, очевидно, по сигналу. — Она сверилась с монитором. — И это оставило нас с правильной остаточной скоростью. Мы более или менее в свободном падении, со скоростью около четырехсот тысяч километров в час...
Двигатель отключился, а аппарат все еще находился примерно в двух солнечных радиусах над фотосферой, видимой поверхностью: на высоте около полутора миллионов километров. Но они уже снижались в среде с чрезвычайно высокими энергиями. Это была корона, внешняя атмосфера Солнца, царство сверхгорячих, сверхразреженных газов. И это было самое быстрое, что они могли совершить, как знал Пул, пока — и если — они благополучно не выйдут из сердца Солнца.
— Четыре часа до фотосферы.
Пул взглянул на нее. — Вы ни разу не выглянули наружу с тех пор, как проснулись, не так ли? — Он нажал кнопку.
Корпус корабля стал практически прозрачным. Это было так, как если бы они вдвоем, лежа на своих кушетках, с приборами и блоками управления перед собой, были подвешены в лучах света, а прямо за ними виднелась впечатляющая рама портала червоточины, которую они протащили по всему этому пути.
И теперь прямо впереди, отгораживая половину Вселенной, было Солнце. Диск, охватывающий все небо. Если смотреть в свете водорода, он был окрашен в яркий оранжево-коричневый цвет, который изобиловал деталями. Это была фотосфера, видимая поверхность Солнца. Текстура была зернистой, почти как будто пикселизированной — или, по более грубому мнению Пула, это было похоже на какую-то обширную рану, кишащую миллиардом извивающихся насекомых. Но каждое из этих "зерен", как правило, было размером с Великобританию или что-то покрупнее. Тут и там он видел солнечные пятна, огромные темные шрамы; те близкие к горизонту объекты были укорочены и казались вдавленными ниже общего горизонта, как кратеры.
Этот световой пейзаж был не спокойным, а бурным: его сотрясали огромные энергии. Он увидел спикулы, фонтаны тонкого светящегося газа, вырывающиеся из гранулированной поверхности, а также еще более сложные элементы: протуберанцы, огромные светящиеся арки. Их было гораздо легче увидеть по направлению к горизонту Солнца, чем в лоб. Протуберанцы были проявлениями мощного магнитного поля Солнца, генерируемого глубоко в его недрах — в зоне, в которую, как Пул с отвращением осознал, он должен был спуститься на этом хрупком суденышке, если все пойдет хорошо. Его тревожила мысль о том, что такие огромные потоки энергии, возможно, тянутся к нему даже сейчас, почти невидимые, если смотреть прямо перед собой.
Голос Митча Гибсона, спокойный, ободряющий, прошептал ему на ухо. — Пейн, Анаксагор.
— Мы здесь, Митч.
— Надеюсь, вам понравилось световое шоу. Вы, наверное, знаете, что мы проверили прогнозы солнечной погоды, прежде чем назначить дату вашей миссии. Мы не хотели спускать вас в разгар шторма.
Никола рассмеялась. — Здесь спокойно?
— Сравнительно. Взгляните, ммм, на свой правый верхний угол.
Пулу пришлось наклониться вперед, чтобы вглядеться, мышечные усилители жужжали. Там, за краем Солнца, Пул увидел что-то вроде изображения на фоне черного неба, по-видимому, неровный круг, искаженный, светящийся. У него не было возможности оценить его размер. — Вижу.
— Это выброс корональной массы или остаток одного из них...
Магнитное поле Солнца, искаженное различием вращений в слоях звезды, может запутаться. И, время от времени прорываясь через поверхность, часто эти хитросплетения могли, по выражению физиков, упроститься: поля сразу теряли свою запутанную сложность и в процессе высвобождали массу энергии. Мощные взрывы выталкивали с поверхности сгустки вещества под градом высокоэнергетического излучения. И при выбросе корональной массы может быть выброшен огромный узел самого магнитного поля, унося с собой массу плазмы размером с гору, вылетающую со скоростью миллион километров в час. Это было то, что Пул наблюдал сейчас. Хрупкая, но восстанавливающаяся технологическая система Земли цивилизация веками была устойчива к таким штормам, но солнечная погода оставалась опасной для всего человечества, отправляющегося в космос.
