Прислонившись спиной к треклятой двери, он снова прикрыл глаза в попытке вырвать у хронической усталости, ставшей в последние годы его обычным состоянием, полчаса чуткой невразумительной дрёмы. Мужчина упрямо старался не думать о таком близком освобождении, отгонял от себя мысли о долгожданном успокоении, в который раз на память повторял древнее заклятье, ради которого ему пришлось продать душу и пожертвовать рядом принципов. Ну, ладно, с душой он порядком драматизировал: демонов в округе давно не водилось, да и должного повода не было. Зато почти десять лет постоянных интриг, козней и рванья глоток изрядно подпортили его и без того не самый лёгкий характер, расшатали твердыню морали и изгваздали чистоту репутации. Будто кто-либо из проклятых мог замараться сильнее, чем его изуродовала наследственность.
Чародей горько хмыкнул, заметив, что снова поддаётся дурным привычкам и неосознанно теребит перстень. Купленная ещё во времена юношеских мытарств безделица, что обошлась ученику чародея в полный гонорар за заморенную кнару, выглядела на изящных музыкальных руках грубо и дёшево. Кузнец в лавке был очень удивлён, когда из всех возможных поделок по-ратишански бледный мальчишка выбрал не новый нож или метательную звезду, а уродливое явно большое кольцо. Ему было не понять той гордости не ко времени повзрослевшего ребёнка при примерке своего первого родового перстня. Пускай, этот род и состоял из одного человека. Возможно, со стороны кольцо и выглядело большой нелепой медвежьей башкой с выщеринными клыками, но для него этот кусок металла стал символом возрождения. Надевая его и тщательно приматывая шнурком к худому запястью, юный чародей чувствовал, как кардинально меняет собственную жизнь, выбирает дорогу. Единственную дорогу, ведущую к свету, через какие бы тьму и грязь она ни проходила. Он представлял мощное развесистое родовое древо, большой семейный особняк с гербами на развевающихся флагах. И на каждом гербе будет не ненавистный сердцу оттиск, что казался ему позорнее каторжного клейма, а гордая голова яростного хищника. Прошли годы. Многие яркие и романтические надежды того озлобленного мальчишки развеялись быстрее, чем на деревьях сменилась листва. Многие иллюзии растаяли, оставив горьковатый осадок из образов и представлений. Многие зароки и пафосные клятвы были порушены. Он изменился, что внешне, что внутренне, став пустой оболочкой того светлого и порывистого существа. Неизменными осталась лишь дорога, да родовая печать, что до сих пор иногда спадала с худых пальцев.
От минорных раздумий, столь неудачно выбравших время для появления, чародея оторвало вспыхнувшее в мозгу предчувствие. Мужчина с деланной неторопливостью, ставшей практически рефлексом, посмотрел на стекло идентификатора и позволил себе улыбнуться. Под сопровождение возбуждённых криков, хлопанья дверей и отборных проклятий, доносившихся снаружи, чародей натянул потрепанные перчатки и со знанием дела взвесил на руке давно примеченную чугунную сковородку. Оружия с собой было слишком мало, чтобы им разбрасываться. Практика же не раз доказывала, что физическая сила хороша, чары — замечательны, но иногда лучше всего действовать подручными средствами. Поднявшись на ноги, он отошёл от двери.
— Говолю же, господин, нету там у меня ничего! — испуганно причитал трактирщик.
— Заткись, — почти беззлобно гаркнули в ответ.
Заклятье спало, и раньше, чем человек с вышитым на груди солнцем, успел заглянуть в проём распахнувшейся двери, тяжёлый снаряд прицельно встретился с его теменем.
* * *
* * *
*
* * *
*
* * *
*
* * *
**
— Арни! А-а-арни! — требовательно раздался где-то над головой до омерзительного звонкий голос Анэтты Ризовой.
Первым порывом было, не просыпаясь, шибануть в надоедливый фантом боевым светляком и продолжить приятное занятие. В том, что его сон побеспокоил именно фантом, молодой человек даже не сомневался: в его спальню в особняке, что с раннего детства была напичкана ловушками и оберегами (не столько для того, чтобы защитить невинное дитя, сколько для защиты невинных слуг и гостей от неуправляемого маленького монстра), без особых паролей не мог пробраться даже отец, не то что его секретарша.
— Арни! Через час встреча с представителями княжеской службы безопасности! Они ждать не будут, а в твоём положении, — привычная взору безмолвная и исполнительная женщина на приступках отцовского кабинета, куда-то подевалась, оставив на своём месте назойливую тётку.
С трудом оторвав гудящую голову от удивительно жёсткой неудобной и просто шеедробильной подушки, Араон Важич попытался собрать воедино разметавшиеся в голове мысли. Двух часов сна после насыщенного событиями чрезвычайно долгого дня измождённому затянувшейся регенерацией организму явно не хватало. Вспомнилось, что он принял полномочия отца, неприятно удивив почтенных Старших Мастеров; что остаток дня проторчал с увеличительным стеклом и пинцетом, складывая остатки не успевших само разложиться донесений в общую картину событий; что легкомысленно отправился на поиск убийц брата и после долгого разговора с еле живым Ихвором распил с раненым бутылку дешёвенького коньяка. А вот, как он добрался до своей пастели, не потревожив вездесущую маменьку, кучу приехавших на похороны гостей и собственные барьеры, молодой чародей вспомнить никак не мог.
— Арни, да ты пил? — возмущённо воскликнула женщина, что по какому-то недоразумению считалась им ранее приятной особой.
— Какое своевременное замечание, — недовольно проворчал Араон, отметив, что распухший язык с трудом ворочается во рту.
Громко, слишком громко для похмельного слуха хлопнула входная дверь, и кто-то с излишне тяжёлыми сапогами протопал к кровати.
"Проходной двор, а не спальня" — возмутился про себя чародей, так и не соблаговолив открыть глаза. Всё происходящее напоминало скорее дурной сон, начавшийся ещё на урочище в Нестанишках и бессмысленно тянувшийся по сей час. Не было боли от потери отца, страха перед неизвестным врагом или трепета в ожидании битвы. Не было ничего. Даже ноги ниже колена почти не ощущались.
— Как официальный представитель Совета Замка Мастеров, — громко и явно злорадно прокаркал смутно знакомый голос, принадлежащий, кажется, Старшему Инквизитору, — передаю Главе Замка Мастеров Вето...
Кошмар переходил уже все дозволенные границы: появляться в своей спальне малознакомым мужикам Арн никогда не позволял.
— Вон, — не жалея собственного расшатанного внеплановым алкоголем здоровья, крикнул чародей.
Больше получилось похоже на слабый забитый стон умирающего перед лицом коварных кредиторов, что уже перетряхивали простыни на предмет завалявшейся мелочи.
— Простите? — недоумённо запнулся доносчик воли народа и неприкрытую радость в голосе поумерил.
— Арни...— попыталась вставить что-то галлюцинация номер один.
— ВО-О-ОН!!! — не сдерживаясь в этот раз, рявкнул Важич, присовокупив к голосу экзорцистское заклятье подслушанное как-то у Чаронит.
Толи заклятье было рассчитано на тенегляда, толи разница в потенциале между двумя чародеями была так велика, толи похмельная голова сыграла с хозяином злую шутку, только неконтролируемым выбросом вмиг проморозило всю комнату, буквально вышвырнув непрошеных посетителей за дверь. По спине прошлась отдача заклятья, премерзко впившись в копчик. Это моментально отрезвило сонный разум. Резко дёрнувшись, молодой человек упал на пол и попытался занять боевую стойку. Стойка не занималась, и это проясняло многое. Во-первых, казавшаяся потерянной куртка, обнаружилась туго намотанной на щиколотку. Во-вторых, судя по валявшейся под диваном таре, половиной бутылки коньяка в компании Ихвора он вчера явно не ограничился. В-третьих, посетители в его спальне не были бредом, потому как и помещение не было его спальней.
Араон Важич настороженно окинул воспалённым взглядом мрачный коридор, больше напоминающий переходы в княжеских пыточных. Пологий закруглённый потолок, массивная каменная кладка, стилизованные под факелы светляки. Портил эффект только мягкий кожаный диван, притащенный, если верить царапинам на полу, прямиком из приёмных покоев. Краем сознания Арн даже восхитился собственной упёртости, зная, что каркас для конструкции был сделан из цельного дуба. Кроме возможности в пьяном угаре игнорировать боль и таскать тяжёлые вещи, открывшаяся картина ничем не могла порадовать. Молодой человек, размотал с ноги куртку, зябко набросил на слегка подрагивающие плечи и побрёл в теперь уже свой кабинет.
В уютном светлом и каком-то слишком умиротворённом помещении следов вандализма, по счастью, не наблюдалось. Всё было, как заведено, даже слой пыли в стратегически важных местах сам собою обновлялся, чтобы не привлекать лишнего внимания. Казалось, Артэмий Важич ненадолго отлучился и вот-вот нагрянет обратно, всё также, не замечая никого вокруг, пройдёт к своему столу и закажет любимую большую кружку кофе.
Араон со стоном опустился в глубокое отцовское кресло. Если бы кто-нибудь знал, насколько его натуре претила столь алкаемая всеми Старшими Мастерами должность! Если бы был хоть кто-то достойный доверия настолько, чтобы сгрузить на него всё многообразие обязанностей! Если бы можно было вытащить брата, что всегда был столь неравнодушен к власти и общественному положению! Как много если...
Несмотря на похмелье, мужчина прекрасно понимал, что торжественное возвращение старшего брата, из чьей груди не так давно выколупали зазубренный арбалетный болт, не слишком облегчит ему жизнь, а лишь добавит головной боли в плане охраны и обслуживания беспомощного родственника. Он так и видел закатывающую глаза в нервном припадке маман, воющую белугой Дильку и стаю целителей, стервятниками кружащих над поместьем. А за ними бы уже пошли и обиженные Старшие Мастера, ученики, коллеги, пронырливые и вездесущие писаки свитков, ищейки, фанатики, наёмные убийцы. И не известно ещё, с кем из этого списка встеча будет для их семейства пагубнее. Новому Главе Совета Замка Мастеров ещё повезло, что старший брат проявил благоразумие и согласился побыть для общественности без вести пропавшим, а не стать потенциальной мишенью для неизвестно кого. Конечно, мозгов и определённой тяги к подковёрным играм умного и практически образцового Мастера-Алхимика будет очень не хватать, особенно в ближайшее время, но никто же не помешает найти безопасный способ связи.
По счастью, мелкие торговцы дурью, что сбывали саморощенный продукт, оказались не столь бесполезными охламонами, как выглядели. В слегка запуганном состоянии от встречи с такой близкой властью высшего порядка, они так легко поддавались влиянию, что грамотно обработать расшатанную психику было делом не сложным, но до омерзительного морудным. Ихвор успешно взялся за это дело после первого же пробуждения, заставив засекретить и обезопасить подвальчик для варенья, выращивания и приготовления дурман-травы и отправить Главе координаты. В последнем, конечно, не обошлось без самодеятельности, вылившейся в бросание камней и требование денег, но после наглядной демонстрации с холлемом серьёзности намерений для их компании других внушений не понадобилось. Не обделённые смышлёностью господа производители одурманивающих веществ с радостью пошли на сделку с совестью и бандитской честью (другой эмоции под хмурым и откровенно угрожающим взглядом профессионального боевого чародея они и не могли выказать), согласившись обеспечивать комфорт и неприкосновенность высокопоставленному страдальцу. Лекарское внимание Ихвору и без того было гарантированно, поскольку едва не прибитый Арном старик оказался не только дедом самого адекватного из троицы, но и отставным целителем, выгнанным с поста за пьяную драку с начальником стражи. Как бы ни "любил" Араон Важич представителей целительской братии, но наличию в окружении брата этого старикана был чрезвычайно рад.
Признаться, в данный момент Глава Совета и сам был бы не против заиметь поблизости кого-нибудь, на подобии Милаха. Только, пожалуй, не такого пропитого. Бок болел, а заветная банка "замечательных соплей", приготовленная подчас даже чрезмерно заботливой Алькой ещё в Сосновском, осталась под надёжной защитой его персонального сейфа в "Золотом поселении". История с предательством тётки заставила молодого человека не только качественно пересмотреть взгляды на жизнь, но и перестать верить своему окружению. И, что бы ни говорил здравый смысл, уже чародей не мог заставить себя раскрыть кому-нибудь плачевное состояние здоровья или допустить постороннего к заживающему телу. Регенерацию, от греха подальше, пришлось свернуть, и сон на неудобном диване жестоко отыгрался на больном организме.
Молодой человек с кряхтением поднялся и побрёл обратно в надежде на тазик чистой воды и немного зубного эликсира в какой-нибудь общей умывальне. Если через полчаса он не приведёт себя в порядок, мамочка, наплевав на траур, устроит редкостнейший скандал. А в том, что она через полчаса будет здесь можно было не сомневаться, не даром же Ризова числилась в лучших подругах Альжбетты Важич. Проволакиваясь по ставшему спальней коридору, Арн ещё раз бросил взгляд на новую деталь интерьера.
— И зачем-то же мне это понадобилось? — задумчиво отметил Мастер, глядя на распотрошенный и съеденный наполовину кусок лососины, гордо раскинувшийся на спинке дивана.
Он был в курсе собственной вредной привычки при любом мало-мальски серьёзном мыслительном процессе поглощать что-нибудь солёное килограммами, чего при обычной пьянке за ним никогда не водилось. Появление любимой рыбы вблизи его нового кабинета наводило на ряд серьёзных подозрений. Чародей, вмиг забыв о благих порывах к чистоте и благопристойности, плюхнулся на диван. Соизмеряя расположение рыбы с длинной руки, Арн тщательно вымерил своё вчерашнее положение тела и попытался вспомнить собственный ход мыслей, наперекор похмельному упадку. Воспоминания не спешили радовать своим посещением, ясность мысли не восстанавливалась и чистота сознания приобретала кристальную структуру.
— Что же я имел в виду? — нахмурился Арн и машинально запихнул в рот отщипнутый ломтик жирного розового мяса.
Рассеянный взгляд чародея блуждал по стенам и потолку, выискивая что-нибудь достаточно знаменательное для восстановления вчерашней работы мысли, пока неожиданно не натолкнулся на любимую отцовскую карту. Артэмий Важич с каким-то трепетным благоговением относился к ней, словно кусок материи был не зачарован, а одушевлён. Вид открывшегося с данного ракурса святотатства настолько шокировал, что напряжённо жующий молодой человек едва не прикусил собственный палец. Знакомые с детства абрисы родного княжества, раскинувшиеся на полотнище карты, оказались безжалостно истыканы острыми рыбьими костями. Не равномерно: полупрозрачные кости, то сбивались целым скоплением, то возвышались поодиночке, то образовывали целые линии и дорожки. Некоторые метки вылезали за государственные границы и извивались в пределах соседних держав. На первый взгляд проявленный вандализм казался бессмысленным. Чем дольше Араон рассматривал творение собственного бреда, тем яснее становилась прорисовка картины и тем сильнее росло внутреннее удивление.