Шипы для железной девы

Он бежал по коридору с такой скоростью, какую только мог себе позволить в подобной ситуации, и постоянно прислушивался, не потеряла ли она сознание. Но она сквозь слёзы боли бормотала какие-то непонятные слова. Точнее, они были понятны, но представляли собой полную белиберду, вперемешку с незнакомыми ему именами или названиями. Он списал всё это на её теперешнее состояние. Ему было жутковато сейчас. Страшно за неё, и ещё он не был уверен, что всё дело только в обычном ранении. Он понятия не имел, что там с ней случилось, в этом подвале, и какие ужасы она пережила. Ранения тела можно вылечить, тем более что он не видел крови на её голове или торсе, только смазанные следы от неё, а вот что делать с проклятиями или тёмной магией?

Да ещё и твари. Чем они таким были?! Он в первый раз видел подобную дрянь. Мёртвые? Живые? Откуда они взялись в подвале Хогвартса? Он вспомнил, что этот подвал был доселе никому не известен, и внезапно у него возникло неприятное подозрение. Что если это всё слизеринцы? Точнее, двое из них — Паркинсон и Буллстроуд. Судя по поведению Малфоя, остальные ничего об этом не знали. Что если эта гадюка Панси задумала кошмарную месть? Узнала, что где-то в подвалах есть жуткое, гибельное место, и решила сунуть туда ненавистную ей Гермиону, зная, что та обязательно, со своим хроническим любопытством, клюнет на приманку потайной двери. Это было вполне в духе Слизерина. Тогда её могли вообще не отыскать, она бы стала считаться пропавшей, а если бы отыскали, решили бы, что она сама виновата — полезла, куда не надо. Он сжал зубы, решив ни в коем случае не забывать о такой вероятности, и попытаться впоследствии выведать у Гермионы все подробности на этот счёт. Если это окажется правдой, такое нельзя было оставлять безнаказанным...

— Стой! — Гермиона стукнула его кулачком по спине. — Остановись.

Он затормозил, вбежав на склад с поломанной мебелью.

— Закрой... дверь... на засов.

Но он уже догадался сам.

— Не думаю, что выдержит. Мы должны бежать дальше.

— Стой... тебе говорю! Они нас потеряли. Они не могут... так далеко...

— Тогда я отнесу тебя...

— Нет! Сперва надо... промыть... рану. Сними меня.

Он осторожно стащил её с плеча, на этот раз стараясь сделать это максимально осторожно, но она всё равно захныкала от боли.

— Ты можешь стоять? — он держал её за плечи, прижав к себе, и чувствовал, как у неё подгибаются ноги.

— Попробую... Поставь меня... к стене.

Он так и сделал, и она положила руку на стену и ткнулась в неё лбом, наклонившись и распрямив ноги.

— Давай, Гарри. Промой раны.

"Раны?! — ужаснулся он. — Их даже не одна?"

Он со страхом уставился на её юбку и ноги, полностью залитые кровью.

— Может лучше сразу... в больничное крыло?

— Нет. Ржавчина. И бежать... далеко. Давай.

Он наклонился, пытаясь понять, где же она ранена.

— Выше! — крикнула она.

Он начал медленно поднимать её юбку.

— Гарри! Быстрее! Да что с тобой?!

— Твоя юбка. Она вся в крови. Насквозь.

— Так сними её, о господи! Молния... справа...

"Молния?" — как-то слегка ошеломлённо подумал он. Но как же...

— Гарри! Ты заснул что ли?!

И действительно, да что это с ним?! Ей же больно, ей нужна помощь. Немедленно! Пора прекратить вести себя, как смущенный третьекурсник.

Он выдохнул и как будто нашёл в себе тот самый, нужный выключатель, который убрал всякое знание о разнице полов. Просто превратил её из девушки в раненного человека.

Пальцы дрожали от появившейся ненужной торопливости, он сначала пытался расстегнуть эту чёртову молнию, потом плюнул и просто разодрал её вместе с застёжками. Юбка пристала к ногам, и он едва стянул её, перепачкав все руки и манжеты кровью. На какой-то момент юбка стёрла кровавые потёки с её ног, но тут же новые струйки устремились по ним, и ему к горлу подступил неприятный комок, нельзя сказать, чтобы он уж совсем без эмоций переносил вид крови, тем более, когда её было так много.

Трусики на Гермионе едва просматривались, пропитавшись кровью настолько, что по виду почти слились с её кожей.

— Их можно не... — начал он, но она зарычала в ответ.

— Снимай!

Он взялся за них, понимая, что начинает чуть уплывать, в глазах заплясали багровые зайчики. Ему не удалось их стащить, и он просто оттянул их по бедру и разрезал диффиндо. Как только он освободил от них Гермиону, она тут же запустила себе ладонь между ног, прикрывая наготу.

— Агуаменти!

Она взвигнула и едва не подпрыгнула к потолку. Вода была ледяной. Но что он мог поделать? Он не умел это регулировать.

— Прости, — побормотал он, направляя струю на её ноги и ягодицы.

Он впервые постарался разглядеть её раны. Изначально он подумал, что её ранили эти твари. Но когда он увидел несколько последовательно расположенных круглых отверстий на её попке и верхней части бедёр, то приподнял брови от удивления.

— Где ты так умудрилась? — недоумённо спросил он.

— Потом, потом! Промывай тщательней, они глубокие.

— Больно?

— Нет, Гарри, мне щекотно! Ты совсем дурак?! Я еле-еле на ногах стою.

Он вдруг догадался, что тот самый жуткий вопль, который он услышал, когда расчищал проход, и был момент, когда в неё вонзились... что там это было? Тогда она закричала от боли. А потом... потом он побежал, и она... а как она...

— Слушай, а как ты меня увидела? Там же было темно, да и ход длинный. Я же был далеко.

— Увидела? Гарри, ты о чём? Я вообще ничего не видела. Просто пыталась выжить.

— Я имел в виду, что ты же звала меня.

— Звала? Никого я не звала. Просто вопила, как ненормальная... И сейчас завоплю, если ты не сделаешь всё быстрее.

— Гермиона, ты звала. Кричала: "Гарри, спаси, помоги". Я из-за этого и по коридору понёсся что есть силы. Едва ногу не сломал об решётку.

Она повернула к нему голову через плечо. На миг, видимо, даже забыла о неприятных ощущениях.

— Что, правда?

— Ну да. Пока я тебя не освободил от тех... не знаю, кто они... ты только это и кричала.

— А-ээ... я не знаю... не помню... Ты точно не врёшь?

— Ты считаешь, я буду тебе врать в такой момент? — он указал на её раненную задницу. Из промытых отверстий немедленно вновь начинала вытекать кровь, смешиваясь со струящейся водой и превращаясь в розовую смесь, которая ручейком струилась прямо по направлению ступенек в полу.

— Ладно, потом разберёмся. Сделай вату, бинт и забинтуй всё как следует.

— Вату... бинт? — он посмотрел на неё растерянным взглядом.

— Трансфигурируй же! — воскликнула она с раздражением.

— Гермиона, прости, ты же знаешь, я в этом не особо.

— Я тебя силой буду заставлять заниматься! — завопила она. — Приковывать цепями буду к книжкам! Дай сюда палочку!

Он послушно протянул.

— Держи!

Когда он отдавал палочку, он заранее не верил, что у неё что-то выйдет. Она и правда едва держалась, он видел, как у неё подрагивают коленки. И вообще, ему вдруг сделалось её невероятно жалко. Ей сейчас должно было быть по-настоящему больно, даже одна такая дырка могла заставить буквально завывать, а у неё их было... пять, шесть, семь... он бросил считать, почувствовав стыд, что занимается такой ерундой в подобный момент. Хорошо ещё, что у неё такая маленькая попка...

"Эй!"

Он крутанул головой, приготовил свою мантию, потом решил, что она ещё пригодится, и стал стаскивать с себя свитер, не дожидаясь результатов её попыток. Ей было сейчас слишком плохо, да и палочка его отличалась изрядным упрямством. У неё не получится.

Она отодвинулась от стены и схватила его палочку с решимостью и даже с гневом. Нет, ну вот действительно, ну почему она постоянно должна что-то делать за них?! Ну сколько можно?! Вот подошёл момент, когда понадобилось, а он не может. А если бы она была без сознания? Ладно хоть, как боец оказался не промах.

Она привычно сосредоточилась на чужой палочке. Привычно, потому что ей уже приходилось делать это раньше, она знала, что нужно особым образом подстроить чужой инструмент, как бы мысленно изогнуть его в нужных местах нужными изгибами, соответствующими её ощущению магии. Сейчас, когда боль пульсировала волнами по ногам и вообще всей задней части её тела, когда слабость застилала глаза, сосредоточиться было трудно, но магическое чувство сильно отличается от физического, тело для магии как бы не существует, достаточно на время забыть, что ты ранен, и нет никаких препятствий для колдовства.

Она выстроила нужные изгибы и надавила на палочку. С тем же успехом она могла бы пытаться изогнуть пальцами железную арматурину. Она попробовала ещё, подумала, что просто сделала что-то не так, но нет, она всё делала так, просто палочка Гарри... она была... совершенно негнущейся. Возможно, после долгих попыток удалось бы выдавить из неё парочку самых простых заклятий, но не больше. Гермиона широко раскрыла глаза. Как же он умудряется ей орудовать?! Какая же силища для этого нужна? Она, слегка похолодев, вспомнила, что его палочка была близнецом палочки Волдеморта. Вот уж уникальное сочетание! Она невольно обернулась, заворожённо наблюдая, как он зачем-то стягивает с себя свитер.

"Гарри, ну откуда в тебе столько силы? Ты же с виду такой... обычный, даже непутёвый, банальное заклинание сотворить не можешь, такой... обормот!"

Он снял свитер и взглянул на неё. Она молча протянула ему палочку и отрицательно помотала головой.

Он мигом расчикал свой свитер на части и соорудил что-то отдалённо напоминающее повязку. Кровь всё равно продолжала подтекать, даже из-под неё.

— Возьми ещё мой, — предложила она, но он отказался.

— Ты замёрзнешь. Я и так облил тебя холодной водой.

Он бережно укутал её в свою мантию, и она смогла наконец, с облегчением высвободить свою ладонь, зажатую между ног. Знал бы он, насколько тяжело ей далось это стояние перед ним с голым задом.

— Как-нибудь донесу теперь тебя до больничного крыла.

— Гарри, прости, но ни о каком больничном крыле и речи быть не может.

— Как?!

— Вот так. Там, после педагогической деятельности Амбридж и её дружины, сейчас полна палата. Старайся, не старайся, а кто-то всё равно узнает. Я не собираюсь потом целый месяц терпеть насмешки всей школы!

— Ты серьезно?! Гермиона, у тебя там не просто какие-то ранки, там дырки настоящие! Тебе надо лечиться. Срочно!

— Не ори! Я знаю, что мне надо лечиться. И знаю, чем меня будут лечить. Или ты мне не веришь?

— Э-мм, это же не одно и то же, знать и...

— Поверь мне, Гарри, в моём шкафчике стоит точно такая же бутылка точно такого же зелья, как то, которым меня будут обрабатывать. Экстракт бадьяна, а кровевосстанавливающее ты мне принесёшь из наших аптечных запасов для занятий в Отряде. Это всё, что мне надо. И несколько дней покоя.

— А как же ты сидеть-то будешь? В смысле, на уроках?

— Подушечку подложу, не задавай глупых вопросов! До завтра раны затянутся.

— Гермиона, давай всё-таки...

— Нет, Гарри! Я запрещаю тебе!

— Ладно, — он сокрушённо вздохнул.

Воистину, такой, как Гермиона, боль было терпеть легче, чем позор, это он знал прекрасно. Так что настаивать тут было бесполезно.

— А эти... там... случайно не ворвутся сюда? Не то, чтобы я сильно переживал за Слизерин, но всё-таки.

— Нет, не ворвутся. Расстояние слишком большое, они нас потеряли. Хотя я была бы не против, если бы кое-кого на Слизерине ночью ухватили бы за... одно место! Кое-кого с фамилией Паркинсон.

Гарри ухмыльнулся. Он прекрасно понимал, чего его подруга успела наслушаться за вчерашний вечер. И версию с причастностью слизеринских девиц со счетов еще не сбрасывал. Во всяком случае, до тех пор, пока не выслушает рассказ Гермионы о сегодняшнем приключении.

— Ну, поехали, — сказал он, вытаскивая плащ-невидимку.

— Только, Гарри... не на плечо! Пожалуйста!

— Конечно.

Он повернулся к ней спиной и присел на корточки.

— Хватай меня за шею. Поедешь верхом.

— Думаешь, длины плаща хватит?

— Брось, мы с тобой оба не великаны.

То, что недавно произошло в этом подвале, он понял уже некоторое время назад. Понял, и чуть отложил в сторону, потому что был занят более важными вещами. Сейчас, когда он тащил по тёмным закоулкам подземелья свою подругу, у него было время подумать. Точнее, думать тут было нечего, всё было уже решено. Он проиграл. Проиграл это нелепое пари своему крёстному. Из них двоих именно он оказался дураком, и сейчас сам себе удивлялся, как он мог всерьёз полагать, что лучше разбирается в подобных вещах, чем Сириус. Это было смехотворно! Ему надо было не раздражаться, не считать, что он понимает ситуацию лучше других, а прислушиваться к тому, что говорит единственный родной ему человек, наблюдая со стороны.

Теперь он проиграл, и ему надлежало выплатить свою ставку. Разумеется, кроме него самого никто и понятия не имел о его проигрыше, и Сириус в том числе. Но обманывать тут было не только непорядочно, но и бессмысленно. Он бы, в таком случае, обманывал только сам себя, т.е. упорствовал бы в собственной глупости. Ему не хотелось казаться идиотом в собственных глазах. Ох, Гермиона, Гермиона!

Она сейчас тихонько подвывала и попискивала, когда ему приходилось трясти её на лестницах или подсаживать на себя, когда она съезжала с его спины, и он просто поражался её терпению и выдержке, надеясь, что зелье приведёт её в порядок хотя бы в какой-то степени. Больше всего он боялся, что с неё начнёт капать кровь. Хотя они были под плащом, это кто-то мог бы заметить.

Да, ситуация была не слишком-то подходящей для его намерений, но кого это волновало? Платить нужно было немедленно, сразу, как только позволит возможность. А возможность у него была.

На миг он представил себе, как будет это делать, и разом покрылся холодным потом. Но потом перед ним во весь рост встал Сириус со своей неподражаемой усмешкой и слегка расхлябанным видом, и он подумал, что стыдно быть таким трусливым. В конце концов, всё ещё могло кончиться совсем не так. Его легко могли и послать куда подальше, и это стало бы настоящим облегчением. Тогда платить пришлось бы крёстному. Но и сам он даже в этом случае всё равно просто так не отделался бы.

Он усмехнулся. На самом деле, он не верил, что ошибается. Ошибки тут быть не могло, как только до него дошло, что она не помнит, как кричала его имя, он тут же понял, что проиграл. Сердце сразу ухнуло куда-то в пятки. Действительно, она никаким способом не могла его видеть или знать о его приближении. Это было исключено. Но она всё равно звала его, именно его, хотя её в любую секунду готовы были разорвать на части эти твари. А в подобный момент, на волосок от смерти, кричат только то, что думают. Даже не так, кричат то, что находится в самой сокровенной глубине души. Обычно это бывает "мама" или "мамочка". А не "Гарри, спаси". А если "Гарри, спаси", то тут всё ясно! Он дурак, он не заметил, он проглядел, ему и отвечать. Пускай даже она сама ещё не понимает. Хотя это вряд ли... Ну, ему это скоро предстоит выяснить.