Так вот, благодаря паре друзей мне удалось задать ему несколько вопросов перед смертью. И тот рассказал, что слышал, как отряд, в котором была Кассиопея, гнал остатки гвардии Гриндевальда до одной из их баз в Антарктиде. Тогда, конечно же, я отправился прямо сюда, но кроме небольшой аномалии обнаружить нам ничего не удалось. Однако пару артефактов я оставил. И сейчас, когда те засекли сильное возмущение в магическом поле, каково было мое удивление, когда я понял, что тут появился проход. Далеко я лезть не стал, только оставил маяк для возвращения. Ну, а дальше ты и сам знаешь…
— И сколько конкретно лет прошло с того события? — подозрительно спросил я Поллукса, для которого, как мне кажется, не было особой разницы, пара лет или десять. Когда впереди ещё как минимум столетие, нет нужды запоминать эти цифры.
— Да лет двадцать, не больше, — отмахнулся тот, разминая шею.
— То есть, если портал нас отсюда не вытянет, то мы останемся тут на двадцать лет?! — я вскинулся, ошарашенно глядя на деда.
— Да нет… Если так подсчитать, то, наверное, с последнего открытия все тридцать прошло уже, — ухмыльнулся тот, в очередной раз подбросив стеклянный шарик. — Но не дрейфь. Уйти мы отсюда всегда сможем, а вот войти снова — уже вряд ли.
— Может быть тогда ты перестанешь играться с нашим единственным шансом на выход? — нервно посмотрел я на то, как тот вновь подкидывает артефакт, цена которого в моих глазах мгновенно поднялась.
— Не будь таким мнительным. Ты не смотри, что он стеклянный. Мой знакомый сделал его из того, кхм, что оказалось под рукой. Чтобы сломать его — нужно усилие всяко больше, чем обычное падение, — ехидно посмотрел на меня старый маг, впрочем, всё же убирая шарик в карман. — Но как скажешь. Отдохнул? Тогда давай соорудим себе что-нибудь поудобнее, чем лыжи. Думается мне, что цель наша где-то в стороне тех гор.
Я несколько завис, пытаясь представить, в какой ситуации первое, что подвернется под руку, будет стеклянным глазом, но послушно принялся сооружать нечто вроде собачьей упряжки с комфортными двухместными санями. Я занялся кабиной, а Поллукс споро заколдовывал из комьев снега и ледяного крошева все новых и новых големов, только издали похожих на ездовых собак. Очень издали. Скорее, это была помесь пантеры с гиеной, щеголявшая клыками саблезубого тигра и длинными загнутыми когтями, которые на полпальца впивались в лед.
Довольно быстро закончив, я опустился в удобное кресло, наконец, трансфигурировав себе очки, шапку и теплые перчатки. Пускай чары и держались, правда, довольно быстро исчерпывая свой запас, но как будто бы мне было не совсем комфортно зимой в обычной мантии, просто психологический дискомфорт. Поллукс, кстати, тоже надел нечто похожее, только вот у него одежда была не трансфигурированной, а вполне себе сделанной на заказ, а значит — зачарованной на стойкость к холоду и очень удобной.
— Мог бы и предупредить, что тут холодно, — несколько обиженно произнес я, когда тот взял вожжи в руки, управляя своими химерами, и мы со скоростью хорошего снегохода понеслись в сторону гор.
— А магия тебе на что? — вскинул бровь Поллукс. — Да и времени было мало. Сам видишь, едва успели. Лучше посмотри какой вид, когда еще такой увидишь?
— Если бы я хотел на такое посмотреть, слетал бы на курорт, — пробурчал я, но после замолчал.
* * *
Вид был действительно великолепным. Бескрайняя снежная пустыня с редкими барханами сугробов была на диво великолепна, переливаясь разными оттенками белого и синего цветов. Единственное, что заставляло чувствовать смутную тревогу, так это отсутствие следов любой живности, никого не было видно на многие мили вокруг, ни одного живого существа, включая вездесущих чаек, или пингвинов, только бескрайняя пустошь и далёкий ориентир гор. Мы неслись сквозь снег в сверкающее белизной мертвое безмолвие крайнего юга. И чем ближе мы продвигались к горному хребту, тем более отчетливым становилось это чувство «неуютности».
Я достал зеркало, по которому должен был связаться сегодня с Гарри, но теперь артефакт показывал только мое отражение, оставаясь из-за помех просто обычным предметом, и проверил темпусом время. Хорошо бы успеть сделать все дела до вечера, даже и понятия «день, вечер, ночь» вроде бы здесь, на краю земли, довольно растяжимы. Зная Поллукса, пока он не найдет ответы на интересующие его вопросы о пропавшем сыне и своей сестре — мы отсюда не выйдем. Сейчас вот только и знает, как подгонять химер, постоянно проверяя местность мощнейшим Ревелио.
— Послушай, дед, — благодаря небольшой модификации головного пузыря, который теперь не пропускал бьющий в нас поток ледяного воздуха, говорить получалось нормально. — А ты уверен, что мы движемся в правильном направлении? Если тут какая-то тайная база Гриндевальда, то не лучше ли было ее спрятать где-нибудь посреди пустыни, а не у единственного доступного ориентира?
— Если бы ты был знаком с бошамипрезрительное прозвище немцев во Франции как я, то не задавал бы глупых вопросов, — отвлекся на меня Поллукс. — А особенно с мразями из Аненербе. Они почище гоблинов любили закапываться в камень. Даже тот приятель, который скрывался в Аргентине, сделал себе в Барилоче самый настоящий бункер со стенами в три метра, под одним из домов. А сколько сил мы потратили на то, чтобы выкурить их из лабиринта в ЭкстернштайнеЭксерские камни — группа скал в Тевтобургском Лесу вблизи Хорн-Бад-Майнберга, в районе Липпе, Германия. Она состоит из тянущегося на протяжении почти километра ряда колоссальных столбов и глыб песчаника, кое-где повалившихся и представляющих огромные, почти отвесные стены.… Ладно, не суть. Главное правило при работе с такими: видишь гору — скорее всего где-то там и следует искать.
— Хорошо. Может тогда, пока мы не добрались, все-таки расскажешь, что тебе известно о исчезновении Кассиопеи и Сигнуса? Ты об этом особо не распространялся раньше. Возможно стоит сейчас? Потому как сейчас, по-моему, самое время, — покорно приняв объяснение, я откинулся на спинку кресла.
— Не рассказывал я тебе по одной простой причине. Хотел, чтобы ты сначала разобрался со своими проблемами и не забивал голову лишним, — недовольно отозвался маг, затем, поправив шарф, нехотя продолжил, — известно мне не многое, но стоит начать, наверное, с самого начала, чтобы ты понимал все. Как ты знаешь, мать Сигнуса, моя жена Ирма, умерла, когда ему еще не исполнился и год. В начале, когда Гриндевальд ещё не вел свою самоубийственную войну, многие из нашего рода были приглашены в так называемый клуб по интересам. Ответили согласием, конечно же не многие, но моя жена была в том числе. Она в целом была… увлекающейся особой, — дед тихо хмыкнул, покачав головой чему-то своему, — Геллерт активно вербовал сторонников, и его взгляды во многом были довольно рациональны. Только-только отгремела первая мировая война, и многие умеющие думать маги были обеспокоены растущим прогрессом магглов. А именно — новыми способами масштабных убийств, которые они с таким увлечением создавали.
Конечно, им пока было далеко даже до малейшего шанса противостоять обученному магу в прямом противостоянии, да и их бомбы добраться до любой магической территории были просто не способны. Вот только масштаб войны был таков, что любой маг, случайно оказавшийся в маггловском мире уже был под угрозой, — Поллукс качнул головой и поджал в неодобрении губы, и снова махнул рукой, поторапливая химер. Горы постепенно становились всё больше и выше, мы медленно, но верно приближались к цели.
— Снаряды, которые те сбрасывали с неба или запускали на дальность более километра отражались чуть более продвинутыми чарами, но вполне могли разорвать на месте зазевавшегося волшебника. Да и то, сколько тех же магглорожденных погибло, было искалечено или превращено в обскури, заставляло власть имущих делать вполне себе определенные выводы. Не говоря уже о гибели тысяч представителей тех остатков магических рас и животных, которые еще находились в самом маггловском мире, а не жили в магических лакунах и отворотах реальности.
Войны велись всегда, но именно эта заставила взглянуть правде в глаза — магглы и Статут, их защищающий, стали проблемой. На волне воинственных настроений на лидирующую позицию вынесло талантливого чистокровного мага из древней германской семьи, последнего из своего рода — Геллерта Гриндевальда. Молодой магистр, практически претендующий по своей силе на звание архимага, талантливый оратор, человек с идеей — Геллерт быстро набирал сторонников. В чем-то ему помогли связи семьи, в чем-то личная харизма и сила. Но важнее скорее была идея, радикальность и, в то же время, популярность которой, привела того ещё в юношестве к отчислению из Дурмстранга…
— Магократия? — осторожно вставил я вопрос в речь деда.
— Да, можно сказать и так, — хмыкнул Поллукс, тоже откидываясь назад. — Отмена Статута, власть магов над магглами, мир во всем мире… И прочая чушь, которая по душе только наивным юнцам и властолюбивым старикам. Собственно, в своем клубе по интересам он собрал и тех, и других, быстро обрастая властью, влиянием, деньгами. Разумеется, он не мог обойти стороной и одну из могущественнейших семей в магической Британии. Дальше ты, наверно, и сам все знаешь.
— От тебя это было бы услышать намного интересней, всё же, ты был прямым свидетелем, — дипломатично оправдал я свою необразованность.
— Там много всего можно рассказывать, да и долго, — поморщился маг. — После того, как председатель МКМ по формальной причине отказал Геллерту в праве участвовать в предстоящих выборах на должность председателя, тот решил действовать. Я думаю, что этот пост ему, в целом, был не особо нужен, не особо-то много власти он и дает — больше статусность...
Так вот, после отказа Геллерт призвал своих сторонников саботировать выборы и перейти к решительным действиям. Старый как мир прием — «не мы так хотели, а нас заставили это сделать», работает он до сих пор. Волна террора, фактически захват территории маггловской и магической Германии, формирование военных экспедиций, огромные массивы человеческих жизней в прямом и переносном смысле положенных на алтарь войны.
Все это стало причиной отказа твоего прадеда, Сириуса Блэка второго — присоединиться к Гриндевальду. Некоторое время мы удерживали нейтралитет… Но потом Ирму схватили. Геллерт, зная, что семья для нас не пустой звук, решил шантажировать твоего прадеда через мою жену, оставленную в качестве заложника у одного из своих приближенных, чтобы финансировать свою военную кампанию. И Сириус согласился. Только вот спустя считаные месяцы ее фотография на родовом древе потускнела… — дед замолчал, потемнев лицом, и я не стал его тревожить, смиренно ожидая, пока тот справится с эмоциями.
— После этого Сириус принял решение вступить в войну, но уже против Гриндевальда, — через несколько минут в тишине, если не считать тихий скрип снега, снова заговорил Поллукс. — Даже позволил мне лично убить ублюдка, который допустил смерть Ирмы, да только все одно. Её было уже не вернуть, а я жаждал мести. Мы с Арктурусом были в одном из отрядов, нацеленных на уничтожение сторонников Геллерта, вместе с союзниками и некоторыми из вассалов. Кассиопея же… Скажем так, она предпочитала действовать в одиночку. Но и в то же время одна она не была.
— Это как так? — выгнул я бровь, взмахом палочки обновляя согревающие чары.
— Ты, наверное, знаешь, что у каждой древней семьи с собственным источником, а также длинной историей, есть свои особенности? И я не про накопленные знания, поддержку алтаря и особенный магический фон веду речь. Родовые дары, одаренность, склонность, дары Магии, волшебные гены… Как хочешь, так и называй. Я предпочитаю определение из моей любимой стези, химерологии, — результат направленной магической селекции, — криво усмехнулся старик.
— Звучит как-то не очень, но да, слышал, — пожал плечами я. — У тебя склонность наверное к химерологии. У меня — к боевой магии.
Поллукс посмотрел на меня уничижающим взглядом, заставляя тут же начать оправдываться.
— Что? Серьезных исследований по этому поводу, насколько я знаю, нет, а к рассуждениям древних мыслителей ты сам призывал относиться со скепсисом и делить на два!
— Да я не про это, — отмахнулся Поллукс. — Ладно, химерология, хоть звучит логично, хотя и в корне неверно. Но каким образом, ты думаешь, может появиться родовой дар в магической дисциплине, которая, в целом, — просто связь чар, трансфигурации, аппарации… И ещё много всякого, что может пригодиться в битве? Почему тогда не родовой дар к защите от темных искусств, или к маггловедению?
— Я уже говорил о том, что только слышал об этом, не спускай на меня всех собак, — недовольно пробурчал я.
— А… Ладно, совсем забыл, что говорю с недоучкой без систематического комплексного образования. У меня, к слову, нет никаких даров. Возможно, только небольшое сродство с магией жизни. У тебя, похоже, с магией тьмы, и довольно сильное. А вот у моей сестры был действительно мощный дар — в некромантии, — прикрыв глаза, немного помолчал Поллукс. — Уже тогда эта ветвь магического искусства была довольно редка и ограничена. Видишь ли, очень уж кровавые события происходят, если сильный некромант вдруг не удержит свою силу под контролем. Да и полезного применения в мирное время можно мало придумать. Но вот на войне…
Кассиопея была очень одаренной в этом виде искусства. Но одновременно и очень доброй по своему характеру. Так как своих детей у нее не было, а на войне не было места для нежности, всю свою любовь та подарила моим сыновьям. Особенно младшему — Сигнусу, которому она практически заменила мать. После того, как война закончилась, Кассиопея, как и я, вместе с несколькими энтузиастами из союзных родов и организаций, еще некоторое время вылавливали сбежавших сторонников Геллерта. Но если я продолжал это делать просто из принципа, то Касси… Мне кажется, однажды освободив, она уже не могла без использования своих сил на полную. И вот, в пятьдесят восьмом году она вдруг пропала. Я долго пытался ее найти, но так и не сумел, к сожалению… Как в воду канула. Хотя маги смерти такого уровня никогда не умирают тихо, уж поверь.
— И Сигнус попытался ее найти? — предположил я логичный вариант развития событий
— Да, — тепло улыбнулся Поллукс. — Он вырос смышленым магом, не то что балбес-Альфард. И, видимо, так и не смог забыть свою любимую тетю, пробуя разные способы ее найти. Гобелен ведь показывал, что она жива. Ну а дальше…
