Петрович, Повелитель Вселенной

Когда турки что называется, вытурили греков, греки массово поехали в Италию. На новой родине греки щедро поделились тайными знаниями. И как считает молва, одну из учениц звали Екатерина Медичи.

Так что Петрович решил не рисковать. Николай внезапно и стремительно заболел и вскорости помер.

Как раз во время следования патриаршего конвоя из Александрии в Крым.

Естественно, что в Константинополе до Илии дела особо никому не было, решался вопрос поинтереснее, ком у быть новым константинопольским патриархом. Уже через недельку кораблики с Патриархом и свитой после захода в Царьград взяли курс на Корсунь

Вот никогда Петрович не любил византийцев, считая их, и не без основания, лживыми и коварными. И выходка Николая его только укрепила в такой оценке.

А заодно здорово встряхнула.

Отравителям за малым не удалось их черное дело. А запасного плана у Петровича не было.

Конечно, все можно было бы восстановить и переиграть, не сегодня так завтра, не через год, так через пять, через десять, уж что-что, а вот время Петровича никак не лимитировало. Но все равно неприятно. Расслабился. Заблагодушествовал. Давно не сталкивался с открытым противодействием. И чуть все не угробил.

23. Мамонты и другие дела. 985 — 1000 гг.

Как-то зимой к стенам Беловодского монастыря вышло стадо мамонтов. Два здоровенных самца, несколько самочек и десяток малышей.

Монахи, еще по Александрии знакомые со слонами, мамонтам обрадовались, как потерянным и вновь обретенным родственникам. Ну а что шерстью обросли, так монахи и сами бы с удовольствием шерстью обросли.

Мамонты, нисколько не чинясь, с удовольствием отправились в стойло, организованное в одной из монастырских конюшен. Петрович намекнул, что неплохо было бы попробовать раздоить мамонтих, и точно, к весне каждая давала до двадцати литров прекрасного жирного молока в день.

Ели они поменьше слонов. На один хобот хватало полцентнера зеленой массы в день, причем и палую хвою трескали за милую душу. Но пайку свою отрабатывали до последнего листочка. Полтонны грузоподъемность, до двух с половиной тонн тяговое усилие. Ни заснеженный лес, ни болото не преграда для зверя-индрика, как их тут же прозвали местные.

А мамонтятки стали любимцами детворы. И саночки катали, и во что-то вроде конного поло играли, и сами по себе были добродушными и миролюбивыми тварями.

В полном соответствии с задумками Петровича.

Шевельнулась у него, правда, мысль и боевую разновидность вывести, но как шевельнулась, так и задавлена была недрогнувшей рукой. Потому что сентиментальному Петровичу стало невообразимо жалко прекрасных мамонтов, обреченных пасть в жестоких боях. Не, не надо нам такого счастья. Пусть лучше трудятся на стройках народного хозяйства, снабжают население молоком и шерстью. Шерсть, кстати, мамонты давали отменного качества и с целебными свойствами. Пояса от прострела даже лучше помогали, чем аналогичные из собачьей. А монахи охотно учили местных вязать и крючком, и спицами.

Конечно, отдельно взятому крестьянскому семейству содержание даже одного мамонта не осилить. Но пару на деревеньку — вполне. Этакий прообраз МТС, ядро будущего колхоза и совхоза.

Где-то в иных краях, в иных климатических условиях и при ином уровне насыщения сельского хозяйства моторами, можно было бы подумать и о фермерских хозяйствах. Но не здесь и не сейчас.

Фермер Этого Времени (ЭВ, реальности, в которой фактически находится Петрович), в отличие от фермера Того Времени (ТВ, реальности, в которой Петрович жил до похищения и переноса), не смог бы обеспечить продовольствием даже самого себя.

Угроза голода была постоянной. Точнее, полуголодное состояние было нормой для значительной части населения как Западной, так и Восточной Европы. И всего остального мира. Цинга норма. Посты во многом вынужденная норма, потому что просто нечего есть. Средний рост 160 см. Средняя продолжительность жизни меньше сорока лет.

"Поправиться" — и "выздороветь", и "потолстеть". Худоба — и плохо в форме "худо", и физическая худоба.

В светлой памяти Советском Союзе немилость богов проявлялась в том числе и в назначении министром сельского хозяйства. Тут-то любой карьере и приходил конец.

Однако Петрович, сам себя назначивший на это ответственный и важный пост, был уверен в возможности изменить этот роковой стереотип.

И мамонты с их более чем шикарными надоями и пятью тоннами мяса были только одним из множества задуманных, а в некоторых случаях уже и реализованных проектов.

Так что Беловодье играло роль то ли Тимирязевки, то ли мега-дачи Петровича.

И основной трудностью было отнюдь не выращивание новых растений. Что трудного картоху посадить да собрать? Тем более, что Петрович не сам в поле попой кверху стоял. Трудность заключалась в недопущении утечки информации.

В том, что семена картошки или подсолнечника вражеские агенты постараются похитить, едва о них узнают, Петрович не сомневался ни секунды. Достаточно вспомнить о спецоперации по вывозу тутового шелкопряда, которую византийцы провернули в Китае, или действия французов, направленные на раскрытие секретов венецианских стеклоделов.

Изящного решения Петрович так и не нашел.

В конце концов, все свелось к благословлению Александрийским Патриархом всего посевного материала и окроплению святой водой. Понятное дело, что не окропленное и не благословленное должным образом всходов не давало, а если и давало, то весьма специфические. Так что если какой агент и исхитриться стырить пару помидорок или кукурузин, толку от этого ему не будет. На следующий год на грядке вырастут мутанты.

Ну а СБ утроило бдительность, отделяя зерна от плевел и буквальном смысле, и в переносном.

Постепенно проблемой становилось византийское духовенство, черными воронами потянувшееся на Русь.

Одержимые миссионерским зудом, в Киев ехали представители аскетической, "антиинтеллектуальной" традиции. Смех, веселье, танцы и прочие маленькие жизненные радости им были как нож поперек сердца, в отличие от постов, самоистязаний и бессмысленных на взгляд Петровича подвигов. Вроде как не мыться много лет или носить вериги.

Ну, вот например — монахи, понятное дело, секас никаким образом не одобряли и в список богоугодных дел не вносили. И уж тем более их не радовало царившее на Руси в этот момент фактическое многоженство, причем не только у высших слоев общества, но и вполне себе у рядовых крестьяшек и ремесленников.

Моно— или полигамия, для Петровича было совершенно не принципиально. Более важным он полагал не допустить появления феминизма.

Точнее, тех уродливых форм, которые приобрело это вполне разумное в своей основе движение.

И странным образом Петрович моногамию и феминизм увязывал между собой, даже не пытаясь проанализировать, насколько одно обуславливается другим.

К гибели Западной Цивилизации феминизм, как считал Петрович, приложил значительные усилия. Борьба женщин за равные права привела к парадоксальному результату, а именно к феминизации мужчин. К их деградации, если уж называть вещи своими именами. И в конечном счете, к неспособности социума защищать самого себя. Так что восточные гости вели себя в европейсоком дому как хозяева, нагло и по хамски загоняя под лавку бывших настоящих хозяев и требуя все больше внимания и все больших преференций.

Одним словом, Петрович был готов поддержать полигамию авансом, раз уж моногамный вариант не сработал.

Точнее, он срабатывал только в традиционных обществах. Но традиционные общества категорически были не способны к прогрессу.

Однако и прогресс нес в себе не только позитив.

На Руси довольно долго по сравнению с Западной Европой не было не только университетов, но и системы самого обычного школьного образования. Поэтому Петрович заранее спланировал открытие сети частных школ в городах Руси и соответственно подготовил под этот проект и кадры, и ресурсы, и методики преподавания.

При этом ему пришлось решать важнейшую задачу — политех или универ. Конкретные знания и умения или способность и возможность к абстрактным, и следовательно не несущим очевидной пользы и выгоды, рассуждениям.

Фактически на протяжении всей истории и Киевская Русь, и Московское княжество, и Российская империя делали ставку на универ. Как минимум дважды выпускники универов отплатили своей родине за проявленную заботу по максимуму. В 1917 и в 1991.

Можно и французских энциклопедистов припомнить, из той же серии и с таким же результатом.

Так что в конце концов Петрович сделал ставку на политех. Но речь не об этом. Размышляя о школьном образовании, нельзя было так или иначе не коснуться собственно положения детей и отношения к детству.

И поначалу Петрович намеревался решительно вмешаться и изменить ситуацию с высокой детской смертностью.

Но чем больше он изучал вопрос, тем больше понимал, что не все так просто.

Да, дети, конечно, мерли как мухи. Да так, что им до года даже имен иногда не давали, потому как шанс что ребенок этот год проживет, были не велики.

Но именно это заставляло родителей рожать помногу. И детство было коротким, в двенадцать-четырнадцать человек уже почитался взрослым и нес полную ответственность за свои поступки.

А вот в мире Петровича люди ухитрялись растянуть детство на четверть века. И рожали одного, максимум двух. То есть и ребенок, и детство становилось и ценностью, и самоцелью. Понятное дело, речь идет о Западной Цивилизации.

Церковь, кстати, не одобряла идею многодетных семей. И имела определенный резон — голод. Зачастую прокормить множество иждивенцев при малом количестве работников было попросту невозможно. А пока они еще вырастут, так родители сами могут ножки с голоду протянуть.

Тем еще важнее становилось решение продовольственной проблемы.

24. Репетиция конца света. 1000 г.

Такое важное социальное мероприятие, как ожидающийся конец света, пустить на самотек Петрович не мог. И не пустил.

Поэтому "треш, угар и содомия" были предоставлены участникам вечеринки качественные, а "блэк-джек и шлюхи" и просто выше всяких похвал.

Первые указания на конец света появились еще в 954 году, причем без всякого вмешательства. Местные и сами обеспокоились приближением роковой даты, о чем и выпустили пару трактатов.

Однако за полста лет поднимать суету Петровичу показалось несколько преждевременно. А вот начиная с 80-го года тексты о грядущем апокалипсисе стали вбрасываться в инофсреду с завидной регулярностью. Спасайтесь, покайтесь, избавьтесь от мирского и все такое.

Каяться и богоспасться народу понравилось. Года с 97 в орден "Пальмовой Ветви" сперва скромным ручейком, а потом все пуще и пуще потекли пожертвования.

Добрый, а точнее параноидальный Петрович совсем не собирался лишать всех и каждого куска хлеба. С пожертвователями оформлялся типовой контракт, по которому в случае ненаступления конца света они получали пожизненную ренту для себя повыше, или для себя и потомков на одно — два поколения вперед пониже. Нетипичное решение для того времени, но зато Петрович был уверен, что такой подход позволит свести число исков и недовольных к минимуму. А ну как конец света не случится? И пожертвователь пожелает вернуть свое имущество взад? А так гарантированная рента и никакой головной боли. Для многих, кстати, такой подход оказался весьма привлекательным и без всякого конца света, так что орденцы еще и выбирать могли какое имущество брать на баланс, а какое нет.

Аристократы массово вступали в орден. Не только в "Пальму", практически во всех монастырях тогда народу прибавилось, но вокруг "Пальмы" флер избранности и немереной крутизны сложился изначально. И приходили они не с пустыми руками. И просто матценности, и всякие привилегии и земельные угодья дарили Ордену.

Петрович неоднократно задумывался, а не сделать ли ему из одного-двух полиморфов Соломона Гершевича и Абрама Исаковича. Столько ценностей, что прям руки болят. И все используется не максимально рационально.

Был и еще один эффект от ожидания конца света, сильно игравший на руку Петровичу — массовое строительство церквей, монастырей и прочих культовых зданий. Так что руководство Ордена подсуетилось и закладывало от ста до трехсот комтурий в год. Колоссальные средства.

Конечно, турфирма "Пальмовая Ветвь" и сама по себе была высокодоходным предприятием, но без отлаженной работы торговых компаний Петровича такое массовое строительство было попросту невозможно.

А Петрович вовсю эксплуатировал принцип Мак-Дональдсов. "Мы владеем высоколиквидными земельными участками, которые попутно приносят прибыль от продажи гамбургеров".

Так что Апокалипсис для Петровича обернулся чем-то вроде новогодней торговли для производителей елочных игрушек. "Просто праздник какой-то", как говаривали в более поздние времена.

И то, что конец света 31.12. 999 не наступит, его совершенно не волновал.

Хотя бы потому что НГ отмечали отнюдь не 01.01.

Хилеасты и милленаристы не могли расстаться с такой сверхценной идеей как конец света, поэтому легко убедили сначала себя, а потом и других, что он обязательно наступит. Не в 1000 году, так в 1033. Не в 1033 так в 1066.

Европейцы ждали конца света весь XI век, что, кстати, сильно психологически повлияло на готовность участвовать в Крестовых походах.

А вот по отношению к крестовым походам Петрович пока не определился. Но по внутренним ощущениям сама эта идея ему не очень импонировала. Он полагал, что сбросить социальное напряжение можно и не путешествуя за тридевять земель, а устроив чудесную заварушку в самой Европе.

И хотя он на всякий случай осторожно муссировал слухи о Дагоберте, Меровингах как наследниках Иисуса и неблаговидном поведении Папского Престола, тем не менее сама идея крестовых походов ему не нравилась. Ну вот зачем на Ближнем Востоке нужны химерические государственные образования крестоносцев? Для себя Петрович никакой выгоды в отдаленной перспективе не видел.

Лучше бы, на его взгляд, было бы Столетнюю войну чуток пораньше устроить. И помасштабней.

24. Войны патриархов, размышления над картой и прочие мелкие радости. 1000-1030 г.

Карту Петрович, без преувеличения, затер до дыр. По его плану, к концу XIII — середине XIV века Россия должна была выйти к Океану.

Вопрос только, к какому.

С океанами России откровенно не повезло. Северный Ледовитый с землей Франца-Иосифа, это, конечно, круто. Но для доминирования в мировой торговле недостаточно.

Итак. Возможные пути. Без учета их реальности.

Белое море — Фареры — далее весь мир.

Балтика — Датский пролив — неизвестная промежуточная база — далее весь мир.

Это два северных.

И два южных.

Крым — Константинополь — Гибралтар, он же Лабрадор, и далее со всеми остановками.

Волга, впадающая, само собой, в Каспий — Персия — Персидский Залив. Непременно вымыть сапоги.

Ну и полная фантастика — Тихий.

Последний вариант Петрович даже гипотетически не собирался рассматривать в перспективе XIV века.