"Пропавшая "Октавия"

Баркер стоял за прилавком и разговаривал с мужчиной средних лет. Другая покупательница, женщина, ждала, очевидно, обсуждая что-то с искусственным интеллектом. Я прошлась по магазину, рассматривая то, что у них было в наличии. Баркер взглянул в мою сторону. Когда наши взгляды встретились, он улыбнулся и дал понять, что подойдет ко мне через минуту. Мужчина средних лет был невысоким и плотным. Он явно принадлежал к академическому типу, вероятно, профессор литературы или истории в университете Салазара, расположенном на южной окраине города. Они о чем-то договаривались, профессор кивал, а Баркер предоставлял информацию. Затем Баркер вышел через дверь и через минуту вернулся с книгой. Профессор изучил ее и, очевидно, одобрил. Он передал деньги, и сделка была заключена. Они пожали друг другу руки, профессор продолжил рассматривать свой приз и, наконец, ушел, продолжая перелистывать страницы.

Женщина махнула мне, чтобы я проходила вперед. И я подошла к стойке.

— Чем могу быть полезен, мэм? — спросил Баркер.

— Я Чейз Колпат, — представилась я. — Из Рэйнбоу Энтерпрайзис. — И протянула ему книги.

— О, — сказал он, и его лицо просияло. Помню, я пожалела, что не мое присутствие произвело такой эффект. Он положил упаковку на прилавок, открыл ее и взял в руки каждый том, кивнул, а затем положил их обратно. — Спасибо. — Он достал квитанцию и протянул ее мне. — Повторите, пожалуйста, ваше имя?

— Чейз Колпат.

Дверь открылась, и вошел еще один покупатель.

— Спасибо, мисс Колпат. Вы ведь знаете, что это такое, верно?

— Да.

— Я ценю оперативное обслуживание. — Он заколебался. — Не возражаете, если я спрошу, вы коллега мистера Бенедикта?

— Да.

— И вы проделали весь этот путь сюда из Эндиквара? Вместо того, чтобы просто отправить их?

Это не так уж далеко, но я могла видеть, что происходит. — Мы хотели убедиться, что они дошли нормально.

— Мисс Колпат, я знаю, что уже поздновато, но мне неприятно видеть, как вы просто разворачиваетесь и уходите обратно. Могу я пригласить вас на ужин? Если вы еще не ели? Прямо через дорогу есть отличное кафе.

X.

Пусть разверзнутся небеса, прольются дожди,

Пусть океаны разливаются и выбрасывают свои пустые раковины,

Пусть горы извергаются, а огонь разгорается вовсю,

Нам все равно.

Мы знаем, почему это происходит,

И мы больше их не боимся.

— Уолфорд Кэндлс, "Ночные грезы", 1201 г.

Кафе было первоклассным. Это был элегантный клуб с прекрасным видом на Мелони. В меню не были указаны цены, потому что предполагалось, что посетителей не волнуют такие мелочи. Посетителей встречала молодая женщина, как вполне ожидаемо в лучших ресторанах. Официанты там были настоящими, что тоже редкость. Когда мы вошли, пианист как раз играл "Вечер с тобой".

Интерьер был освещен свечами с жасмином. В зале было многолюдно; метрдотель сообщила, что свободные места появятся через несколько минут. — Здесь всегда так? — спросила я.

Было только начало седьмого. — Думаю, мы не очень удачно рассчитали время. — Глаза Чада заблестели. — Им нужна VIP-зона.

Стены были увешаны гравюрами прошлого века. Некоторые из них были выполнены в стиле ар-деко, другие — пейзажами и портретами людей в официальных костюмах. Я задала вопрос, знает ли Чад кого-нибудь из них, и изобразила удивление, когда он сказал, что не знает.

В конце концов мы добрались до столика, сделали заказ и уселись поудобнее. Пианист исполнял "Любовь в вязах". Молодая пара танцевала последние несколько па, собираясь уходить. Остальные аплодировали.

— Я заметил, — сказал он, — что вы звездный пилот.

— Как вы узнали?

— Навел о вас справки. — Он сложил руки вместе и оперся на них подбородком. Его улыбка осветила комнату. — Я не хотел встречаться с незнакомой женщиной.

— Особенно в таком месте, как это.

— Как вы начали, Чейз? Почему стали пилотом?

— Моя мама была пилотом.

— В самом деле? Она все еще этим занимается?

— Нет, — сказала я. — Когда я получила права, она уговорила своего босса отдать ее работу мне. Потом ушла на пенсию.

— Ее боссом был Алекс?

— Это был Гэбриэл Бенедикт. Дядя Алекса.

— О, хорошо.

— На самом деле, она не совсем ушла на пенсию. Она хотела проводить время с моим отцом.

— И так и не вернулась?

— Нет. Она говорит мне, что жизнь на ферме — это идеальное существование.

— Значит, ваш отец фермер?

— Не совсем так. Я немного преувеличиваю. Просто у них есть дом за городом. Несколько коз и собака.

— Козы?

— Моя мама всегда питала слабость к козам. Не спрашивайте меня почему.

— А чем занимается ваш отец?

— В основном, физическими упражнениями.

— И это все?

— Он сосредоточен на том, чтобы наслаждаться жизнью. Он говорит, что у тебя есть только один шанс, и ты не должен тратить его впустую, работая.

Улыбка Чада становилась все шире. Он не мог понять, серьезно ли я говорю. — А как насчет вас? — спросил он. — Вы сами когда-нибудь подумывали о том, чтобы отправиться за город?

— Я так не думаю.

— Собираетесь остаться пилотом?

— Возможно. Я никогда всерьез не думала о том, чтобы сменить профессию. Мне нравится то, что я делаю, и у меня хороший босс.

Принесли наши напитки. Чад поднял бокал в мою сторону. — За вас, Чейз, и за Гэбриэла с Алексом. Если бы вы не работали на них, я бы, наверное, никогда с вами не познакомился.

• • •

Несколько дней спустя Алекс пригласил Оливию Хилл на ужин. На следующее утро он рассказал нам, как ему понравилось. — Она настоящее сокровище, — сказал он. — Состоит в Национальном историческом обществе, пишет стихи для их журнала и является одной из самых забавных людей, которых я когда-либо встречал. У нее в гостиной на книжной полке стоит фотография Карен Бьянки.

— Кто такая Карен Бьянки? — спросила я.

— Близкая подруга Шарлотты. И еще одна заядлая шахматистка. Думаю, это неудивительно. -Алекс на мгновение замолчал. — Она обвиняет ДПСАИ в том, что произошло, и подозревает, что они что-то скрывают.

— Думаешь, в этом что-то есть?

Он немного посидел молча, помешивая свой завтрак. — Наверное, нет. Но я хотел бы, чтобы мы могли что-нибудь сделать.

— Ты поступил правильно на прошлой неделе, — сказал Гейб.

— В чем?

— Не взяв с нее деньги. Ты не только потерял свои комиссионные, но и заплатил за шахматный набор.

— Да ладно, Гейб. Как я мог взять с нее деньги? Я просто рад, что мы смогли вернуть его ей.

• • •

Гейб заказал обновление для своего принтера. Оно пришло, и я отнесла его ему. Он был в своем кабинете и просматривал отчеты о текущих археологических раскопках, проводимых по всей Конфедерации. Когда у вас есть четырнадцать политически объединенных миров — вероятно, семьдесят колоний и промежуточных станций, где попытки создать постоянные аванпосты имеют обширную историю, начиная от ослепительного успеха и заканчивая аварийными посадками, и все это происходило на протяжении десяти тысяч лет, — у вас будет множество археологических памятников. — Готовитесь к новой миссии, Гейб? — спросила я.

— Не знаю. Я думал об этом. Это то, чем я мог бы заняться, прежде чем вернусь в университет. — Гейбу нравилось преподавать. Семинары были его коньком. Его презентации в аудитории превращались в беседы со студентами. Это была его тактика для разжигания энтузиазма.

— Есть что-то конкретное на примете?

— Честно говоря, какое-то время мне не хочется больше летать на межзвездниках. Меня так и подмывает съездить в Айронду и просто немного покопаться. — Айронда была небольшим континентом на другом конце света, названным в честь политической анархистской группы, которая первоначально обосновалась там. Проблема анархической точки зрения, конечно, в том, что все, что она создает, скорее всего, будет иметь короткий срок службы. Айронданцы враждовали друг с другом в течение полувека, прежде чем движение прекратило свое существование. Однако беспорядки увеличивали ценность артефактов. Особенно личных вещей, связанных с лидерами, которые, как правило, были авторитарными. Гейб всегда был очарован ими.

— Вы хотите, чтобы я пошла с вами?

— Я, наверное, не буду утруждать себя, Чейз. В данный момент меня больше интересует дело "Октавии". Знаете ли вы, что в Калвекии есть музей науки, в котором раньше была виртуальная экспозиция этого места? Посетители могли сидеть внутри космической станции и наблюдать за происходящим. Его закрыли после того, как потерялась "Октавия". Я спросил их, могут ли они организовать просмотр для меня.

— Они собираются это сделать?

Он улыбнулся своей властной улыбкой. А как они могли не сделать? Это напомнило мне о том времени, когда моя мама была его пилотом, а я просто летала с ним, и мы отправились в музей в Калвекии, чтобы пожертвовать экспонаты. Это долгий путь, вдоль побережья, в полутора тысячах километров к югу от Эндиквара. Думаю, что там было несколько артефактов, но единственный, который я отчетливо помню, — это радиоприемник двадцать третьего века нашей эры, который он нашел на месте первой марсианской колонии. И там было что-то, связанное с Марцеллом Райэнке. Ноутбук. Для тех, кто не интересуется классическим театром, напомню, что Райэнке был драматургом четвертого тысячелетия, который больше всего известен благодаря "Ночи, когда появился Виктор".

— Почему они закрыли показ "Октавии"? — спросила я. — Я бы подумала, что после того, как эта штука исчезла, интерес к ней возрос.

— Я бы тоже так подумал. Но, наверное, интерес просто иссяк.

— Алекс поедет?

— Да.

— Вы, ребята, все еще интересуетесь космической станцией, не так ли?

— Думаю, мы оба считаем, что семьи погибших людей заслуживают ответа. Как и многие другие люди, имеющие к ней отношение.

— Сомневаюсь, что получите его, посетив музей. Как он называется?

— Институт Корви. И, вероятно, вы правы. Но попробовать стоит. Если мы понаблюдаем за их работой, посмотрим, как они работают, возможно, у нас появится идея. Хотите присоединиться? Нам нужен водитель. — Он улыбнулся. Скиммеру не нужна большая помощь.

— Конечно, — сказала я. — Когда уезжаем?

— Завтра.

• • •

Калвекия находилась в полутора часах езды от Эндиквара. Мы выехали поздним утром, и в ясный солнечный день повернули на юг и направились вдоль побережья. Гейб взял кое-что из библиотеки скиммера. Алекс захватил с собой кое-что почитать по своему коммуникатору. — Что это? — спросила я.

Он ухмыльнулся. — Исследование червоточин для кретинов.

— Как дела?

— Все в порядке. Брэкетт, автор, говорит, что в некоторых черных дырах есть червоточины. Или, по крайней мере, в одной из них есть.

— Нам это уже известно. Мы же не планируем когда-нибудь проходить через нее, не так ли?

Это привлекло внимание Гейба. Алекс рассмеялся и переглянулся с ним. — Нет, — сказал Гейб. — Не совсем. Насколько я помню, когда "Октавию" впервые вывели на орбиту, было много шума из-за исследований. — Он покачал головой. — Кажется, это было всего месяц назад. Ты был ненамного старше ребенка.

Несколько минут никто не произносил ни слова. Затем Гейб начал шумно дышать, как он делает, когда думает, что разговор зашел не в ту сторону. — Знаете, — сказал он, — межзвездные путешествия существуют уже тысячи лет, но большая часть галактики до сих пор остается неизведанной страной. Я не уверен, что понимаю, почему так много энтузиазма по поводу поиска способа добраться до Андромеды. Не говоря уже о том, чтобы найти новую вселенную. — Он посмотрел в мою сторону. — Я говорю предпочтительно о вселенной со звездами.

Никто не любит говорить об этом, но мы живем в мрачные времена для науки. И это никогда не изменится. Мы все еще говорим об исследованиях, но на самом деле, как кто-то однажды сказал, это не более чем коллекционирование марок. Ученые приходят в восторг от форм жизни, которых никто никогда раньше не видел, и добавляют их в каталог. Мы посещаем новые миры и фиксируем различия между ними и все остальное, с чем сталкиваемся. На Блуфилде более значительное соотношение кислорода и азота, чем на любой другой планете земного типа. В Пармантье самый широкий диапазон температур. В Барникле самая высокая гора. И это то, что составляет серьезную науку сегодня. Оставшиеся вопросы, которые ускользали от нас на протяжении тысячелетий, все еще актуальны и, вероятно, всегда будут актуальны: насколько велика Вселенная? Есть ли у нее границы? И если да, то как это будет выглядеть? И что было до Большого взрыва? Я думаю, главный вопрос всегда будет заключаться в том, есть ли смысл в жизни.

Не думаю, что на протяжении веков происходили серьезные научные открытия. И подозреваю, что именно это стало причиной энтузиазма по поводу червоточин. Большинство людей, которые раньше становились учеными, теперь, вероятно, учатся на архитекторов.

• • •

Институт Корви расположен в центре Кристополиса. Города Окраины, как, впрочем, и всей Конфедерации, в целом не похожи на города родного мира. Они не переполнены людьми, это не тесные скопления небоскребов, прижатых друг к другу, и это не те места, где дети растут, думая, что бетон — это естественное состояние земли, где деревья и кустарники являются случайным украшением, а поля связаны со спортом.

Кристополис — типичный пример межзвездного города. Повсюду рощи, луга и парки. Здесь всего несколько башен скромных размеров, все они возвышаются с какой-то простой целью, все окружены зеленью. Колонны встречаются редко, фактически их почти нет, так же как и куполов, арок, карнизов и портиков. Однако, кажется, мы предпочитаем шпили. Вагончики ездят почти бесшумно. В некоторых городах их используют на мостах, соединяющих крыши, хотя Кристополис не относится к их числу.

Мы спустились на парковку института, вошли внутрь и направились к кабинету директора. Секретарша пригласила нас присесть и сообщила, что директор скоро выйдет к нам.

— Ты знаешь его, Гейб? — спросил Алекс.

— Более или менее. Я был здесь пару раз в качестве приглашенного докладчика. Однако, когда я звонил вчера, мне не удалось дозвониться до ИИ.

— Как давно это было закрыто? — спросила я.

— Мне сказали, что мы первые люди, которые увидят это примерно за два года, не считая научных или исторических кружков.

— Хорошо, что ты с нами, — сказал Алекс.

• • •

В кабинете Малколма Денвера были задернуты шторы, а на стенах висели сертификаты в рамках, выражающие признательность за его работу в области археологии и науки, и фотографии в рамках, на которых он запечатлен беседующим с известными людьми. Также был семейный портрет, на котором он был запечатлен на пляже с женой и двумя детьми. И позолоченный кубок с гравировкой, обозначающий его как победителя "Харбор Трофи 1431". Мы пробыли там около десяти минут, когда он вошел, сразу узнал Гейба и протянул руку. — Рад снова видеть вас, — сказал он. Он был худощавым, спокойным человеком, уже в преклонном возрасте, но ему еще предстояло пройти долгий путь. Его волосы были серо-стального цвета, взгляд суровый, а манеры сдержанные. Одет он был небрежно: голубая рубашка навыпуск поверх светло-серых брюк.