До самого вечера шёл разбор тел убитых для подготовки их к сожжению — воевода Протасьев менее всего хотел видеть под стенами Красноярска горы разлагающихся трупов. Князя Ишея, возглавлявшего войско, среди мертвецов и раненых не нашли, как и среди пленных, согнанных красноярцами и даурами к Майской.
— Жаль, — произнёс по этому поводу Паскевич. — Тогда нам придётся задержаться здесь и навестить несколько становищ в поисках сего князца. Да и Ерофея искать надо.
Пленных, лишив доспехов и снаряжения, начали отпускать прочь уже к вечеру, когда занимались первые погребальные костры. Красноярский гарнизон пополнили три сотни коней, пойманные казаками на лугах. А местные жители, помогавшие пленникам в разборе трупов, изрядно запаслись мясом погибших животных.
Вечером следующего дня казачий разъезд завидел большую группу всадников, появившихся на склоне Лысого кряжа. Неужель киргизцы совсем выжили из ума, сызнова вернувшись к месту упокоения их сотоварищей?! Однако вскоре дауров, посланных навстречу конного отряда, объяла радость — это возвращались их братья из отряда лейтенанта Котомарова. Вернулись и злобинцы во главе с Дементием.
— Товарищ полковник! В мунгатовом становище врагов не было, качинцы предали. Князец Мунгат дал коней. По возвращению в расположение прошлой ночью моим отрядом и казаками был разбит конный отряд киргизцев, расположившийся на отдых. Был пленён и алтысарский князец Ишей с сыном! — докладывал Ерофей, глядя Паскевичу в глаза. — Потери личного состава — четверо раненых, один средней тяжести.
— Себя тоже посчитал? — нарочито строго спросил Лазарь, кивая на забинтованную ладонь лейтенанта, после чего широко и добродушно улыбнулся, пожал офицеру здоровую руку и приобнял его:
— Молодец, Ерофей, не подвёл! Отдыхайте!
Последствия этого боя ещё предстояло оценить, но Паскевич уже взялся за планирование дальнейших операций. Для начала следовало закрепить успех, проведя несколько рейдов в верховьях Енисея. Красноярцы горячо поддержали его в этом. Также нужно было восстановить сожженный Ижульский острог и похоронить погибших там воинов. А пленённого князя с сыном решено было везти в Москву. Воевода Пётр Ануфриевич только так согласился оставить его в руках ангарцев. Собрался в столицу и сам Протасьев, составив для государя несколько грамот с описанием боя сибирских стрельцов и киргизцев.
Глава 5
Корея, южное побережье. Май 1648 (7156)
Вечерело. После захода светила за скалы, покрытые буйной зелёной растительностью, наконец, спала жара, осточертевшая экипажам за этот долгий день. В пусанской бухте установилась долгожданная прохлада. Вообще-то, строго говоря, никакого города Пусана на этих берегах ещё не было и в помине. Сейчас тут располагалась лишь японская торговая миссия, именуемая корейцами Вегван, что означало нечто вроде 'представительство карликов' да несколько посёлков. Эта бухта — достаточно глубокая и спокойная -защищённая скалами и островами от волн и ветров, с шикарными песчаными пляжами и целебными горячими источниками, бьющими прямо у берега моря, была известна сахалинцу Киму не понаслышке. В Пусане, втором по величине городе Южной Кореи и одном из крупнейших мировых портов, Сергей успел побывать ещё перед армией, работая электриком на контейнеровозах, ходивших в Пусан из Корсакова. В сам город, правда, вырваться ему тогда так и не удалось, о чём он позже часто сожалел. Зато теперь... Но теперь это было совсем другое дело. Да и другое время.
С наступлением сумерек заканчивалось и время, отведённое воеводой Сазоновым японцам из Вегвана — им было предложено отпереть ворота миссии и принять там гостей для переговоров.
— В Идзухаре было проще, — опустив подзорную трубу, недовольно проговорил Ли Хо, постукивая пальцами по лееру. — Князь Со не заставил нас ждать слишком долго.
— Это всё же Корея, мой дорогой друг, — негромко ответил Сергей Ким, едва заметно улыбнувшись. — Не стоит начинать с пальбы на отчих землях.
— Верно, сейчас можно и потерпеть, — согласился с Сергеем Минсик, обменявшись взглядом с молчаливым Кангхо. — А вот в Идзухаре только так, силой, и надо было действовать. Бить, пока не пришли в себя, не опомнились! Верно?
Пихнув друга в плечо, Ли добился от Сонга лишь короткого кивка головы. Минсик, полный гордости за товарища, удовлетворился и этим. Сонг и неделю тому назад, при высадке на Цусиме, командуя головным отрядом морпехов, сохранял, по словам принца Бонгрима или просто Ли Хо, своё 'мужицкое спокойствие'.
Тот знойный день надолго запомнится Минсику, теперь он знал, о чём будет рассказывать своим детям чаще всего. Высадка в заливе Ташамура была назначена на раннее утро. Далеко вдающийся в берег залив, с обилием мелких бухточек был для оного предприятия весьма удобен. Он перерезал остров поперёк почти на всю его ширину и предоставил для адмирала Сартинова полную свободу действий. Адмирал, кстати, после разведки так бурно восхищался удобствами Ташамуры для стоянки или же базирования флота, что воеводе Сазонову даже пришлось его немного успокоить. Но и Алексей Кузьмич остался доволен:
— Назовём его заливом Решимости! Если это наш Рубикон, то мы его переходим!
Ночная стоянка у небольших скальных островков прошла спокойно, а утром, с первыми лучами солнца, амурские корветы, в том числе три корабля второй очереди — 'Громобой', 'Богатырь' и 'Тангун', направились в восточную часть залива, где и была произведена высадка. На этих трёх кораблях завершалась первая очередь строительства военных кораблей на амурских верфях, теперь было необходимо заняться не менее насущными проблемами экономического освоения дальневосточных землиц — побережья Уссурийского края, Сахалина, Курил и Эдзо, где только недавно — в прошлом месяце, был устроен торговый пост. Там же сейчас находился и 'Кастрикум'. Помимо торговых функций миссия ангарцев занималась и важной дипломатической работой — среди эдзосцев начали ходить слухи о царе Соколе, чьи пределы соприкоснулись с землёй айну. Нумару с сыновьями этому всячески способствовал, частенько принимая у себя посланников от глав островных родов, а также военных вождей айну. Особенно обстоятельным был визит вождя племени сибуцари Сагусаина, высокого и физически сильного человека, весьма влиятельного на острове. Вместе со своим зятем Риттоином он часто и подолгу беседовал с Нумару, кроме того вождь порывался разговаривать с несколькими бородачами-казаками, к слову, похожими на него самого, и очень сокрушался оттого, что русские его не понимали. Поднявшись на борт корабля, вождь внимательно исследовал флейт и даже провёл на нём две ночи. Перед убытием Сагусаин общался с Рамантэ, выудив из лейтенанта всё, что тот знал о жизни подданных царя Сокола и самом властителе рыжебородых братьев.
Так вот, для лучшего сообщения, в том числе и с Эдзо, на амурских верфях закладывались датские боты — вместительные суда с отличными мореходными качествами. Датскими они были изначально, всё же пройдя некоторую коррекцию со стороны поморских мореходов, вобрав в себя лучшие качества обеих школ корабелов. Проектировалось и судно-сухогруз, необходимое для каботажных перевозок большого количества груза одновременно, что было нужно для постепенного перевода верфей во Владивосток — но для него, в отличие от ботов, уже требовалась паровая машина.
Уже в самом начале высадки возникли проблемы — японцы, сопровождавшие по берегу корветы на их пути по заливу, принялись обстреливать из луков шлюпки с бойцами батальона морской пехоты, набранного из дауров, служивших на сунгарийских канонерках и корейцев, там же проходивших курс молодого бойца. Островитян было немного, не более двух с половиной сотен — их заметили ещё прошлым вечером прятавшихся в высокой траве близ устья Ташамурского залива.
"Тангун" дал холостой залп — японцы, среди которых в основном были голоногие лучники, более всего похожие на крестьян, и лишь около тридцати конных воинов в неплохих доспехах, подались было назад, но невероятным усилием воли всё же сумели вернуть себе былую уверенность и, прячась в колышущемся от ветра тростнике, пускали стрелы по приближавшимся морпехам. Кангхо Сонг, надвинув на лоб каску, первым соскочил в воду и пошёл вперёд, с шумом расталкивая перед собой воду. В одной его руке была зажата рукоять тяжёлой голландской шпаги, выменянной им у одного из офицеров с "Кастрикума", во второй находился револьвер. За ним со шлюпок начали спрыгивать остальные морпехи в касках и лёгких кирасах, держа винтовки с примкнутыми штыками над водой. Шлюпки взяли обратный курс, за следующей партией бойцов. Тут же "Тангун" и "Громобой" дали по холостому залпу, но на этот раз испугались разве что кони японцев, а воины лишь присели на мгновение, продолжая посылать стрелы в сторону берега. От кирасы Сонга уже отскочило несколько стрел, одна застряла в сочленении доспеха. На бедре корейца зияла рваная рана, штанина набухала кровью — широкое острие стрелы рассекло кожу в незащищённом месте. Не замечая этого, Кангхо буквально пёр вперёд, как рассерженный носорог. Японцы, обменявшись быстрыми взглядами, отбросили луки и схватились за короткие мечи. Пешие пропустили вперёд конных самураев и с яростными и пронзительными вскриками бросились вслед за ними на полусотню ангарцев.
— К бою! — раздалась громкая команда Сонга. — Строй!
Морпехи в считанные секунды собрались, выстроившись в две шеренги — первая на колено, вторая стоя. Десятки винтовочных стволов смотрели на стремительно приближающегося неприятеля, на лезвиях штык-ножей играли солнечные блики. Бойцы ждали лишь команды, держа палец на спусковом крючке.
— Огонь!
Слитный залп полусотни ангарок выкосил с два десятка нападавших и, самое главное, в тёплый береговой песок повалилось около половины коней, увлекая за собой наездников. Некоторые из них после падения изловчились быстро встать на ноги и продолжить атаку. Первого из них Кангхо застрелил из револьвера, второго ранил шпагой, бойцы добили его штыками.
— Готовсь!
Перезарядив оружие, морпехи были готовы стрелять снова, однако японцы в растерянности остановились, подавшись назад, озираясь на самураев, которые, повернув коней, бежали с поля боя. Кангхо не стал давать отмашку на залп, дав возможность цусимцам отступить, забрав своих раненых. Выдвинувшись вперёд, морпехи однако захватили оставленных ими на берегу двух легкораненых островитян, придавленных мёртвыми лошадьми. Плацдарм был захвачен и высадка продолжилась.
После стычки передового отряда высадившийся сборный батальон морской пехоты выстроился в походную колонну и, организовав охранение, двинулся к столице острова. Впереди ангарцев летела тревожная для островитян весть о приближении неведомых чужаков — все селения на пути к замку князей Со стремительно пустели. Похватав нехитрые пожитки, взяв на закорки стариков и держа за руку детей, люди убегали в покрытые густым лесом горы, чтобы спастись от захватчиков. Никто более не пытался атаковать морпехов. Под палящими лучами батальон и приданные ему отряды подошли к Идзухаре в полном порядке и без единого происшествия. Замок Ёшинари Со, властвующего даймё, не впечатлил морпехов как размерами, так и качеством своих стен. По приказу Кима миномётчики, установив своё оружие, выпустили в сторону укреплений несколько мин с химическим зарядом слабой концентрации. Батальон же окружив замок, не предпринимал покуда активных действий, ограничившись блокадой призамкового городка. После истечения некоторого времени Сергей направил в замок обоих пленников к князю — с предложением немедленно провести переговоры. Ким гарантировал Ёшинари безопасность и обещал не атаковать город во время их беседы. Местный властитель оказался человеком неглупым и вскоре отреагировал на это предложение, в одиночку, если не считать державшегося поодаль знаменосца, выехав из ворот замка. Уже вскоре крепко сбитый конь привёз даймё к позициям ангарцев. Туда, где развевался штандарт Сибирской Руси.
— Корейцы... — одними губами прошептал князь, осматривая находившихся рядом людей — воины, вернувшиеся из бухты, не ошиблись, определив в неприятеле ближайшего к княжеству соседа.
Не наврали они и в описании одежд, а также оружия врага — единообразные доспехи, лёгкие мушкеты с ножами и... Ёшинари несказанно удивился, увидев вдруг среди тех, кто приближался к нему, совершенно не походивших на корейцев людей. Их было двое — бородатых и большеносых мужчин, весьма широкоплечих, высокого роста и особенной стати. Князь сразу же понял, что именно они являются главными среди захватчиков. Тем временем солдаты принесли на лужайку складные стульчики и небольшой столик, после чего князя пригласили сесть. Его знаменосец, несший укреплённое за спиной полотнище с гербом клана Со, сел на колени позади своего князя. Оба чужака сели напротив Ёшинари, что подтвердило его предположение об их власти. Князя вдруг осенило — это же заморские христиане, последователи которых ещё скрываются в Нагасаки и ближних княжествах! Это те люди, которых привечал великий Нобунага Ода!
— Достойный Ёшинари, глава славного клана Со! — начал говорить дребезжащим голосом престарелый чиновник-кореец, выписанный Ли Хо у отца, корейского властителя Ли Чонга. — Люди, пришедшие из-за Восточного моря на твою землю, сожалеют о случившемся столкновении. Видит Небо, мы не желали проливать кровь твоих воинов!
Ёшинари коротко кивнул, наклонившись вперёд и нахмурив брови. Своим видом он показывал, что готов слушать гостей дальше.
— Эти люди, служащие великому властителю Сибирской Руси, прибыли на твои берега в поисках хорошей гавани для своих великолепных кораблей, лучших среди всех!
— Сибируцу? — неуверенно повторил князь, дождавшись еле заметного кивка головы от старика, прикрывшего глаза.
— Они останутся тут надолго? Силён ли властитель Сибируцу? Много ли у него боевых кораблей? Сколько у него солдат? — вопросы посыпались один за другим.
Однако старый кореец, чьё знание японского языка не было столь блестящим, предложил перейти на китайский. Князь согласился, но вскоре собеседники, к удивлению ангарцев, и вовсе перешли на 'беседу кистью' — обмену короткими записками. В какой-то момент Сергей Ким перестал понимать старого Чо, негромко бубнящего для него перевод беседы, но внезапно разговор закончился — Ёшинари удовлетворённо откинулся на спинку креслица, устремив свой взор на деловито снующих солдат, а Чо повернулся к Киму, уставившись на него своими слезящимися глазами-щелочками:
— Ёшинари согласен... — прошелестел бывший чиновник.
— Согласен? — непонимающе повторил Ким по-русски.
— Но у него есть условия, — продолжил Чо и принялся загибать тонкие пальцы с длинными ногтями:
— Властитель Сибирской Руси не должен требовать от даймё и его народа изменять своим верованиям, жизненному укладу и древним обычаям. Кроме того, Ёшинари должен известить бакуфу, правительство сегуната, о вашем присутствии и ваших требованиях. Если в ближайшее время от Токугава не последует ответа, Ёшинари будет считать себя вправе принять подданство Сибирской Руси.
