Проснулась Анна от стука в дверь. Стучали негромко, но настойчиво. Анна открыла глаза, не совсем понимая, где это происходит во сне или наяву. Она потянулась, зевнула и приподнялась с дивана. Глянула в зеркало и поправила растрепавшуюся прическу. Прислушалась. Стук прекратился, но через некоторое время возобновился. Анна окончательно проснулась.
— Минутку, — крикнула она, подумав, что это вероятней всего проводник. Она поправила платье, надела на ноги дорожные туфли и открыла дверь. Тусклый свет коридора осветил фигуру человека. Анна с изумлением узнала Вронского.
— Добрый вечер, — галантно наклонил голову Вронский, — извините, если побеспокоил вас, но я не мог не зайти.
Анна с изумлением смотрела на него и ничего не отвечала. Именно его она меньше всего ожидала увидеть перед собой, более того, она совсем не желала его видеть. Она так скоропостижно сбежала из Питера, только для того, чтобы больше никогда не встречаться с ним и вот на тебе.. Вронский заметил ее смятение, но истолковал его по-своему. От его внимательных глаз не скрылась та мгновенная неконтролируемая радость, которой вспыхнули ее глаза при его неожиданном появлении. Анна сама почувствовала, что выдала себя с головой этим неуместным восторгом. Как бы она хотела оставаться безразлично-учтивой перед ним. Но к своему ужасу, Анна понимала, что перестает владеть собой, когда он рядом. Вопреки доводам рассудка, сердце ее ликует и смеется и выходит из повиновения, когда она видит его, говорит с ним. Если бы ее воля... На мгновение Анна ощутила какие безумства она могла сотворить сейчас, если бы была свободна, если бы она была, как Кити.
— Зачем вы здесь? — только и смогла она сказать.
— Зачем? Разве вы не понимаете, не видите, — взволнованно проговорил Вронский, — я здесь для того, чтобы быть рядом с вами. Разрешите войти...
-Нет! — почти истерично выкрикнула Анна, — Это невозможно. Уходите!
Она отступила вглубь купе на один шаг, осознавая с ужасом, что желала бы сейчас только одного, чтобы он не послушал ее, чтобы он вошел к ней против ее воли и взял ее силой. В таком случае после, она имела бы полное право винить не себя, а его в том, что могло бы произойти уже в следующий момент. И уже желая того, что хочет ее тело, занавесив свой разум, она повернулась к Вронскому спиной и прошла к окну, как бы приглашая его за собой. Губы же ее говорили совсем не то, что она хотела:
— Уходите, оставьте меня, — повторяла она, как заклинание. Вронский продолжал стоять в проеме двери. Он смотрел на ее спину и не слышал ее слов. Вернее, он слышал их ушами, но в то же время своими глазами он видел другое. Он видел ее тело, охваченное огнем желания. Узкая спина, изгиб талии, перехваченный поясом платья, контуры бедер под юбкой призывали его и жаждали его объятий. В нем, как будто открылись каналы, которые позволяли ему чувствовать ее глубинно, изнутри. Он понял Анну. Ее борьбу с самой собой, ее суть, которая стала раздваиваться и делиться на две составляющие: на ложный смысл произносимых слов и истинный смысл невысказанных устремлений. Вронский решил поддержать эту игру до времени и так же, как и она, произнес совсем не то, что хотел:
— Извините, за мое внезапное вторжение. Не смею вас больше беспокоить.— Он развернулся и пошел к себе.
Анна слышала звук его удаляющихся шагов. Когда они стихли, она бросилась к двери, закрыла ее на замок. Затмение, которое нашло на нее в его присутствии, не давало ей уснуть остаток ночи. Одно Анна понимала совершенно четко, этот случай сблизил их настолько, как будто сама близость между ними уже состоялась. Это было невероятно, но Анна чувствовала себя уже его любовницей. Она была удивлена и даже немного напугана. Этот человек производил на нее какое-то магическое воздействие.
"Если я чувствую себя принадлежащей ему, когда еще ничего не произошло, то что же можно ожидать, если это случиться на самом деле?" — мучила Анна себя вопросом. Он опасный человек, во всяком случае, для меня и надо держаться от него подальше, вынесла она окончательный вердикт.
XXVI.
Вронский вернулся в купе и долго не мог заснуть. Встреча с Анной неожиданно сильно взволновала его. Первый раз он находился в непосредственной близости от нее, всего на расстоянии одного шага и никого при этом не было рядом с ними. Этот факт невероятно подействовал на Вронского, он даже сам не ожидал, что будет переживать эту встречу с ней словно молодой юноша, пришедший на первое свидание со своей возлюбленной. Вронский по— настоящему не знал, как это бывает, его никто и никогда так не волновал. До сегодняшнего дня ни одна из женщин, с которыми он вступал в отношения длительные или короткие, не вызывала такого сильного эмоционального отклика в его сердце, как Анна.
Вронский привык сходиться с женщинами по причине чисто физиологической потребности, нежели по причине волнения сердца. Сначала этот факт немного расстраивал Вронского, создавал ощущение некоторой своей ущербности, но потом он решил, что это даже и к лучшему. Что поделать, раз он так устроен. Таким его сотворила природа и надо принять этот факт, как данность. Более того, он может извлечь из этого положения большие преимущества: ведь ни одна женщина на свете не сумеет сделать его несчастным. Так он и жил, выстраивая свои отношения со слабым полом с помощью разума, но не сердца. Обычно оно молчало или в лучшем случае говорило вяло и невразумительно. И вот в первый раз, кажется, оно заговорило. Вронский сам был изумлен такой своей способности. Неиспытанное ранее чувство новизны охватило его, наполнило окружающий мир новыми красками и звуками. Вронский даже не догадывался, каким чарующим может быть этот мир, когда оживает сердце.
Первые признаки такого оживления, он почувствовал на балу, когда рука его легла на плечи Анны, и он ощутил на своей щеке ее легкое дыхание. В груди вдруг стало жарко, как будто какая-то дверца внутри него раскрылась и он обрел способность принять в свое сердце блаженный огонь экстаза, выбрасывающий его на такие вершины спонтанной чувственности, которые доселе не были доступны ему. Это новое переживание необычайно понравилось Вронскому, он захотел пригубить еще из этого кубка соблазна. А поскольку Анна была первопричиной, была тем источником, из которого ему перепала пока только капля, он снова устремился к ней. Вронский узнал, что она едет в Москву от Облонского в случайном разговоре и, отложив мгновенно все свои дела, которые еще оставались у него в Питере, бросился вслед за ней, как голодный за хлебом.
Где-то в глубине души его скреблись сомнения, что все повторится снова, как с другими. Он заключил с собой пари пятьдесят на пятьдесят, что при новой их встречи ничего не произойдет, и он останется, как всегда холоден и безучастен. Но, к необычайной своей радости, мрачным прогнозам его не суждено было сбыться. Встреча с Анной вновь погрузила его в пучину экстаза, рядом с ней его ум молчал, но сердце ликовало. Для Вронского стало ясно, эта его женщина. Однозначно, Анна была для него источником сильных ощущений. И разве теперь он имел право обкрадывать себя и отталкивать возможность их переживания. Кто знает, может это его единственный шанс узнать, что такое любовь.
Чем больше Вронский думал обо всем этом, тем больше он укреплялся в мысли, что он не имеет права оставлять Анну в покое, ради себя самого, в первую очередь и, возможно ради нее тоже. Чтобы это знать наверняка, ему осталась небольшая формальность — достаточно взглянут на ее мужа рядом с ней и понять, что их связывает.
Вронский был уверен, что Каренин придет встречать свою жену на вокзал. Когда утром по прибытии в Москву, он вышел из вагона, то был бодр и слегка возбужден. Чувство, что он вновь сейчас увидит Анну, доставляло ему удовольствие.
Вронский не ошибся в своем предположении. Анну встречал муж. Когда она вышла из поезда, Каренин уже ждал ее возле вагона с букетом роз. Он протянул жене цветы и нежно дотронулся до ее щеки губами. Она едва ответила на его нежность и рассеянно взяла букет, погруженная в свои мысли. Вронского этот поцелуй неприятно царапнул где-то в районе сердца. Этот законный супружеский обряд вызвал в душе Вронского глубокий протест, как будто Каренин не имел на него никакого права.
Каренины пошли к выходу с платформы, Вронский последовал за ними. Он шел буквально след в след, чтобы слышать весь их разговор.
— Как прошла поездка? — спросил Каренин, снова целуя Анну в щеку.
— Нормально, — отвечала она, не глядя на него.
— А супруги Облонские?
— Нормально, — вновь односложно ответила Анна.
— Нормально? — с легким раздражением отозвался Каренин. — И это вся награда за мою пылкость?
— Оставь, Алексей, я так устала. Никак не могла уснуть. — В этот момент Анна обернулась и столкнулась взглядом с устремленными на нее глазами Вронского. Она поспешно отвернулась, но Вронский успел заметить легкое замешательство, мелькнувшее в глазах женщины. Рука ее потянулась к мужу и вцепилась ему в локоть, словно ища защиты. Каренину понравился этот жест, он обнял жену за плечи.
— Я так соскучился, дорогая, жаль, что мне надо в министерство. — На этот раз он вознамерился поцеловать жену в губы, но она будто бы случайно отвернулась, и его губы угодили в ее шею.
Вронский улыбнулся. Он вновь стал свидетелем внутреннего раздора Анны, с которым ему пришлось столкнуться в дверях ее купе.
"Ничего, думал он, — с этим легко можно справиться, — хуже, если бы ты была холодна, как лед. А впрочем, это невозможно с таким мужем".
Вронский перевел взгляд на Каренина. Ему нравилось то, что он видел. Он надеялся его увидеть именно таким и был доволен, что его ожидания оправдались. Алексей Каренин, хоть и занимал высокую должность и был вполне состоятельным мужчиной, но и по возрасту и чисто внешне проигрывал Вронскому по всем параметрам. Видно было, что Каренин пытался молодиться, но седые волосы с залысинами, выдающееся вперед брюшко сводили на нет все его усилия. От пристального взгляда Вронского не укрылся и тот факт, что Анна не очень-то отвечает на пылкость мужа, ему даже показалось, что она тяготится ею. А если это так, то стало быть он вправе искать и добиваться ее расположения. Чем больше Вронский думал об этом, тем больше укреплялся в мыслях, что Анна не любит мужа. И это дало ему право надеться на ее взаимность. Сейчас он оставлял всего лишь один процент на неудачу при штурме крепости по имени Анна.
XXVII.
Каренин распахнул дверцу машины и галантно склонился перед женой, пропуская ее в салон. Анна села в автомобиль, и муж мягко и бесшумно, как самый вышколенный лакей, прикрыл за ней дверцу. Затем сел на водительское место. Сегодня Каренин отпустил шофера и сам приехал встречать жену. Он хотел, чтобы после разлуки ничье постороннее присутствие не нарушало их интимного уединения в автомобильном салоне. Каренин желал побыть с Анной хоть и недолго, но наедине. Он соскучился, несмотря на ее совсем недлительное отсутствие, и рассчитывал, что и она испытывает по отношению к нему те же чувства. Но отчего-то на этот раз Анна показалась ему не столь изголодавшейся по его ласкам, как прежде.
— Я сегодня ужинаю дома, — сообщил он, нежно поглаживая пальчики Анны.
— Если я приглашу Бэтси на ужин, ты не против, — произнесла Анна, глядя на дорогу.
— Не против, — разочарованно произнес он, — но все-таки ее присутствие не желательно. Я очень соскучился по тебе, Анна. — Каренин сжал красивую руку жены и, поднеся ее к губам, перецеловал каждый ноготок. В то время, как он целовал ее пальцы, Анне бросилось в глаза его ладони. Они ей показались чрезвычайно малы для мужской руки.
Отчего я не замечала этого раньше, с удивлением подумала она, его руки по размеру совсем женские. Ей даже сделалось неприятно от вида его кистей, как будто от этого в Каренине уменьшилось что-то мужское.
— Хорошо, — вздохнула Анна, — я закажу к ужину твой любимый пирог с ананасами.
— И салат с креветками и сельдереем, — Каренин положил руку на грудь Анны, сильно сжав ее. — Ты же знаешь, что мне нужно, чтобы быть на высоте..., — другая рука его нырнула ей под платье, пытаясь раздвинуть бедра. — Как я хочу тебя, прямо сейчас, — тяжело задышал он ей в самое ухо.
— Алексей, тебе надо в министерство, — пыталась Анна увернуться от его объятий.
— Плевать, — хрипел он, — я соскучился по тебе. Я считал минуты до твоего приезда, я ждал тебя, пусть теперь меня подождут другие.
— Но, пока мы доедем домой, — пыталась образумить его Анна, — пройдет столько времени. Во сколько ты должен быть на работе?
Каренин посмотрел на часы, что-то прикидывая в уме. Потом он резко дернул Анну за руку. — Идем.
— Куда? — удивилась она.
— В гостиницу, — трясущимися губами произнес Каренин. — Я потом сразу в министерство, а ты на такси домой.
Да его всего просто трясет от вожделения, едва успела подумать Анна, как муж уже чуть ли не волоком тащил ее из машины. Она вздохнула и решила не сопротивляться. Ей хотелось только одного, чтобы поскорее это все кончилось, и она спокойно бы отправилась домой.
По дороге к дому, прислонившись лбом к холодному стеклу такси и вспоминая себя в объятиях законного супруга, Анна прокручивала в голове только что закончившуюся сцену о том, как отдавалась мужу. Все было, как всегда. Она с готовностью покорялась его желанию, рассматривая близость с ним как часть брачного соглашения, как неизбежность того, что должно периодически между ними происходить и на что она никак не может повлиять. Анна с горечью констатировала тот факт, что близость с мужем не являлась для нее ни развлечением, ни захватывающим приключением, не говоря уже о насущной необходимости. Она бы с огромным удовольствием отказалась бы от секса с ним.
"Неужели я всю жизнь обречена чувствовать себя обделенной женщиной. Неужели я не заслужила большего?" — с такими невеселыми мыслями преступила она порог собственного дома. Но долго предаваться всем этим рассуждениям ей не удалось.
Едва она вошла в дом, как ее сын Сережа, бросился к матери на шею, визжа и крича от радости. Он уже с утра ждал ее возвращения. Накануне вечером ему сообщил об этом отец. И с утра, как только проснулся, он то и дело нетерпеливо посматривал на дверь — когда же она откроется. И вот, наконец, это счастливое событие совершилось.
Анна подхватила сына на руки и прижала к себе. Все ее мысли о муже, Вронском, о себе самой мгновенно потеряли всякую ценность. Она видела и ощущала только своего мальчика. Анна завалила его подарками, которые везла для него из Питера. До самого вечера она возилась с ним, играла, обнимала и целовала. Ее материнское чувство изливалась из нее щедрым потоком. И в этот момент Анне казалось, что эта самая истинная любовь, которую может переживать женщина в своей жизни. Именно любовь к своему ребенку способна поднять женщину на такие вершины переживания счастья, на которые не способна поднять ее любовь ни к одному мужчине в мире. А если это так, то стало быть и нечего ей большего желать от жизни. У нее все есть и даже с избытком. А все эти мысли о своем женском неблагополучии, накатившие на нее по дороге домой, есть ложь и лицемерие. Только одно есть истина. Она мать — и вот ее дитя, которого она любит чистой и незамутненной любовью. Анна рассмеялась. Впервые, за долгое время Анна почувствовала себя счастливой и успокоенной.
