Золотой единорог

Черный Лиходей почувствовал предательское щипание в носу, но подавил неуместное для его статуса желание схватить гремлина и прижать к себе.

— Ты молодец. Правильно мыслишь. Века работы на меня тебя многому научили.

— Конечно, конечно. Злюк всегда хорошо справляется.

— А что было потом?

— Ваше имущество находилось в пещере — она в трех часах пути отсюда, в горах Кибрим — и о ней, разумеется, гремлины знали. Решив, что вы погибли, уцелевшие сбились в шайку и ограбили ее. О паскудные твари! Я пытался вразумить их, но куда там. Они выместили на мне всю злость, палками побили, ребра на крепость проверили. Пока я лежал у входа в пещеру, они вывозили оттуда все, на моих глазах. Пили ваше вино и плевались в мою сторону.

— Грязные мерзавцы! — прорычал чародей, грохая по подлокотнику, а потом поднося кулак ко рту. — Как посмели?

— Гремлин существо слабое. Лишаясь руководящей силы, он начинает думать, что хозяин кое-чего ему задолжал...

— Вот так, значит? А ты? Тоже так думаешь?

— Нет, что вы! — Злюк заметно оскорбился. — Захоти я предать вас, я бы это сделал!

— Верно.

— Вместо этого несчастный Злюк страдал, терпел боль, холод и голод. Он остался один-одинешенек и ничем не мог помочь своему хозяину.

— Что же ты сделал?

— Я вернулся в замок, проверить, как вы тут. Вероятно, те чары, которые вы использовали для засыпания, защитили спальню, и она не рухнула вместе с другим.

— Думаю, ты прав, Злюк, — ответил чародей. — Видимо, я переборщил с концентрацией, однако это меня и спасло.

— Да, да, да. Я остался здесь, построил неподалеку, на берегу озера небольшой домик, жалкую лачугу и поселился там в надежде на лучшие времена. Вам еще было спать почти сто лет. Но время от времени я приходил удостовериться, что вы в порядке, и искал уцелевшее. Повезло — сегодня это стала шкатулка с вашими драгоценностями.

— Много тебе удалось вытащить из руин?

— Не так уж. Самое ценное осталось у тех проклятых предателей!

— А книги? Лабораторное оборудование? Артефакты?

— Лабораторию мы вывозили в первую очередь, но ее разграбили позже. В пещере, наверное, еще осталось что-то, я не могу сказать. А книги, почти все, в тайнике, который я сделал неподалеку от моего жилища. Не успел только некоторые унести, неценные.

— А артефакты? — спросил дрогнувшим голосом Гренсивар. Он собирал их долгие века, выкупал, воровал, отбирал силой, изготовлял самостоятельно, ибо достиг в этом искусстве высот. Каждый был дорог ему как память, но главное — давал преимущества в колдовстве. Сейчас эта тема оказалась весьма актуальной.

— Большая часть, увы, исчезла. Предатели забрали их, а некоторые я нашел в руинах после обрушения замка. Наверное, артефакты эти лежали не вместе со всеми, так?

— Глаз Змеи? — прошипел, подобно громадной гадюки, Лиходей.

— Это такой... шар, желтый, стеклянный?

— Это не стекло, балда, а редчайший золотистый хрусталь! Он сохранился?

— Да. Лежит в тайнике.

Чародей откинулся в кресле. Ну хоть что-то! Глаз Змеи был одним из самых сильных и самым простым в обращении. Можно сказать, жемчужина коллекции, с помощью которой в свое время Гренсивар сотворил немало высококлассных злодейств. Держал он Глаз Змеи в особой, замаскированной стенной нише вместе с некоторыми другими особо ценными артефактами. После обрушения они должны были оказаться среди обломков, но старик безуспешно искал их, ни в силах поверить в такую несправедливость судьбы. У Гренсивара отлегло от сердца. Странно и страшно чувствовать свою уязвимость, понимать, что все тебя бросили и рассчитывать можешь отныне только на себя, пятитысячелетнего старца. А Злюк... Злюк, верный Злюк!.. Похоже, Гренсивару никогда не расплатиться перед этим преданным созданием.

Чародей встал, и в его облике на миг промелькнуло все то, что так хорошо помнил в хозяине восторженный гремлин. Величие, власть, сила. Было время, когда от одного взгляды Гренсивара самые храбрые рыцари падали на землю вместе с конями. Когда башни и стены укрепленных городов трескались и рассыпались по мановению его руки... Злюк замечтался, но голос Черного Лиходея помешал ему углубиться в прошлое.

— Ты все сделал правильно, о слуга мой верный, — произнес Гренсивар. — Ты выполнил свой долг, и за это получишь награду. Когда я достигну своей цели, когда сокрушу всех врагов, ты обретешь свободу! Заслужил!

— Что?

В страхе и смятении Злюк грохнулся на каменные плиты и забился, словно червяк.

— За что хозяин гневается на Злюка? Нет! Только не свобода! Нет!

— Почему? — не понял старик.

— Злюк всю жизнь жил подле хозяина, исполнял его волю. Такова судьба Злюка. Предназначение! Ему не в тягость, нет миссии почетнее! Не отпускайте меня, не гоните, хозяи-ин!

Злюк дополз до чародея и вцепился в его сапог, продолжая ныть и стенать. Периодически гремлин еще и бился головой об пол, не зная, каким еще образом показать свою преданность темному делу.

— Ну будет, будет! — Бум! — Хорошо! — Бум! — Не отпущу! — Бум! — Только отпусти сапог!

Бум!

Гремлин вцепился крепко, так что отдирать его пришлось силой. В итоге, оба, шумно дышащие и морально опустошенные, надолго потеряли возможность говорить. Обоим лет было немало, прежние выходки, нормальные в юности, уже не проходили для них бесследно.

— Ладно, — сказал, наконец, Черный Лиходей. — Ты будешь возле меня столько, сколько сам пожелаешь, Злюк. Тема закрыта.

— Спасибо, хозяин, служить вам само по себе уже есть наслаждение. А эти паршивые воры, разбойники... — Гремлин погрозил своим соплеменникам. — Они еще поплатятся! Жалкие твари, не понимающие своего счастья!

— Тихо! Я думаю!

Злюк в восхищении уставился на Гренсивара, сцепив ручки в замок на груди.

— Так ты не знаешь, почему я проснулся раньше времени, да?

— Нет, хозяин. Еще девятнадцать лет, если не ошибаюсь, вы должны были спать.

— Может... какая-то магия меня разбудила?.. Непонятно, — вслух размышлял Лиходей, поглаживая лоб. — Кажется, я чихнул. Да, вспоминаю. Сначала чих забрался в одну ноздрю, затем перелетел в другую. Я подлетел на кровати и проснулся. Было много пыли. Я звал тебя, но ты не приходил, я ничего не понимал...

— Злюк поступил скверно, плохо, но он не знал...

— Тихо!

Гремлин упал на колени. Против глубоко укоренившегося рефлекса не попрешь.

— А что если... — Догадка, весьма очевидная, в конце концов, нашла дорожку в голову старика. — Нет... быть не может... Это же полная ерунда! Чушь!

— О чем говорит хозяин? — спросил гремлин. — Могу я помочь?

Гренсивар вздохнул. Нет, ему решительно все это не нравилось.

— Знаешь, — произнес он, все тщательно взвесив. — Я думаю, Пророчество начинает сбывать... Магические возмущения, порожденные им, докатились до меня и нарушили сон...

Злюк задрожал.

— Пророчество? Вы уверены? Это ведь значит...

— Да сам знаю! — рявкнул Черный Лиходей, вскакивая. — Проклятье! Надо же такому случиться!

— Чему? — уточнил гремлин.

— Так! Мы немедленно уходим отсюда и начинаем работу!

— Над чем?

Гренсивар бросил на Злюка соответствующий реплике взгляд. Гремлин свернулся в комочек, что означало: признаю собственное нахальство — исправлюсь!

— Мне надо осмотреть то, что ты сумел спасти, и в первую очередь артефакты! Если я прав и Пророчество вступило в силу, времени у нас не так много. Придется вкалывать круглыми сутками... — Он посмотрел в окно. — Сколько всего надо сделать... но я не боюсь этой работы. Наконец-то, за многие века появилось достойное великого волшебника занятие! — Гренсивар стукнул посохом об пол. — Что ж, единорог, я принимаю вызов!

15

Когда еда перекочевала в желудки, ужин вступил в слабоалкогольную стадию — все трое потягивали пиво. Гоблин рассказывал, растекаясь мыслями по древу и местами путаясь, впадая в лирические отступления. Луадан не перебивал и не возмущался. Эльф чувствовал себя в безопасности, почти как дома. Вот хорошо бы так продолжалось вечно!

— Думаю, если бы Эльберт не вошел в то святилище, то ничего бы не было, — сказал Шухтер

— Чего именно? — спросил дракончик.

Додо накачивался пивком, не отставая своих больших собутыльников. Его глаза все больше съезжались к носу.

— Да ничего... Входит через высокий арочный вход, рот разинул и ворон считает. Изнутри помещение круглое, над головой купол, и все вокруг ободрано, расколочено, сломано. Кинжал понял, что когда-то там была дорогая отделка, которую завоеватели просто отодрали от стен и унесли. Мало того, даже фрески не поленились испортить, негодяйское отродье! Но это ерунда. Как только Эльберт дошел до середины помещения, его как по башке шарахнуло. Помнил, рассказывает, что упал, перед глазами искры и звездочки пляшут, а встать не может. Парализовало как будто. И вдруг открывается стена. Смотри Эльберт, жмурится от яркого света... И что бы вы думали?

— Что бы мы д-думали? — переспросил дракончик, начиная клевать носом.

Старик перевел взгляд на более адекватного, как ему казалось, эльфа.

— Не знаю.

— Выходит Золотой единорог! Из стены!

— Обалдеть, — прогнусавил Додо.

— Да! И говорит человеческим голосом: "Привет тебе, Эльберт Кровавый Кинжал!"

— Я бы с ума сошел после такого, — заметил заморыш, вытащив голову из кружки.

— Эльберт едва и не сошел, однако нервишки у нашего капитана были крепкие, не чета большинству наших лоботрясов, которые бы точно разбежались кто куда. — Шухтер устремил взгляд в потолок, восстанавливая в воображении картины минувших лет. — Ну вот, а Эльберт спрашивает: "Чего тебе нужно? Ты кто?" Ну, тот и говорит, что, мол, Золотой единорог, хранитель Томультара и все такое прочее. А Эльберт и спрашивает: "Какой же ты хранитель, если Иилквир превратился в развалины? Не уберег, выходит, свои владения. Плохо работаешь!" Ну тогда единорог и объяснил капитану, в чем дело, рассказал ему историю про Черного Лиходея и его змеиное коварство.

— Так единорог живет в Иилквире? — спросил Луадан.

— Нет. Это ж магия. Единорог томится в плену у Гренсивара, а где — никто не знает. Ему удалось на некоторое время открыть из своей тюрьмы лазейку и явиться Эльберту. Капитан наш оказался единственный, кто сунул в святилище нос за многие века. Казалось бы, случайность, да? Ан нет! Единорог сказал, что все было предначертано, и выдал Эльберту Пророчество.

Дракончик, спящий стоя в обнимку с кружкой, открыл один глаз.

— Я предвидел! — сказал он, ткнув в сторону гоблина пальцем. — Именно так...

С этими словами Додо покачнулся и свалился на стол, чтобы тут же уснуть.

— Сколько же с ними мороки, — покосился на заморыша гоблин. — Может, избавимся от него, пока не поздно?

Луадан покачал головой.

— Понятно. Друг... Знаешь, как говорят: скажи мне, кто твой друг...

— Знаю.

Шухтер почесался.

— О чем бишь я?.. А!.. Короче, парень, Золотой единорог изрек Пророчество, согласно которому в свое время он будет освобожден из плена Черного Лиходея, и злой маг будет низвергнут, а королевство Томультар вернется.

— Вернется? — подскочил Луадан. — Как? Оно же развалено все?

— А почему мне знать? — пожал плечами старик. — Вот найдем единорога и спросим.

Эльф был уверен, что никуда ехать не хочет. Ему и здесь хорошо. Главное — с выпитого не тянуло блевать. По здравому разумению, пускай бы древний город так им оставался легендой, опутанной паутиной веков или еще чем-то таким.

— И это не все, — сказал Шухтер. — Единорог сказал, что освободит его из плена сын пирата и будет этот сын эльфом.

— Чей сын? — Луадан пытался заставить голову хоть что-то соображать.

— Дурень! Речь идет о тебе! Слышишь? Ты — главная фигура в Пророчестве!

— Я?

Луадан попытался упасть со стула, но в этом состоянии не смог даже этого. Степень опьянения подскочила за секунду в разы. Комната принялась раскачиваться.

— Освободители единорога получат большую награду, Луадан, — сказал гоблин, — в накладе не останемся. Так что мы должны собрать команду, согласно требованиям, выдвинутым рогатой лошадью.

Эльф слушал внимательно. Шухтер заговаривается? С какой стати единорог назначил его, деревенщину, собственным спасителем? Не иначе, единорог сбрендил, пока томился в плену у Лиходея.

— Гном, человек, маг, цверг, великан и грифон, — перечислил, загибая пальцы старик. — Вот кто нам нужен. Частичка крови каждого из них помогут освободить единорога. А дальше... Ну, не знаю. Думаю, Лиходей сам собой даст дуба. В конце концов, сколько можно жить? Пять тысяч лет! Да я бы удавился!

Луадан боролся со сном. У него было много вопросов, но ни один он не мог четко сформулировать.

— Так что, как ни крути, парень, а завяз ты в этом деле по самую макушку, — сказал гоблин. — Сопротивляться бесполезно — с Пророчествами не поспоришь. Немного опасностей, немного трудностей... зато потом! Ого-го! Будешь пожинать плоды своей победы до конца дней. Тем более, хорошо, что у тебя их много впереди, ведь эльфы долгожители.

— А мой отец... он так сразу и поверил единорогу?..

— Ну да. Волшебные существа они просто так ничего не делают. Поставь себя на место лошадины, парень. Торчишь ты в какой-то поганой клетке и ни с кем даже поговорить не можешь, пока века мелькают перед тобой как сумасшедшие. Но есть у тебя возможность на короткое время выйти, пока тюремщик не видит. Беда только, что в том месте никого нет. И вдруг появляется человек, разбойник. Что ты сделаешь?

— Не знаю, — искренне ответил Луадан, — я же не единорог.

— Ты ухватишься за соломинку! Сделаешь все, чтобы выйти. Ведь этот человек, который случайно оказался перед дырой, которую ты проделал в стене своей тюрьмы, твоя единственная надежда. А если ты весь из себя волшебный, то ты не просто говоришь ему, что делать, а видишь будущее. Вот отсюда и Пророчество... Как-то так, — добавил Шухтер, отхлебывая пиво и стирая с губ пену.

— Все равно ничего не понимаю, — признался Луадан. — Честно! Что теперь делать надо?

— Завтра с утра я займусь организацией экспедиции. Есть уже кое-какие мыслишки.

Эльф подпер тяжелую голову обеими руками.

— Куда же мы поплывем?

— Для начала, думаю, туда, где мы когда-то нашли город. Отсюда на восток вверх по течению до того места, где в Тутуин впадает Богрус.

Луадан посмотрел на мирно сопящего дракончика. Додо улыбался во сне.

— А если я не хочу? — осторожно спросил эльф. — Если я уеду домой?

— С Пророчеством спорить невозможно, — ответил Шухтер. — Ну уедешь, а что дальше? На что жить? А если мы найдем единорога, наши финансовые проблемы решатся сами собой.

— Разве так бывает?

— Проверим! Не упускай свой шанс, парень. И не забудь — ты дал отцу клятву!

Крыть было нечем, и эльф смирился, опуская голову. Откуда ему тогда было знать? Луадан вообще сначала воспринимал предсмертные слова отца как шутку, считал, что Золотой единорог если не поэтическая метафора необходимости поиска собственного места в жизни, то какая-нибудь памятная вещь. Вот, мол, ее найти надо. Слишком много хлопот навалилось тогда на Луадан, чтобы он мог трезво оценить обстановку. Клятва! Не будь ее, эльф бы уж как-нибудь договорился со своей совестью.