— Квинт. — Гамбини, как мог, сдерживал свой гнев. — Если мы сделаем это, если будем сдерживаться, то моей карьере, карьере Уокера, карьере всех наших людей придет конец. Послушай, мы не являемся государственными служащими. Мы здесь по контракту. Но если примем в этом участие, то можем стать персонами нон грата. Везде.
Глаза Розенблюма расширились. — Карьера? Ты говоришь мне о карьере? Ставки здесь больше, чем то, где ты будешь работать через десять лет. Послушай, Эд, как мы можем анонсировать вторую передачу, если не готовы опубликовать первую? А мы не можем этого сделать. Пока нет.
— Почему нет?
— Потому что Белый дом хочет, чтобы мы были осторожны. Черт возьми, Эд, мы не знаем, что там может быть. Может быть, это основа для какой-нибудь эпидемии домашнего пивоварения, или борьбы с погодой, или кто знает чего еще.
— Это смешно.
— Правда? Когда мы это узнаем, ты сможешь выпустить эту чертову штуку. Но не раньше.
Гарри захотелось швырнуть чем-нибудь через всю комнату. — Как насчет того, — сказал он, — чтобы мы просто отключили Скайнет? Перестали слушать? Разве это не упростило бы ситуацию?
* * *
Потребовался примерно один день для распространения новости о второй передаче. Двух аналитиков уволили. И каждый физик на планете требовал, чтобы сигнал был опубликован. Белый дом попытался объяснить, почему президент предпочел соблюдать осторожность, но, не теряя времени, поручил центру Годдарда выступить публично. Реакция СМИ на то, что обычно описывалось как "длительная задержка" между приемом и объявлением, была явно недружелюбной. И хотя большая часть критики была направлена в адрес Белого дома, она распространилась и на административные кабинеты Годдарда. Гарри пришлось нанять нескольких временных сотрудников для рассылки официальных писем и обслуживания дополнительных телефонных звонков. Он мог с этим смириться. Но иногда среди возмущенных звонков появлялись старые друзья. Среди них был Хауснер Дил из Йельского университета. — Многие люди здесь, — сказал Дил напряженным тоном, который Харри с трудом узнал, — еще не уверены, что мы знаем правду. Почему вы, люди, сами не подаете сигнал?
Гарри не стал вдаваться в подробности о возможности того, что они вот-вот получат что-то, что смогут прочитать. — Нет, — ответил он. — Больше ничего нет.
Работа Гарри обычно не требовала, чтобы он лгал; это была не та тактика, в которой он был силен, и он был слегка удивлен, что его ответ сошел ему с рук. Но, тем не менее, чувствовал тяжесть обмана.
Он отказался принимать какие-либо дополнительные звонки самому, поручив это нескольким своим помощникам, а также дал инструкции, чтобы в случае необходимости они сообщали звонящим, что Гарри был на конференции. Он также проинструктировал ИИ дома и в своей квартире в Годдарде отвечать на звонки аналогичным образом.
Они начали считывать сообщение. Эта часть оказалась несложной: сигнал содержал достаточное количество подсказок и самонастраивающуюся программу, которую они активировали с помощью простой поисковой процедуры. Результатом, отображаемым одновременно на нескольких десятках мониторов, был куб.
Никто не видел никакой потенциальной опасности, поэтому они обнародовали информацию в течение нескольких часов.
* * *
Ближе к вечеру в понедельник Гамбини удалился в свою комнату в VIP-секции в северо-западном углу центра Годдарда. Он не был уверен, что сможет заснуть, но компьютеры уже работали, и ему хотелось быть достаточно бодрым позже.
Он наблюдал, как сенатор Арли Бейкер из Южной Каролины сказала ведущему программы новостей "Одиннадцать", что мы "вступаем в опасные воды". Наша собственная история предупреждает нас, что всякий раз, когда общество сталкивается с более высокоразвитой цивилизацией, оно платит высокую цену. Не имеет значения, каковы намерения той цивилизации. Предположим, например, что они живут тысячу лет. Или поклоняются группе богов?
Это продолжалось. Он вздохнул и лег в постель, удивляясь, почему у нас так много идиотов на высоких постах. И постепенно погрузился в забытье со счастливой мыслью, что достиг цели своей жизни. Скольким людям было даровано это бесценное благословение? Когда четыре часа спустя зазвонил телефон, он не сразу смог сориентироваться. Зарылся поглубже в подушки, пока искусственный интеллект сообщал ему, что звонит Чарли Хоффер. Он потянулся к аппарату и опрокинул его. Но услышал голос Хоффера, который представился и затем спросил: — Эд, ты здесь?
— Здесь, Чарли. Что происходит?
— Все закончилось.
— Сигнал?
— Да. Пульсар вернулся. — Гамбини включил лампу и посмотрел на время. Было 9:53. — Один полный оборот, — сказал Хоффер.
— Чарли, они все еще проводят расчеты. Какова продолжительность?
— Мы еще не проводили расчеты.
Передача была относительно медленной: 41 279 бод [бод — единица измерения скорости передачи символов, равна примерно 1-2 бит/с, в зависимости от кодировки].
— Хорошо, — сказал Гамбини. — Спасибо, Чарли. Дай мне знать, если что-то изменится. — Он встал и набрал цифры на калькуляторе. В итоге получилось примерно 23,3 миллиона знаков.
VII.
— Кто-то должен поговорить с президентом. — Гамбини помешал свой кофе и с каменным выражением лица посмотрел в другой конец кафетерия. — Он понимает только одну сторону: людей волнует, как это отразится на нас, если мы узнаем, насколько развиты эти инопланетяне. И кто знает, что все это значит на самом деле? Поговаривают даже, что готовится какое-то вторжение. Все ученые на планете заявляют средствам массовой информации, что ничего подобного произойти не может. Но у нас есть Прескотт Нетуорк, которая все это раздувает. И некоторые политики. Оберегайте всех. Они такие чертовски близорукие. Гарри, если они там слишком испугаются, то нас прикроют.
— Знаю, — сказал Гарри. — Мы должны иметь возможность расслабиться и наслаждаться происходящим. Вместо этого мы наблюдаем растущую панику.
Гамбини закрыл глаза. — Я всю жизнь ждал чего-то подобного. Почему мы не можем просто сидеть сложа руки и наслаждаться этим?
Гарри принялся за свой салат с цыпленком. — У Херли есть шанс сделать что-то действительно хорошее. Мы не добьемся мира во всем мире, но у него есть возможность разрушить некоторые стены. — В ресторан вошел Чарли Хоффер. Он стоял у входной двери и смотрел в их сторону.
Гамбини поднял руку, и Хоффер подошел к нему. — Как у нас дела? — спросил он.
— Просто говорю о передаче, Чарли.
Хоффер нахмурился. — В ресторане? Такого не должно было случиться.
— Все в порядке, — сказал Гарри. — Мы старались говорить потише.
Хоффер посмотрел на Гамбини сверху вниз. — Я должен упомянуть, что Гарри нет в списке допущенных.
— Что? — Гамбини прижал обе руки к подбородку. — У нас теперь есть список из секретных служб?
— Он только что пришел.
— Насколько велик список?
— Не очень.
— Джек в нем есть?
— Я так не думаю. — Он полез в карман, вытащил сложенный листок бумаги и изучил его. — Нет, — сказал он.
Гамбини тяжело дышал. — Как насчет Маески?
— С ним все в порядке.
— Цвикки?
Он посмотрел еще раз и покачал головой. — Нет.
— Гарри, — сказал Гамбини, — это превращается в катастрофу. Как мы должны разобраться с этим, если не можем связаться с нашими партнерами? — Он оглянулся на Чарли. — Кто составил список?
— Федералы.
Гамбини выдохнул. — Гарри, нам нужно сделать последнюю попытку.
— Как?
— В четверг в Национальном научном фонде запланирован ежегодный банкет. Президент будет вручать награды некоторым старшеклассникам. Это важное мероприятие для СМИ, и это был бы хороший шанс сблизиться с ним. Нам нужно, чтобы он подчеркнул свою поддержку Скайнета. И что нет никакой инопланетной угрозы. Дай ему понять, что нам нужно иметь возможность разговаривать друг с другом. Это была бы возможность поговорить с ним.
— Но сначала нам нужно попасть внутрь.
— Конечно. У НАСА должен быть доступ к некоторым билетам, если мы попросим. — Гамбини наклонился вперед. — Дальше будет проще простого. Как насчет этого, Гарри? Можешь помочь?
— Да, я постараюсь, — сказал он.
* * *
Мероприятие Национального научного фонда было перенесено в Белый дом. Гарри и Гамбини ждали начала обеда в гостиной. Стены были уставлены книгами. Среди современных писателей были книги Мэрилин Робинсон, Майкла Чэйбона и Рэйчел Кушнер. Стеллажи также были заставлены классикой: Достоевским, Толстым, Диккенсом, Мелвиллом, Фитцджеральдом и Менкеном. Книги были в основном в кожаных переплетах, а одна, "Анна Каренина", лежала открытой на журнальном столике.
— Они потрепаны, — сказал Гарри, разглядывая несколько томов. — Ты же не думаешь, что из всех людей только президент читает русские романы?
— Если он это сделает, я думаю, у него хватит ума сохранить это в тайне. — Гамбини сидел с закрытыми глазами, засунув руки в карманы.
В комнату лился солнечный свет. Через арочные окна была видна группа ННФ, расположившаяся на лужайке перед Белым домом: официальные лица, родители, учителя и дети фотографировались, сравнивали награды и в целом хорошо проводили время.
Они услышали голоса в коридоре снаружи; затем дверь открылась, и вошел президент Херли. — Привет, Эд, — сказал он, протягивая руку. — Рад вас видеть. — Он повернулся к Гарри и удивил его, вспомнив его имя. — Я хотел поблагодарить вас за то, что вы предложили Бейнса. Он был великолепен сегодня. — Президент опустился на диван. — Рад, что вы зашли, я как раз собирался вам позвонить. Эд, у проекта "Геркулес" есть интересные возможности. Я заинтригован тем, что вы и ваши люди делаете там. Но знаете, как я получаю информацию? Вы поговорите с Розенблюмом, Розенблюм поговорит с парой других людей, пока это не дойдет до руководства НАСА, а затем дойдет до Шнайдера. — Это был Фред Шнайдер, кроткий, стремящийся угодить Херли научный консультант. — К тому времени, когда она попадает в Овальный кабинет, я не знаю, сколько искажений в ней зафиксировано, что затушевано, а что вообще пропущено. — Он пододвинул к себе лежавший на журнальном столике блокнот, записал на нем номер, оторвал листок и отдал Гамбини. — Вот по этому номеру вы можете связаться со мной, когда вам понадобится. Оставайтесь на связи. Если буду недоступен сразу, то перезвоню вам. Держите меня в курсе того, что там происходит. Особенно я хочу знать о любых достижениях в чтении сообщений. И мне было бы интересно услышать ваше мнение о последствиях того, что мы узнаем.
В зале стало немного теплее. — Вы все еще добиваетесь прогресса, не так ли? — Гамбини кивнул. — Хорошо. В таком случае, почему бы вам не рассказать мне, почему вам так не терпелось посетить сегодняшнее мероприятие ННФ?
— Господин президент, — нерешительно начал Гамбини, — мы работаем не так эффективно, как могли бы.
— А почему бы и нет?
— Во-первых, наш штат слишком ограничен. Мы не смогли набрать нужных нам людей.
— Проблемы с безопасностью? Я разберусь с этим и постараюсь немного ускорить процесс. Тем временем, Эд, вы должны понимать всю деликатность этой операции. На самом деле, сегодня утром я подписал приказ о классификации кодовых слов некоторых материалов "Геркулеса". Сегодня днем вы получите помощь в принятии мер безопасности.
Гамбини выглядел огорченным. — Это как раз то, на что я жалуюсь. Мы не добьемся успеха, если не можем связаться с экспертами в этих различных областях. Для получения допуска требуется время, и мы не всегда знаем заранее, кто нам понадобится. Если нам придется ждать шесть месяцев, чтобы найти кого-то здесь, то можно и не беспокоиться.
— Я посмотрю, что можно сделать. Это все? — Он повернулся к Гарри, приглашая его принять участие.
— Господин президент, — сказал тот, — среди исследователей, а также в научных и академических кругах бытует мнение, что мы не имеем права скрывать открытие такого масштаба.
— А как вы себя чувствуете, Эд?
Гамбини посмотрел в проницательные серые глаза президента. — Думаю, они правы. Я знаю, что это сопряжено с риском, но где-то нам придется рискнуть. Возможно, сейчас самое время.
Херли выглядел расстроенным. — Академическому и научному сообществу не приходится иметь дело с Кремлем. Или арабами. Мы не знаем, что эти инопланетяне пытаются нам сказать. Возможно, они дают нам формулу более простого способа создания атомного оружия? Или какое-то другое нестандартное оружие, о котором мы даже не задумывались?
— Господин президент, зачем им это делать? Какая у них может быть мотивация?
— Возможно, они считают, что делают нам одолжение. Или, может быть, им просто нравится подшучивать над нами. Над всеми, до кого они могут достучаться своими сигналами. Мы просто не знаем, Эд. Такова правда. Мы не знаем.
Он закрыл жалюзи, и солнечный свет не проникал в комнату. — Вы хоть представляете, каково это — сидеть на ядерном складе? Скажите мне, Эдуард, вы когда-нибудь направляли на кого-нибудь заряженный пистолет? Я держу на мушке каждого человека на планете. Нет: каждый человек, который когда-либо будет ходить по этому миру, находится в поле моего зрения прямо сейчас. Вы хоть представляете, каково это?
— Вы думаете, я не понимаю, как мы выглядим в этом свете? Пресса считает меня фашистом, а Американское философское общество в отчаянии заламывает руки. Но что, черт возьми, будет с Американским философским обществом, если мы запустим цепь событий, которая приведет к катастрофе? — Он сердито посмотрел на Гамбини. Это было выражение, не похожее ни на одно из тех, которые он позволил бы себе использовать на публике. — У вас не может быть лишних людей, пока мы не узнаем, что происходит. Если это потребует дополнительных нескольких дней или лет, мы сделаем это именно так. Мы сохраняем передачи при себе. Я разрешу вам вот что: вы можете объявить, что поступил новый сигнал, и опубликовать фотографии, треугольники и все такое прочее. Но все остальное, что мы пока не смогли интерпретировать, пока не сможем сказать, что это такое, о чем идет речь, остается в тайне.
Час спустя Маески поприветствовал их последними новостями. — Мы нашли теорему Пифагора.
* * *
Несколькими вечерами позже Гарри и Джек Уокер ужинали в резиденции Римфорда в VIP-зале за лабораторией геохимии. Пока жарились стейки и запекался картофель, они пили холодное пиво и ждали выпуска новостей.
— На самом деле, у нас неплохо идут дела, — сказал Римфорд, когда Гарри спросил о прогрессе в переводе. — Теперь мы можем читать числа и присвоили рабочие символы многим байтам, которые, по-видимому, встречаются в шаблонах. Некоторые из символов являются директивными по своей природе. То есть они выполняют те же функции, что коррелятивы или союзы в грамматической системе. Другие имеют субстантивную привязку, и мы начинаем понимать некоторые из них. Например, мы выделили термины, означающие магнетизм, системность, гравитацию, окончание и некоторые другие. Другие термины должны быть переведены, потому что они встроены в знакомые математические уравнения или формулы, но это не так.
