Вчера вечером, когда от пленного гауптмана поступила информация о пленных и о том, что со дня на день их могут погнать дальше в немецкий тыл, события понеслись вскачь, надо было срочно бежать на выручку, раздумывать времени особо не было. Так, крупными мазками ситуацию с их освобождением в разговоре с Трофимовым набросали, и ладно, а дальше снова бегом, готовиться к выходу в немецкий тыл. Но сейчас вот время есть, можно продумать ситуацию более конкретно и более тщательно рассмотреть детали.

Итак, пленные и их освобождение. Это сейчас основная и самая важная задача, ради этого всю ночь суматошно готовились и выскочили под утро, без особого планирования и тщательной подготовки.

Освободить их, вероятнее всего, получится достаточно легко, и без особых потерь — лагерь временный, поэтому вряд ли хорошо оборудован и укреплен, да и немец сейчас еще не пуганый, сомнительно, что много охраны выделено будет. Опять же, вооружение у той охраны — винтовки да пулеметы на вышках, тоже винтовочного калибра. А у нас броня, которой все эти винтовочные калибры нипочем. А наличие у охраны лагеря противотанковых ружей, не говоря уже о более серьезном вооружении — нет, как говорил товарищ Станиславский: "Не верю!". Так что освобождение пленных — это не вопрос и не проблема. Что с этими пленными потом, после освобождения делать — вот это вопрос, и это проблема. Точнее, сразу несколько проблем.

Примерно две тысячи человек, а скорее уже даже больше, среди которых наверняка изрядно раненых и больных. К тому же наверняка все голодные и многие в рваном обмундировании, а с обувью ситуация еще хуже. Ну не может такого быть, чтобы немцы с их рационализмом и прижимистостью оставили пленным добротную обувку — обязательно поотнимали, сволочи. И это теперь лишняя головная боль — искать, во что обуть такую прорву народа после освобождения. А помимо этого — накормить, некоторых хоть во что-нибудь переодеть, обеспечить медицинскую помощь и противоэпидемические мероприятия.

Ну, накормить-то накормим — продовольствия, в том числе пищевых концентратов, с собой взяли с запасом. Они же легкие и много места не занимают, а кипятком их развести — и готово жидкое горячее питание, причем много. Да и старшина Авдеев, уверен, выделенный ему Опель-Блитц набьет продуктами с хутора в перегруз. С одеждой и обувью, конечно, сложнее будет, с собой совсем немного взяли...

Потом всех раненых и больных, неспособных самостоятельно передвигаться, нужно будет как то транспортировать в наш тыл. А учитывая, что один лежачий требует для его транспортировки отвлечения от боевых действий двух здоровых бойцов, уже сейчас нужно думать, где раздобыть дополнительный транспорт, чтобы отвлекать боеспособных солдат по минимуму...

Потом всех боеспособных пленных надо будет вооружить, организовать в подразделения, и продумать, где и как использовать...

Впрочем, по обмундированию, экипировке, вооружению и даже по транспорту есть одна идея, только ее еще надо очень серьезно обдумать. А еще, очень желательно, чтобы наш куратор раньше времени об этой идее не узнал — а то крику и эмоций будет...

Размышления Сергея прервал тот самый куратор отряда — бригадный комиссар Трофимов, который, пользуясь тем, что радисты расположились впереди десантного отсека, у кабины, а пулеметчик занял место за передним курсовым пулеметом, и все они за шумом двигателя не могут услышать тихий разговор у заднего борта, пристроился рядом с ним. С удобством облокотившись на коробки с пулеметными лентами, вооружившись карандашом и пристроив на коленях свой неизменный блокнот, Трофимов занялся ставшим для него в последнее время привычным и явно увлекательным делом — принялся донимать Сергея тихими вопросами. И начал с немецкого флага, край которого от легкого ветерка при движении все время норовил зацепить фуражку особиста.

— Поясни, лейтенант, — Трофимов слегка толкнул локтем Сергея, который, заметив приготовления особиста, попытался притвориться уже крепко спящим. — Зачем мы тащим с собой это огромное полотнище с немецким флагом на нем?

Сергей открыл глаза, взглянул на Трофимова и, оценив решительность его приготовлений к беседе, понял, что вздремнуть не удастся, после чего со вздохом сменил полулежачее положение на сидячее.

— Дело в том, товарищ бригадный комиссар, что немцы в ходе боев первых дней войны захватили очень много нашей техники, в том числе танков и бронемашин, причем значительную часть всего этого — в исправном состоянии. И сразу же начали использовать ее в своих целях, даже не перекрашивая. А чтобы немецкая авиация не бомбила эту технику, воюющую уже за немцев, те придумали использовать для обозначения ее принадлежности к Вермахту такие вот полотнища, закрепляемые на башне или на моторном отделении. Вот и мы заготовили такое полотнище, но сделали его съемным, чтобы на марше не попасть под удар советской авиации, и в то же время быстро натягиваемым, чтобы не огрести от немецкой.

Трофимов еще раз покосился на полотнище с вражеским флагом, недовольно посопел, но больше на эту тему ничего говорить не стал.

— А почему ты головной дозор так далеко выдвинул? Ведь на максимальном удалении, случись что, колонна его огнем поддержать не сможет — и в результате можем потерять броневик. Я понимаю, что броневик трофейный, и тебе его, наверное, не очень жалко. Но ведь экипаж то в нем наш? И еще, почему он не идет все время на одной дистанции впереди от колонны, а останавливается и нас ждет?

— Он не нас ждет, товарищ бригадный комиссар. Его экипаж во время остановок ведет усиленное наблюдение за окрестностями и ищет следы на дороге.

И, видя, что Трофимова, нацелившегося записывать, такой короткий ответ явно не удовлетворил, продолжил, стараясь говорить помедленней и делать более длинные паузы.

— Видите ли, в чем дело, товарищ бригадный комиссар. — Вы правы в том, что на такой дистанции, в случае атаки немцев, мы броневик поддержать огнем не сможем. Но немцев здесь, по моим прикидкам, сейчас быть никак не должно. Мы их, вероятнее всего, ближе к Суховоле встретить можем, а до нее еще примерно 40-45 километров — это если по проселочным дорогам петлять, как мы. А головной дозор отрывается так далеко, и потом останавливается на "посмотреть и послушать" потому, что на ходу, при тряске и болтанке на этой основательно разбитой грунтовой "типа дороге", вести качественное наблюдение местности и следов на дороге очень сложно, если вообще возможно.

— И еще. — По окрестностям сейчас бродит много разбитых и дезорганизованных в результате боев и отступления частей Красной армии. Внимательным наблюдением на остановках их следы обнаружить будет гораздо легче, чем во время движения. Опять же, одинокая немецкая машина, экипаж которой внимательно изучает окрестности, может спровоцировать прячущихся в лесах красноармейцев на атаку или попытку обстрела. И в этом случае возможный винтовочно-пулеметный огонь примет на себя броневик с его противопульным бронированием, и защищенными от пуль и осколков гусматиковыми шинами, а не следующая за ним основная колонна, в которой идут небронированные грузовики с людьми в кузовах. Конечно, существует риск, что у прячущихся в лесу бойцов может оказаться с собой тяжелое вооружение, например, противотанковая пушка. Но шанс этот исчезающе мал, да и, опять-таки, обнаружить ту же пушку на рубеже открытия огня при внимательном наблюдении гораздо легче.

— Ну и, наконец, чтобы свести к минимуму риск того, что наши отступающие войска передовой броневик из пушки или гранатами поприветствуют, его экипаж с собой красный флаг везет. И при обнаружении следов будет этот флаг из башни показывать, для облегчения взаимной идентификации.

Вопросы, вопросы...

А вот поясни мне, лейтенант...

Но что еще бригадный комиссар хотел услышать от Сергея, он высказать не успел — колонна начала притормаживать, а один из радистов у кабины завозился, что-то переспросил в свой микрофон, потом оглянулся, и приглашающее замахал Сергею рукой. Тот вскочил и в пару быстрых шагов оказался возле радиста. Выслушал быстрые и немного сбивчивые от этой быстроты пояснения радиста, отдал тому несколько команд для передаче по радийным бронеавтомобилям колонны, а сам с широкой улыбкой вернулся обратно к Трофимову.

— Ну вот, товарищ бригадный комиссар, как говорят рыбаки, и первая поклевка. Как я и надеялся, нашлась кавалерия...

Глава

Командир сабельного эскадрона 152-го кавполка 6-й кавдивизии 6-го кавкорпуса капитан Сотников вот уже несколько суток был сильно не в настроении. Настолько сильно не в настроении, что его бойцы, хорошо зная и так нелегкий характер своего командира, старались как можно меньше попадаться ему на глаза, во избежание опасности спровоцировать выплеск эмоций.

Да и откуда у Сотникова было взяться хорошему настроению, если эта нелепая и ошеломительная война началась и идет совсем не так, как им вдалбливали при обучении и на маневрах. Ведь к чему готовились, какие лозунги были?! — "Война малой кровью, на чужой территории"; "Мгновенный и сокрушительный контратакующий ответ на агрессию любого врага, с переходом на его территорию и быстрым разгромом".

А что теперь?! Теперь, вместо лихих контратак, сокрушительных конно-механизированных прорывов и смертоносных кавалерийских рейдов по тылам растерянного, дезорганизованного противника, к которым он готовился сам и готовил своих бойцов, его эскадрон вот уже третий день отступает по глухим лесным просекам, прячась от немцев и старательно маскируясь от обнаружения. И это не от трусости, тому есть причины — они обеспечивают сопровождение и охрану в пути сводного обоза с имуществом и ранеными разгромленного кавалерийского полка. Выполняя последний перед его гибелью приказ командира полка — вывести обоз с ранеными и оставшимся имуществом полка под Белосток, к своим. Вот и пробирается его эскадрон по глухим лесным дорогам ночами, а днем прячется, вместе с обозом и примкнувшими по пути бойцами из других разбитых частей, от авиации и моторизованной разведки немцев.

Хотя, эскадрон — это громко сказано. Не так уж много и осталось от его эскадрона после поспешного, крайне плохо организованного и безрезультатного рейда частей 6-й кавдивизии под Гродно для организации попытки контрудара в составе конно-механизированной группы. Рейда, именно и в худшем смысле слова кавалерийского — то есть шального, нахрапистого, спешащего к своей цели прямо под бомбами и почти без средств ПВО, имея только немного пулеметных зенитных установок. Рейда налегке — без приданного кавалерийской дивизии тяжелого вооружения, которое оставили в местах дислокации, потому что его было нечем тащить. И без бронетехники механизированного полка, которая частично была уничтожена при движении в ходе постоянных авианалетов, а частично отстала в пути, после выработки горючего в баках и в условиях отсутствия топливозаправщиков с его запасами. Также где-то в пути отстали дивизионная походная ремонтная мастерская и ремонтно-восстановительный батальон. Даже полковые средства усиления в виде противотанковой батареи 45-мм пушек и батареи 76-мм полковых пушек дошли не все.

Как следствие — в бои с полнокровными и отлично оснащенными механизированными соединениями вермахта части 6-й кавдивизии в составе эффектно названной "конно-механизированной группы" вступили, уже имея потери до трети личного состава и до половины артиллерии.

А уж после боев в районе Гродно... Вот там да, там имели место лихие кавалерийские атаки. Атаки на подготовленную, насыщенную артиллерией и пулеметами оборону немецких войск, словно ждавших этого контрудара. Атаки, проводившиеся под прикрытием весьма небольшого количества танков из состава 6-го мехкорпуса, почти без артиллерийской поддержки, совсем без поддержки своей авиации и под постоянными налетами немецкой, которая, в условиях практически полного отсутствия в небе советских истребителей, почти как на учениях тренировалась в бомбометании и наземной штурмовке по беззащитным наземным целям. От кавалерийского полка осталось, хорошо, если треть личного состава и пара полковых пушек, да несколько тачанок со станковыми пулеметами. Эскадрону капитана Сотникова "повезло" чуть больше — от него осталась примерно половина бойцов. Вот только, в эту половину оставшихся не вошел политрук эскадрона — настоящий коммунист и очень душевный человек, близкий друг Сотникова, который, выполняя очередной идиотский приказ "высшего командования" о еще одной бессмысленной атаке с шашками на пулеметы, лично пошел в атаку впереди эскадрона, и погиб в том бою. Только политрук, очень хорошо зная нелегкий характер своего друга, мог мягко, ненавязчиво сдерживать и сглаживать излишнюю эмоциональность Сотникова.

И вот теперь его не стало. А Сотников, переполненный яростью, ненавистью и злобой к врагу, с остатками эскадрона собирался остаться под Гродно, для перехода к ведению боевых действий и диверсий в немецком тылу и втайне очень желая отомстить за смерть друга. И полез с этой просьбой остаться к командиру полка после получения приказа на отход. После повторения командиром полка приказа на отход попытался настаивать, вспылил, в результате вместо передовой был отправлен сопровождать и охранять обоз. Последнее обстоятельство понизило уровень настроения комэска до озверения с тенденцией к переходу в бешенство, и это настроение Сотников вот уже несколько суток подряд пытался всеми силами сдерживать в себе, чтобы не сорваться по какому-нибудь пустяку на подчиненных.

Тут еще неожиданный ночной ливень, короткий, но сильный, который застал их походную колонну на марше во второй половине ночи, вымочил все, что можно было вымочить, резко ухудшил видимость, да еще и основательно размыл грунтовую дорогу, сильно снизив общую скорость движения обоза. В результате запланированное на ночной переход расстояние колонна пройти не успела, и поэтому перед рассветом остановилась на дневную стоянку не там, где планировали, а там, где удалось найти место хотя бы для того, чтобы просто убраться с дороги. Здесь уж не до особых изысков было. Уставшие бойцы в мокром обмундировании вяло копошились по хозяйству, обихаживая сначала раненых, потом лошадей, а уж потом себя. А капитан Сотников чувствовал, что сдерживает бурлящие в нем негативные эмоции из последних сил.

Поэтому, когда через пару часов на место стоянки в сопровождении одного из дозорных вышли незнакомые военные в маскировочных халатах без знаков различия и с разномастным вооружением, с самоуверенным и даже слегка самодовольным выражением на лицах, которые ему — капитану и командиру эскадрона! — отказались отвечать на вопросы до подхода своего командира, всего лишь какого-то лейтенанта, комэска наконец прорвало...

Глава

Колонна как шла, так и встала в боевом порядке перед небольшой придорожной луговиной, лишь чуть уйдя с дороги на обочину в сторону леса, да укутавшись в маскировочные сети и выслав дозоры по округе. А сам Сергей, после получения от одного из бойцов направленной вперед группы пешей разведки подтверждения, что обнаруженная кавалерия это действительно "наши", вместе с Трофимовым, в сопровождении пары его особистов и десятка автоматчиков охраны, отправился знакомиться. Натоптанные с дороги через луговину следы привели к явно недавно вырубленной узкой просеке и дальше на большую прогалину чуть в глубине лесного массива, в полукилометре от дороги. Разбросанные по прогалине относительно редкие, но высокие деревья с пышными кронами обеспечивали хорошую защиту от обнаружения с воздуха.