Спустя два месяца после раскрытия всей "правды" о себе я начал замечать постепенную смену настроений в доме. Больше всего это было видно по вновь изменившемуся поведению Анзу — и так обычно не отпускающая меня от себя, она, будто почувствовав некую угрозу по отношению к своему чаду, перешла всякие границы. Женщина постоянно подхватывала меня на руки, не отпускала от себя больше, чем на пару метров, крепко прижимала к груди и затравленно зыркала в сторону мужа, стоило только тому появиться в её поле зрения. Видимо ничего другого противопоставить Манабу она попросту не могла.
И пусть вся суть происходящего долгое время ускользала от меня, пусть я начал ощущать себя некой мягкой игрушкой для тисканья, но так продолжалось лишь до одного момента. Если быть точнее до одного завтрака.
* * *
Редко когда с утра за столом могла собраться разом вся семья Мори — слишком уж разные графики были у каждого из них. Манабу, будучи главным кормильцем, уходил в лес ещё ранним утром, преисполненный надеждой наткнуться на крупную добычу. Подобный настрой зачастую пропадал уже в первые часы блужданий по медленно просыпающемуся лесу с луком наперевес, но идти даже без капли веры в успех было куда более бессмысленно. Лишь много позже тогда, когда становилось ясно, что охота вновь не удалась, Манабу уже знакомыми путями выходил на давно изученные звериные тропы к ни разу не подводившим его ловушкам для мелкой живности и собирал утреннюю жатву — мелких тощих кролей, барсуков и редко попадающихся ценных лисиц.
Бывало и натянутые острые колья радовали кровавыми следами, выводившими на помирающего крупного кабана. Только вот жаль, что подобные случаи были чистой удачей и знаменовали лишь удачное начало дня.
Дома Манабу появлялся лишь ближе к обеду, но даже тогда он там не задерживался — ел, забирал вяленое мясо и выделанные супругой мелкие шкуры и вновь уходил. Уходил по знакомой до малейшего камешка дороге, ведущей в ближайший торговый порт Корто. Там, на прибрежной торговой линии, Манабу долгое время бегал от палатки к палатке, от одного морского купца к другому в поисках лучших цен или выгодного бартера — город, расположившийся на пересечении морской путей востока и запада, тому только способствовал. Еще в те времена, когда охотник бывал здесь со своим отцом, он твердо уяснил, что порой прямой обмен его качественно выделанной кожи на рис и домашнюю утварь получался много выгоднее покупки за рьё.
Неудивительно, что с таким неспокойным темпом жизни ему было сложно поддерживать и так натянутые отношения со спасенным ребёнком. Они мало общались, почти не проводили время вместе, и, казалось, боялись друг друга. По Акио это было более чем заметно — он вел себя с ним предельно осторожно, едва ли не с опаской. Чем же было вызвано еле заметное чувство страха у самого Манабу, сказать было сложнее. Долго размышляя на эту тему, он решил грешить на разыгравшееся воображение. Хотя...
Хотя Манабу прекрасно помнил, каким напряженным лицом мальчика сопровождалось каждое его мимолетное движение, как малыш едва не дергался, стоило ему только приблизиться ближе, чем на расстояние вытянутой руки. Подобное поведение озадачивало опытного охотника — малыш вел себя слишком неестественно для ребенка трех-четырех лет от роду. Будучи отцом, Манабу своими глазами видел насколько были легкомысленны дети в этом возрасте, но Акио, что так понравился его жене, выбивался из рамок нормальных детей.
Только тогда, когда стала известна история этого юного среброглазого мальчугана, Манабу позволил себе немного расслабиться и сбавить подозрения — даже ему было очевидно, что такие события не могли не отразиться на впечатлительном ребенке. Было ли в пережитом причина такого настороженного отношения? Видел ли Акио в нем одного из убийц своей семьи? Напоминал ли он своим видом ему о них?
Манабу искренне надеялся, что нет — подобные ассоциации и сравнения с легкостью могли возвести неразрушимую стену между ними... А терять ещё одного ребёнка он не хотел. Требовались срочные меры, и потому Манабу принял решение, как он думал единственно правильное и верное, — нужно было уделять Акио больше внимания.
Ежедневный ритуал по посещению городского рынка прервался, мгновенно освободив тонну свободного времени. Из сарая вновь выкатилась старая разбитая телега, что в прошлом каждый месяц забивала городские рынки своей поклажей. Телега, помнящая его наставнический голос и искренний детский смех Минору.
Эх, сколько времени прошло с тех пор, когда она в последний раз выезжала на проторенную дорожку? Как давно он запер её и свою горечь в самом темном из доступных ему мест? Год? Два? Сколько вообще прошло с тех пор, как та колея под ногами, как тот далекий пеший путь, стали его забвением? Как давно он променял дом, наполненный печальными воспоминаниями на пустынную дорогу? Была ли в том далеком происшествии причина того, почему родные стены стали ему, столь не милы? ..
— Дорогой, ты в порядке? — мягкий голос супруги вырвал его из неприятных дум. — Мы ждем только тебя.
Манабу вздрогнул, сбрасывая оцепенение, и тотчас сложил руки в привычном жесте.
— Итадакимас, — впервые за долгое время хором произнесло сразу три голоса.
Такого на его памяти еще не случалось. Раньше он уходил слишком рано, возвращался поздно, а уставал чересчур сильно для подобных посиделок. Зачастую у Манабу попросту не получалось попасть на семейные застолья, что проходили или без него, или с ним, но без Акио. А теперь же... теперь вся его семья была в сборе. Вот уж что действительно ни с чем несравнимое приятное чувство. Но... Мимолетное счастье быстро сменилось удивлением. Мальчик не ел. Не то, чтобы оказывался от еды или играл с нею, а просто ждал. Акио терпеливо смотрел на нового отца, ожидая пока тот возьмет первую жмень риса в рот.
И это было не правильно. Дети его возраста не должны обладать подобными знаниями.
"Откуда он узнал о правилах поведения за столом? Откуда такое пристальное внимание? Почему он так внимательно наблюдает за мной?" — недоумевал охотник. В подобные моменты Манабу мог поклясться, что взгляд необычных, серебристых глаз, что пронизывал его время от времени, принадлежит не трехлетнему ребенку, а намного более взрослому и умному человеку. Он знал его, он видел его на лицах других, менее благонадежных людей. Так, например, смотрели ушлые торговцы на лошадь при её покупке: пристально, изучающее, ища изъяны и отмечая привычки. Так смотрели и мелкие воришки на свою будущую жертву, прикидывая, чем именно они смогут поживиться. Только вот если они и не думали скрывать свою натуру, то Акио выделился и тут. Проходил лишь миг после пересечения глазами с Манабу, как прожженный цинизмом взгляд исчезал, являя миру немного печального и беспечного мальчика. Исчезал настолько быстро, что сам охотник начинал сомневаться в собственном зрении.
Вот и сейчас, будто услышав его мысли, будто заметив его пристальное внимание к себе, мальчик подхватил свою небольшую плошку с рисом и слишком уверенными для трехлетнего дитя движениями стал палочками отправлять себе в рот небольшие жменьки риса.
— Акио! — раздался негромкий осуждающий голос Анзу. — Не торопись! Ты должен подождать пока главный мужчина в доме приступит к трапезе!
— Ничего, — улыбнулся Манабу, продолжая наблюдать за необычным ребенком, — пусть ест. После обеда ему пригодится вся его энергия.
Услышав эти слова, Анзу, непроизвольно дернув рукой, подносившей палочки ко рту, рассыпала рис по подносу на столе.
— Зачем? — напряглась она, с беспокойством поглядывая на мужа. — Что-то случилось?
Манабу лишь покачал головой, прекрасно понимая беспокойство жены.
— Я просто понял, что мы с Акио ни разу вместе не играли.
Реакция ребенка, за которой Манабу пристально наблюдал, не разочаровала. Тут же появившаяся дикая смесь удивления и подозрения через мгновение сменилась на легкую задумчивость, а после и настоящую детскую радость. Быстрая, почти незаметная глазу игра эмоциями вновь озадачила охотника, добавляя вопросов в загадку, разгадать которую сейчас, ему было не под силу.
— Смотри, да ему, оказывается, тоже не терпится! — Манабу вновь, на время, отложил свои подозрения в сторону. — Так ведь, Акио?
— Да! — звонкий мальчишеский голос разлетелся по комнате.
— Молодец! Вот это настрой! — глядя на счастливого ребенка, Манабу не смог сдержать улыбки. — Тогда мигом доедай и собирайся! ..
...Манабу с предвкушающей ухмылкой провожал взглядом выбегающего из дома мальчика, когда до его локтя дотронулась нежная теплая ладошка. Мужчина не повернулся. Он и без того знал, что увидит, стоит ему лишь только немного повернуть голову — взволнованную жену.
Изменения, что произошли с Анзу с момента появления ребенка в доме, не могли укрыться от внимательного взгляда Манабу. Он видел, как она сроднилась с этим малышом, как сильно к нему привязалась, как отчаянно желает его защитить. Он видел, как она преобразилась за эти короткие два месяца, как она изматывает себя беспокойствами об этом юном чаде. Видел он рядом и призрак прошлой Анзу — серой, потухшей, погрязшей в страдании и унынии. Он помнил её ступор, граничащий со смертью, когда она узнала о судьбе Минору, помнил её страх возможной потери, когда вновь заходил разговор о детях. Он помнил, он видел.
Именно поэтому Манабу прекрасно понимал, какое беспокойство вновь овладевает сердцем его дорогой Анзу. Такое же, как и его...
Но ему нужен наследник! Он хочет его! Хочет воспитать сына, хочет гордиться им, хочет увидеть, как он вырастет, как женится, как приведет к нему внуков. Он хочет все это. И он получит желаемое.
— Все будет хорошо. На этот раз, я буду осторожней, — едва прошептал Манабу, прекрасно понимая, что его услышат.
— Главное... не убей мне еще одного сына... — едва слышно ответила Анзу, так же зная об этом.
* * *
Из плотного тумана — постоянно висящего в этой части острова — с трудом пробивались стены величественного строения. Главный стадион, своим видом больше напоминающий голую крепостную башню, по праву возвышался над прочими низкими строениями этого региона. Высокие стены с трибунами, призванные защитить расположившихся на них зрителей, проходили по всему периметру арены, окольцовывали её и скрывали от ненужных глаз снаружи. Сам стадион мало чем походил на свои аналоги в других странах — несколько отвесных скал, небольшое озеро, крошечный песчаный пляж, кусок открытой степи и негустого леса гармонично расположились на этой небольшой области. И пусть подобный дизайн и казался посторонним людям несколько странным, но на самом деле он с успехом выполнял возложенную на него функцию — создавал равные условия для участников боев.
Прохладный ветер, гуляющий по полю с низко растущей травой, резко ускорил свой бег, взлохматив двух стоящих друг напротив друга подростков: коротко стриженого парня с шевелюрой соломенного цвета и её, рыжеволосую бестию перескочившую четыре из семи курсов академии шиноби. Они не двигались, ожидая команды, что ознаменует начало их смертельного поединка.
Последний бой. Бой лучшей студентки академии и всем известного в деревне раздолбая.
Обоих трясло, пусть и по разным причинам. Его, от осознания происходящего, от всплывшей перед глазами картины собственной смерти, от страха перед неотвратимым. Отсюда он мог либо выйти на ногах, либо выехать на телеге для трупов. Какой из вариантов для него был более вероятным — очевидно.
Девушка же дрожала совсем по совершенно иным причинам. Её не трогало ни предстоящее сражение, ни возможная смерть, ни необходимость замарать руки кровью. Только лютая ненависть к системе, что заставила выйти на бой против собственного брата, только злость на себя, из-за невозможности найти выход из сложившейся ситуации, только жажда смерти чудовища в обличии мальчика, что наблюдало за ними с трибуны, заставляли её тело трястись. Даже страх перед будущим, которое могло показать её неспособность нанести финальный удар, а значит и не готовность к службе на благо своей деревни, исчез на фоне этих темных чувств. Даже боязнь краха собственных планов, краха собственных надежд...
— Начали, — громкий, лишенный эмоций, ненавистный девушке голос дал отмашку к началу поединка. В ту же секунду её оппонент в два прыжка пропал из поля зрения, в надежде вырвать из цепких лап Судьбы как можно больше шансов на победу. Пусть их и было не так уж и много — раскидываться ими он не собирался. Парень, кажется, был намерен применить все, чему его обучили в Академии.
Девушка наблюдала за этим с ледяным спокойствием. Её битва сейчас велась не где-то на стадионе, среди толстых деревьев и глубокой реки, а внутри неё — в сознании. В ней боролись два долга — перед семьей и перед деревней, две любви — к брату и к себе, две ненависти — к системе и к тому великовозрастному мальчишке. Она стояла перед тяжелым выбором, что так и не дал ей заснуть прошлой ночью.
Как поступить? Кого спасти? Что сломать? ..
Долго думать ей не дали — Каменный кол, внезапно выскочивший из-под земли, едва не проткнул хрупкое девичье тело. Лишь врожденная и отточенная реакция позволила глубоко задумавшейся девушке вывернуть торс, пропуская технику мимо.
"Он действительно атаковал меня! — раздалось в сознание панический возглас. — Аники серьезно пытался убить меня!"
— Они-сан! Не на... — воскликнула девушка в надежде докричаться до парня, но осеклась, услышав почти не различимый шепот со стороны леса.
— Нинпо: Техника скрытого тумана.
Девушка замерла, неверяще уставившись на опускающийся к земле туман. Для неё эта картина знаменовало лишь одно — её брат действительно намеревался выйти победителем из этой смертельной схватки.
— Они-сан... — разочарованно опустила голову куноичи. — Зачем...
Вот оно, еще одно проявление жестокости системы, навязанной этим мелким чудовищем. Вот она — демонстрация всего того, что привнес этот монстр в её деревню. Человек, что еще с утра, преисполненный надеждой и задором, поднимал её с кровати, человек, что с раннего детства носил её на плечах, сейчас уже твердо намеревался лишить свою младшую сестру жизни.
"Ублюдок! — раздираемая жаждой крови одного человека куноичи бросила взгляд на трибуну. — Это все ты виноват!"
Быстрые, тихие, но, тем не менее, слышные шаги приближались к девушке сзади. Она не удивилась — кому, как ни брату знать её слабые стороны?
Да, только так он и мог на что-то рассчитывать. Только в ближнем бою, где на его стороне были и сила, и навыки, её брат имел шансы на победу.
"Скучно. Предсказуемо. Не оригинально, — думала пышущая яростью девушка, прислушиваясь к приближающемуся противнику. — А против меня и глупо".
Глубокий вздох, заученная серия печати, концентрация чакры и...
— Футтон: Обжигающий пар! — резко развернувшись, куноичи встретила приближающегося врага массивным потоком раскаленной дымки, фактически не отличимой от стелящегося вокруг тумана.
