Задача стояла сложная: день! Подходы с моря прикрывает именно эта батарея. Дорог туда нет. Любое судно будет ею потоплено. Батарея новенькая, недавно вошла полностью в строй. Но! Не зря на Северах так часто в названиях встречается слово: наволок! Дмитрий погрузил на LST 'Капитан Юневич' шесть LCM-8 и пять СУ-152. Шестая десантная баржа была загружена балансом. Пошли в Мотку и высадились в Кутовой губе. Зацепили баржи тросами и перетащили их по брёвнам в Большую Волоковую губу. Эта часть губы с Романова не просматривается. Там столкнули на воду баржи, загрузили тяжелеными СУшками, и, прикрываясь берегом, перешли в Белый Наволок. Там выгрузились по очереди, баржонки сбегали ещё раз за дополнительным боезапасом, и высадили сюда третью роту. Проскочив по над берегом, поднялись на гряду, и оказались в мёртвой зоне немецких 15 cm SK C/28. Наблюдатели удобно расположились на соседнем Крикуне. Первые же бетонобойные снаряды повредили дальномерный пост. Выбегающих к орудиям немцев 'обрадовали' градом 120мм мин. Через несколько залпов Колчев с Крикуна дал 'дробь'.

— Немцы куда-то организовано побежали! Разрешите высадиться?

На подход LCM к Крикуну, немцы никак не отреагировали, отделение 2-й роты, во главе с командиром роты младшим лейтенантом Леоновым, пересело на катер и двинулось к мысу. У остальных, нервы напряжены до предела. Если что, это — смертники. Ход у катера маленький: всего 12 узлов. Разведчики высадились у 'Трех камней': небольшого мыса на восточном берегу. Чуть выше: огневая точка, которая молчала. 13 человек двинулось наверх к входу на КП батареи. В этот момент отовсюду полыхнуло огнем: немцы рассыпали по коридорам много пороха из картузов, и оставили какой-то механизм замедления, который поджег его. С западной стороны у них дорога, внизу что-то вроде причала. Прямо под батареей, там же, внутри Петсамовуоно, какое-то строительство. В Маттивуоно — концлагерь: около пятисот человек наших военнопленных. Немцы с мыса ушли, три орудия выведено из строя, повреждён дальномерный пост, снаряды не сдетонировали.

Дмитрий доложился комфлота:

— Батарею взяли, потерь нет, расход снарядов: 62 штуки, шестидюймовых, к МЛ-20.

— А как ты туда такие дурищи доставил?

— Сами приехали, товарищ адмирал!

— У тебя что, десантные корабли в Волоковой?

— Шесть эЛЦээМок.

— И ты молчал!

— Так они сегодня сюда пришли.

— Как?

— Волоком, через Средний. СУшками протащили, а потом они СУ-152 доставили в Белый Волок.

— Так-так-так! А пройти к Крестовому возможность есть?

— Нет, надо назад на Средний возвращаться, пока погода держится.

— Ты там посмотри, что с Нурменсаари можно сделать!

— К нему, пока, даже не подойти.

— Ладно, снимай самоходки, но перебрось на Романов батальон 254-й со Среднего. Понял!

Три машины успели отправить, две — так и остались на гребне, и включились в контрбатарейную войнушку, перестреливаясь с батареей на Нурменсаари. Немцы добили последнюю пушку на Романове, как только она зашевелилась и начала пристрелку. Пожар вывел из строя всю автоматику. Дальномер повреждён, толку от орудия никакого не было, прицел немцы уволокли с собой. Через два дня части фронта вошли в Печенгу, из Линахамари вышло несколько кораблей и судов, которые на выходе были обстреляны нашими батареями с Рыбачьего, Среднего и парой СУ-152. В ответ, немцы открыли ураганный огонь с Нурменсаари, прикрыли выход каравана, утопили мы только небольшой пароходик. Один из кораблей подошел к батарее, на него высадились люди, и немцы ушли. Все орудия на Крестовом, в Линахамари и на Нурменсаари они подорвали. Освобождено много пленных в Линахамари, которые строили новую башенную батарею. На Нуменсаари тоже большой концлагерь, сделаны дороги, много щебня из под выработки. В скале долбили многоярусную береговую батарею под 280мм башенные орудия.

А в Озерце начали погрузку две бригады морской пехоты на суда и корабли. Предстоял десант в Киркенес. Непосредственно перед десантом, первая рота переоделась в немецкую форму, села в захваченные у немцев трофейные Бюсинги и Ганомаги, погрузилась на трофейные и свои десантные корабли, и ушла в дальний рейд в Ярфьорд. Дальний, конечно, несколько условно, напрямую всего 23 мили, но, это уже территория Норвегии. Официально, с 1826 года. Когда проходили мимо устья реки Ворьема, Дмитрий показал бойцам роты мыс, на котором стоит пограничный столб с надписью, что всё, что восточнее, это Россия. И дата выбита. Еще императором Николаем Первым, Палкин который, утверждена. Часть этой территории 22 года была оккупирована Финляндией по Тартускому договору. И они идут её освобождать. Часть уже освобождена. Но, спустили военно-морской флаг, подняли немецкий, и вошли в Ярфьорд. Тральцы пару раз пробежались перед входом. Несколько раз немцы запрашивали с берегов что-то семафором, отвечали открытым текстом, что идут из Линахамари, куда вошли русские. Одиннадцать миль тащились вдоль высоких берегов, с которых в любой момент могли ударить немцы. Высадились в деревушке Ярфьордботн. Дмитрий отдал бумагу фельджандарму, и долго рассказывал ему, с каким трудом роте удалось вырваться из Линахамари. Жандарм кивал головой до тех пор, пока его людей полностью не окружили спешившиеся разведчики. Затем всех взяли в ножи. Выскочили на дорогу, слегка растянулись и пошли в сторону Киркинеса. Рота танков замаскировалась у Ярфьордботн в пяти километрах от моста. У моста через Пасвик остановили жандармы, проверили документы и дали разрешение трогаться. В момент пересечения предмостья предпоследней машиной, у неё заглох мотор. Водитель выскочил из машины, начал что-то крутить в моторе. Первые машины пересекли мост, и... Началась атака. Несколько базук ударили по дотам у предмостья, загорелись обе 'тройки' с одной стороны, и длинноствольная 'четвёрка' с другой. Мост был захвачен, а танковая рота, сбрасывая с дороги грузовики с немцами, давя всех и вся на шоссе, прорвалась к мосту. Заняли оборону и держали её сутки. Десант высадился с боем в порту Киркенес, и взял город, выдвинулся к мосту, и оказал помощь роте удержать его. Вместе дождались подхода 10-й гвардейской дивизии. Но, Дима оказался в госпитале: словил осколок мины в конце второго дня боёв.

Черны-ый ворон, черны-ый ворон

Ты не вейся надо мной!

Ты добы-ычи не дождё-ёшься!

Чёрный воро-он, я — не твой!

Заунывную песню исполнял, замотанный в бинты, обгорелый танкист. Лицо у него было закрыто бинтами. В палате резко пахло мазью Вишневского: дёготь с чем-то ещё. Вряд ли он был слабаком: капитан Сабуров, командир роты 73 отдельного тяжелого танкового полка прорыва. Когда терял сознание, то кричал, в сознании пел. Доктора над ним просто вьются, у них мнение, что пациент не жилец. А мужик упёрся и хочет жить. Хоть и очень больно. У Дмитрия пробита спина, задето лёгкое, перитонит. Лечат хорошо, каким-то пенициллином английским. Но сосед своими песнями просто достал. На восьмой день в палате появились Мехлис и... Соня! И началось! Куда-то задвигали койку, перевели на особое питание. Теперь в палате он один, если не считать Соню, Сашку и постоянно появляющихся медсестёр!

— Ты каким образом здесь оказалась, Софья!

— Получила сообщение, что ты ранен и находишься в госпитале СФ.

— А где пропуск получила?

— Я же на узле связи работаю! Все везде свои. Дозвонилась до Мехлиса, он и обеспечил. Смеётся, что он так и знал, что я буду твоей женой! Кстати, Матвеев, у нас будет ребёнок. Хочу, чтобы была девочка!

— Ты же говорила, что последнее слово будет за мной! Нет?

— Говорила! Но здесь уже ничего не изменить! Всё предначертано! Доктора говорят, что у тебя всё идёт хорошо, и завтра можно будет снять швы. Если хочешь, можно договориться на лечение в Крыму. Матвеев, хочешь в Крым? Тем более, что отпуск по ранению тебе положен. Давай так и решим этот вопрос!

— Насчёт Крыма, я — 'За'!

— Тогда я побежала договариваться!

Через пять дней Дмитрий в купейном вагоне поехал в Крым на продолжение лечения, а Соня и Санька ехали в этом же купе, составляя ему компанию. Санитарные поезда ходят быстро, как курьерские, останавливаются только сменить паровозы, да выгрузить умерших. Уже в поезде Соня передала Дмитрию пакет от Мехлиса. Презервативов в нем не было, лежали погоны контр-адмирала и семейная путевка в санаторий ВВС. Во время последней встречи они почти не разговаривали, мешал пневмоторакс Дмитрия, да и времени у Мехлиса не было: фронт продолжает наступать. Уже в госпитале стало известно, что заключено соглашение о перемирии с Финляндией, и она начала отвод войск из оккупированных районов. Центральный фронт взял Смоленск. Но, Дмитрий, пока, лежачий. Вставать врачи не разрешают. Мина взорвалась метрах в пяти перед небольшим камнем, за которым лежал Дима. Большинство осколков ушло в камень, а один пробил спину, легкое и застрял в кишечнике. Был бы какой-нибудь панцирь, можно было бы просто улыбнуться, что старушка опять промахнулась. Мехлис был в погонах маршала, и, видимо, не только они получили новые звания. Но сообщений об этом Дмитрий не читал.

Поезд дошёл до Ростова, там вагон перецепили, и по восстановленному мосту через Чонгар они попали на полуостров. В вагоне жарко, несмотря на раскрытые настежь окна и двери. В Феодосии перегрузили сначала в санитарный автобус, потом на катер, который неторопливо отвалил от стенки, и потихонечку зачапал в сторону Алупки. Почти шесть часов шли туда. На причале в Курпатах опять перегрузка, и пятый корпус санатория ВВС, 1-я хирургия. Палата отдельная, вот только Соню и Сашку сюда пускают на несколько минут. Дмитрий продолжал анализировать бои на полуострове, подмечать удачи и несуразицы, естественно, возникавшие, когда под давлением противника, когда из-за действий подчинённых и командования. В принципе, и разведка, и созданные модернизированные бригады, вкупе с новой техникой, проявили себя хорошо, но, требовалось укрупнить соединение и объединить его под единым командованием. Бригадами, в основном, командовали генерал-майоры: люди самостоятельные и накопившие определённый опыт, к сожалению, не всегда положительный. Хуже всего дела обстояли в 72-й бригаде, которую не успели перевооружить и потренировать, так как её не сменили на позициях у Западной Лицы, чтобы не беспокоить противника. Так что налицо явный прогресс: боеспособность бригад резко возросла. А вот десант в Киркенес, опять готовили второпях, и если бы сорвалось наступление 10-й гвардейской, то неизвестно, как сложились бы обстоятельства. Дмитрий ругал себя, так как он отвлёкся на вспомогательную операцию по взятию мыса Романов, и из-за этого упустил момент начала подготовки первого крупного десанта. В итоге: повреждён один из кораблей-доков, несколько LST, что достаточно критично в условиях отсутствия опыта по ремонту таких кораблей. С другой стороны, именно успех в той операции придал уверенности командирам бригад, включил их 'мозговую деятельность', природную смекалку и стремление к малой крови. Так что, неизвестно, что лучше. Но, какую-то броню на спину и грудь морскому пехотинцу надо вешать. После высадки, естественно. Или, когда высадка идёт непосредственно на берег. Через пару недель он, наконец, поднялся и вышел на громадный балкон пятого корпуса, на солнце. Ему попыталась помочь медсестра.

— Оставь, сам выйду, не маленький. Да и дом у меня здесь в четырёх километрах.

— Товарищ ранбольной! Доктор запретил Вам подниматься!

— Да пошёл он! Пусть попробует сам три недели лежать! Слушай, не ругайся, а спину почеши!

— Сейчас перевязку сделаю, товарищ ранбольной.

Дмитрий перешёл самостоятельно к шезлонгам на балконе, снял халат и лёг спиной вверх. Пригрелся на солнце и уснул. Разбудила его Соня:

— Матвеев! Я ужин принесла!

— Давно здесь?

— Давно! С шести часов, как дежурство кончилось.

— А Санька где?

— Вон спит. Поешь!

— Не хочу, спина вся зудит, кожа шелушится от йода. В баню, бы.

— Машину надо, договорись, контр-адмирал!

Через некоторое время он лежал в домашней бане, нацелованный, намазанный всякой всячиной, ему нежно содрали всю коросту, образовавшуюся на спине за эти дни. Помогли перейти в кровать и уложили на нежнейшие шелковые простыни. Отбились от его приставаний, пообещав все блаженства позже, после выздоровления. Он, действительно, устал, и, с благодарностью, завалился спать. Проснулся один, Соня уехала на работу, а он даже не услышал, как это произошло. При условии того, что последнее время просыпался от любого шороха. Соня вернулась поздно, ей пришлось заезжать в санаторий и подписывать у главврача перевод мужа на амбулаторное лечение. Санька раскапризничался, но, потом поел и уснул. Соня легла рядом с Димой.

— Ну, и как, Матвеев?

— Живой, и... дома!

— Ты в первый раз назвал дом — домом! — сказала Соня и смешно сунулась ему в подмышку. — Я написала твоей матери, что ты здесь, отправила телеграммой.

— А смысл?

— Не знаю. Мы переписываемся, но, пока, сообщаем друг другу о новостях.

— Ну, хорошо!

— Слушай, Матвеев, надо где-то машину достать. Тебе завтра надо на перевязку, а из Гаспры ничего в Курпаты не ходит.

— Ладно, что-нибудь придумаю!

Они уснули, на утро Дима даже и не подумал о просьбе жены, но, в середине дня приехали из госпиталя, в том числе, и та самая медсестра. Проколола уколы, и заставила контр-адмирала Матвеева заполнить какой-то бланк.

— Машина будет приходить, товарищ контр-адмирал! Только Вам придётся ездить в санаторий. Или ставить уколы самостоятельно.

У девушки было смешливое лицо, русые волосы, вся такая крупная, здоровенная. Но все процедуры делала безбольно и в это время разговаривала ласково.

— А Вы можете научить это делать мою жену или приезжать и делать это.

— Товарищ адмирал, Вы же с Северов?

— Да, с Северного флота.

— Вот здесь 'галочку' поставьте. Мой брат погиб на Среднем. Моя фамилия Юневич. Мы из Керчи. Конечно, я приеду. Вы моего брата знали? Он капитаном морской пехоты был.

— Лично, нет. Он погиб раньше. В то время я здесь, в Крыму был. Его именем назван десантный корабль Северного Флота. На нём я был.

— А Вашим именем названа улица в Керчи: Десантника Матвеева. Видели?

— Я в Керчи всего два раза был. В Керчь не высаживался.

— Ну и ничего! Вас в школу зовут, где мои младшие братья и сёстры учатся. Приедете?

— Я постараюсь.

В начале июля перебрались в санаторий, в генеральский домик, Софья получила отпуск. В Севастополе купили за 320 фунтов армейский 'Додж' в валютном магазине, чтобы Софья не мучилась каждый день добираясь на работу и с работы в автобусе. Загорели, накупались. Дмитрий окончательно поправился. Из Перми приехала мать, которую поселили в доме в Береговом. Она, чисто городской житель, с удовольствием занялась хозяйством: делала компоты, варила варенье из черешни и вишни. Единственное что: Саньку две бабы поделить не могли! Но, Соня на пятом месяце, так что ей уже тяжеленько возиться с почти годовалым ребёнком. 'Ничего! Договорятся' — подумал Дмитрий, глядя, как устанавливаются взаимоотношения между женой и матерью. Лето было на редкость жарким, где-то полыхала война, но это где-то! Сюда доносились только сводки Информбюро. Жаркие бои на Новгородском направлении, освобождение Винницы, Львова, Киева. Бои в Венгрии, в Норвегии. Появилась угроза для немцев, что их окружат в Белоруссии, так как группа армий 'А' практически перемолота. Американцы и англичане ведут тяжелые бои в северной Франции. Сбросить их в море у Гитлера не получилось. Плацдарм, правда, сократился, но чего это стоило обеим сторонам. Нас сдерживал только Ленинградский фронт, где продвижение вперёд было недостаточно быстрым. На рубежах Нарвы немцам удалось задержать и остановить наступление. Последнюю неделю отпуска Дмитрий с головой ушёл в изучение ситуации на Северном фронте, как теперь стал называться Карельский фронт. Но, о нём вспомнили чуть раньше окончания отпуска. Фельдъегерь доставил пакет в санаторий за три дня до окончания отпуска.