— Ну, ничего страшного, поживёшь у меня. Я всё равно днём здесь практически не бываю, всё учусь и учусь, — с улыбкой предложил Павел. — А послезавтра вообще на практику полечу, десять дней квартира пустой стоять будет.
Практика являлась последним этапом его обучения в Лётной Академии перед получением сертификата. Десять дней ему предстояло провести в качестве второго пилота на какой-нибудь среднетоннажной посудине, владелец которой заключил соответствующий договор с Академией. Среднетоннажной, потому что на малотоннажных скорлупках второй пилот был на фиг не нужен, а для крупных судов его квалификации не хватало.
Остаток дня Павел потратил на приобретение надувного матраса и туристического спального мешка, при помощи которых он устроился на ночь прямо на полу посреди единственной комнаты в своей квартирке. Девушке, разумеется, достался диван, на котором юноша раньше спал сам. Коснувшись головой подушки, Маша мгновенно отрубилась. А вот Павел ещё долго ворочался.
— Ещё раз увижу, что отстыковываешься на ручном, полетишь обратно в эту вашу грёбаную Академию своим ходом, причём без скафандра, — орал Заген. — О, Великая Мать, за что же такое мучение? Каждый грёбаный сосунок, которого мне подсовывают из этого богами проклятого дома умалишённых, немедленно норовит полихачить! Запомни раз и навсегда! Вон там, в шахте, стоит такая штука, называется искин. Все манёвры на моём корабле производит он! И только он! Твоё телячье дело сидеть в кресле и копить лётные часы!
Павел стоял навытяжку во все свои метр семьдесят восемь, плюс сантиметр каблуков, с громадным трудом сохраняя на лице каменную неподвижность, пока снизу и чуть впереди от его подбородка мелькала розовая лысина брызгающего слюной толстячка. Отстыковаться и выйти из дока в свой первый полёт на ручном управлении, не прибегая к помощи автопилота, было святой традицией всех без исключения выпускников Академии, и парень не собирался её нарушать. Хотя он должен был признать, ручное управление посудиной, масса которой даже в порожнем состоянии превышала двадцать тысяч тонн, а длина с трудом позволяла лечь на хоккейное поле поперёк, значительно отличалось от всего того, что он до сих пор испытывал на тренажёрах. Подумать только, и это считалось малым транспортником! Судном среднего класса!
Когда Павел только появился на борту "Матери возмездия" — такое грозное название носило рассыпающееся от старости корыто с возрастом под два десятка лет, с донельзя изношенными двигателями и маразматическим искином — Заген, его капитан, первый пилот и владелец, сразу предупредил парня:
— Так, слушай меня, сосунок. На этом корабле есть два дела. Твоё дело — сидеть в кресле и делать вид, что ты чем-то управляешь, потому что так хочет твоя Академия, и она платит мне за это деньги. Моё дело — делать вид, что я контролирую твою работу, потому что так хочет твоя Академия, и она платит мне за это деньги. Ты здесь по единственной причине. Так хочет твоя Академия, и она платит мне за это деньги. Ради этого я готов потерпеть десять дней твоё присутствие. Но только не вздумай провоцировать меня на то, чтобы я выкинул тебя за борт. Если я стану делать это слишком часто, мне не заплатят. Будешь десять дней тише воды, ниже травы, — и мы поладим.
Несмотря на свои не слишком скромные размеры, жилого (то есть заполненного воздухом и хотя бы иногда отапливаемого) пространства на малом транспортнике насчитывалось едва сотня кубов. Куб — мера объёма, немножко превышающая земной кубический метр, если Павел всё правильно посчитал. Кстати, то, что он обычно называл тонной, на самом деле по массе соответствовало примерно восьмистам пятидесяти земным килограммам. С единицами измерения разных величин вообще дело обстояло туго. Для удобства он просто мысленно придумал каждой из них более-менее подходящее название, поскольку ни с одной из земных систем измерения в империи Ротар, разумеется, знакомы не были. Но не в этом суть.
Как видно, жилого пространства на "Матери возмездия" было меньше, чем в двухкомнатной хрущёвке. Это пространство делилось на рубку управления, кают-компанию, два шлюза для выхода в открытый космос, отсек СЖ (системы жизнеобеспечения), две кабины управления артиллерийскими системами (неустановленными), отсек системы управления трюмным оборудованием, две шахты для установки блоков искина, отсек-ангар универсального ремонтного робота (отсутствующего), мусорный бак, малый шлюз для выхода в трюм, сортир и хитровывернутую улитку коридора, всё это соединяющего. В остаток свободного места были втиснуты две крохотные каюты-пенала, где место хватало только, чтобы широко улыбнуться.
Большую часть времени Павел проводил либо в рубке, в пилотском кресле, либо в своей каюте. В свободное время он занимался в основном самообучением. Перед самой практикой он раскошелился на обучающую базу под названием "Юриспруденция" второго уровня (три тысячи восемьсот пришлось выложить). В трансе эту базу можно было бы выучить за пять дней. Но, к сожалению, в транс нельзя было погружаться надолго. Не на таком корыте. За этим психованным искином нужен был глаз да глаз, а система навигации упорно отказывалась корректно определять положение в пространстве с первой попытки, из-за чего искин сходил с ума ещё больше.
Приходилось постоянно выходить из режима обучения и отвлекаться на управление, расплачиваясь за это постоянной головной болью. И ладно бы это касалось только вахтенного времени. Даже из своей каюты парню приходилось постоянно связываться с искином через внутреннюю корабельную инфосеть. Заген в управлении своим судном не участвовал вообще никак. Однако базу Павел упорно продолжал учить. Возможность разбираться в действующем законодательстве для юноши казалась более важной, чем вышеперечисленные неудобства. Слишком явно стоял перед глазами пример, как человека могут выкинуть на улицу, сославшись на какой-нибудь неявно прописанный пункт в договоре.
— Смотри, сосунок. Вот это астероид. Его оседлал трудяга-шахтёр незнамо когда, у меня тогда ещё росли волосы на макушке, поставил жилой купол из пластика на поверхности и долбит породу. Раз в день-два прилетает какой-нибудь хрен, типа меня, на своей развалюхе и забирает, чего он там нарыл. Чтобы заполнить мне трюм, нужно посетить не меньше тридцати таких шахтёров за один вылет. Три десятка прыжков, для каждого нужно разгоняться как минимум час на тех убожествах, что мы имеем вместо маршевых двигателей, а потом ещё столько же тормозить. Это порожняком. Когда мы примем свою законную тысячу кубов, бери все два часа. Плюс время на загрузку. Как раз за десятидневку обернёмся.
Есть две вещи, составляющие суть существования любого государственного (и не очень) образования в Галактическом Содружестве, в том числе Звёздной Империи Ротар. Эти вещи: война и торговля. И то, и другое требует для себя космических кораблей и космических станций. А для их строительства нужен металл. Чтобы поднимать такое количество металла в космическое пространство с поверхности планет и крупных лун, нужно слишком много энергии, к тому же это плохо влияет на экологию, хотя последнее относится только к обитаемым планетам.
Поэтому обычно материал берут из маленьких планетоидов и астероидов. В основном это алюминий и железо, хотя в космосе можно встретить всё, что душе угодно: титан, ванадий, цезий, иридий, молибден, платину. Хватает с лихвой и на строительство кораблей со станциями, и на то, чтобы спускать на планеты для работающих там машиностроительных заводов, а также для возведения различных зданий и сооружений.
Все сколько-нибудь заметные объекты на небе давно застолблены за корпорациями, но остаётся ещё куча летающих скал размером в несколько сотен или даже десятков метров. В одном таком "камушке" тысячи и миллионы тонн руды, из которой можно извлечь металлы. Разрабатывать их с помощью гигантских автоматических горнодобывающих комплексов нерентабельно, а гонять к ним за добычей тяжёлые транспортники с вместимостью в сотни тысяч кубов бессмысленно. Вот они-то и достаются простым шахтёрам.
Шахтёр, как правило, — это человек, обладающий специальным кораблём, на котором установлен миниатюрный добывающий комплекс, и с достаточно вместительным трюмом. Он ищет незанятый астероид с выходом подходящей породы, подлетает вплотную и врубает мощные буровые лазеры, которые, работая в импульсном режиме, испаряют и дробят руду. Отлетевшие куски ловятся при помощи силовых захватов и отправляются в мельницу, которая измельчает их. Измельчённая порода засыпается в трюм.
Иногда на шахтёрском корабле устанавливают дополнительно ещё и обогатительный комплекс, хотя такое может быть оправдано лишь в случае, когда затраты на перевозку руды сравнимы с затратами на переработку. Такое бывает достаточно редко, обычно большие орбитальные металлургические комплексы намного экономичней. Многие шахтёры, не довольствуясь поверхностными выходами, приобретают переносные буровые комбайны и зарываются вглубь. Зачастую при этом, они не возят добытую руду самостоятельно на своём корабле, а привлекают профессиональных перевозчиков. Вот, как этот шахтёр, например.
— Хей, Чин! Ты тут ещё не сдох? Тогда лови контейнер! — проорал Заген в переговорное устройства ближнего радиуса действия.
Контейнер с запасом топлива, набором запчастей к какому-то сломавшемуся механизму и свежими продуктами летит по направлению к астероиду. На полпути его подхватывают силовым захватом и аккуратно ставят на поверхность. Из купола выскакивает фигурка в скафандре и принайтовывает контейнер к утопленным в камень анкерам тонкими тросами.
— Готово, Заген, — раздаётся из динамика. — Отправляю груз.
Четыре десятикубовых алюминиевых контейнера с рудой один за другим отправляются в короткий полёт, который заканчивается в трюме транспортника.
— Четыре на этот раз? Хорошо! Надеюсь, ты не забыл их там подписать? А то компания не будет знать, кому перечислить сладкие кредиты за твою руду! — и продолжил, обращаясь к стажёру. — Ну, уловил принцип? Потом, возможно, тебе придётся делать это самому. Смотри, вот список заказов, сюда заносишь номера принятых контейнеров, какой от кого. А теперь поехали на разгон.
Трапеза на космическом корабле с барахлящим генератором искусственной гравитации — это нечто. Высокое, без всякого преувеличения можно сказать, искусство. И почему-то это единственная, наверное, вещь, которой не учат в Лётной Академии. Хотя барахлящие гравигенераторы встречаются гораздо чаще, чем, к примеру, отказавшая система автоматической стыковки. Павел некоторое время поразмышлял, как бы могла выглядеть сдача зачёта по принятии пищи в невесомости, а также знакопеременном и непостоянном поле тяжести. Какие "интересности" при этом мог бы подкинуть курсантам тот же Свирг. Со вздохом отпил остывшего бульона из тубы и решил, что лучше пусть такого предмета не будет и дальше.
— Слушай, Заген, — спросил парень. — Вот мы делаем три десятка прыжков, тратим кучу топлива, а забираем всего по два-три контейнера с рудой от каждого шахтёра.
— Угу.
— А что мешает одному шахтёру накопить сразу сотню контейнеров, а потом уже вызвать нашу лоханку, чтобы она вывезла их за один раз? Ведь так можно здорово сэкономить на стоимости перевозки?
— В нашем деле без году неделя, а решил, что самый умный, так?
— Нет, но...
— Слушай сюда, — Заген сыто рыгнул. — Во-первых, топливо стоит копейки. Знаешь, что съедает семьдесят процентов стоимости перевозки?
— Что?
— Плата за страховку! Мы живем в неспокойном мире, малыш. Вот подловят нас у следующего астероида пираты и вежливо попросят поделиться грузом. Угадай, что мы сделаем?
— Будем драпать?
— На нашей развалюхе? Ты шутишь! Мы спокойно сгрузим все контейнеры и полетим получать свою страховочку. А драпать будут как раз пираты. Потому что через десять минут, максимум пятнадцать, там вывалиться из прыжка сторожевой корвет. А то и крейсер!
— И что, часто так грабят?
— Меня? Да раз в год примерно. Меня все знают, я по-крупному не работаю, таскаю только дешёвую руду от шахтёров-забулдыг. Много с меня не возьмёшь. Зато и за страховку плачу мало.
— Ну хорошо, а почему шахтёры-то не копят руду?
— Блин, ты точно тупой! Да всё потому же! Накопит такой сотню контейнеров, и тут здрасте, гости дорогие. Кидай всё сюда, если хочешь остаться с кораблём и куполом. И учти, это мы птицы вольные, по какому маршруту в следующий рейс полетим, сами не знаем. Астероиды-то все наперечёт известны, и с орбиты своей, что характерно, никуда не деваются. Так что большей дневной нормы копить им нет смысла, всё равно скорей всего отнимут.
— А почему к ним не прилетает тогда сторожевой крейсер?
— А они платят за страховку?
Павел снова напомнил себе — это мир узаконенного насилия. Корпорации строят собственные системы безопасности, обеспечивая заказы для оборонных предприятий в мирное время и мобилизационный резерв — в военное, а на тех, у кого на подобное просто нет средств, всем плевать. Да и то сказать, частные шахтёры обеспечивают от силы процентов двадцать поступления сырья на орбитальные металлургические комплексы. Исчезни все частники разом — разве что цены на необработанную руду немного подскочат.
— Добрый день, хозяин. Добро пожаловать!
Павел озадачено уставился на панель домофона. Раньше их домашний искин ему такого не говорил. Обычно парень посылал через нейросеть свой идентификационный код, компьютер молча подтверждал его право войти сначала в подъезд, потом в лифт и, наконец, в квартиру, и на этом всё заканчивалось. Он, конечно, знал о возможности настроить каждому жильцу голосовые приветствия под себя, но никогда этой возможностью не пользовался.
Да, кстати, этого коврика перед квартирной дверью тоже раньше не наблюдалось. Войдя в квартиру, юноша поразился ещё больше. В прихожей был постелен ковер, на стены наклеены обои поверх стандартной пластиковой обшивки. Появилась вешалка для одежды и подставка под обувь, а также ростовое зеркало на стене. И кажется, Павел догадывался, кто послужил автором всех этих изменений.
— Маша, я вернулся!
— Я слышу! Сейчас! — девушка в цветастом халатике выбежала из кухни и чмокнула его в щеку. — Я вкусненькое приготовила! Но сначала в душ! Подожди, я всё чистое припасу.
— Я чувствую, что вкусненькое! — ответил Павел вслед девушке, умчавшейся в жилую комнату. — Так пахнет! А как ты узнала, когда я вернусь?
— Да что там узнавать-то? — ответила Маша, неся стопку сменного белья, одежды и чистое полотенце. — Позвонила в Академию, спросила, на какой корабль тебя распределили, потом отправила запрос, когда ожидается его возвращение.
Пока Павел мылся, девушка успела переодеться. Поразительно, но за те десять дней, пока его не было, Маша решительным образом изменилась. Она снова стала той солнечной блондинкой, которая запомнилась ему по их последней совместной прогулке. Начала следить за собой, пользоваться косметикой, сделала новую причёску. Из взгляда исчезла та подавленность, в которую она всё глубже погружалась со дня известия о гибели Михаила. И сейчас девушка облачилась не в разношенные застиранные тряпки, в которых ходила, когда парень отправлялся на практику, а надела новенькую блузку (Павел помнил её, это была одна из двух, что они купили тогда в день его поступления) и обтягивающую мини-юбку. А ещё туфельки, приобретённые в их самую первую поездку в Уронар, ещё Михаилом. И, возможно, те самые чулки. Или просто очень похожие.
