— Он был прокурором,— к моему величайшему изумлению ответила рыжеволосая.-Конечно же, как и все служители закона, он был знаком со многими его нарушителями. Некоторым иногда помогал — когда за мзду, когда за сочувствие. Но после его смерти — умер он, едва мне исполнилось семь -лишь плуты помогали моей матушке, а, когда умерла и она, позаботились обо мне с Маленьким Крикуном. Его и прозвали-то так, лишь потому, что он тогда был младенцем и беспрестанно плакал от голода.

— Не странно ли, что плуты, оказались самыми порядочными людьми,— еще больше удивился я.-Как? Король не позаботился о семье своего работника? Оставил прозябать после его кончины?

— Что дело королю до мертвых, если он и на живых экономит?— пожала плечами Глазки.— На низшей прокурорской должности, иначе, чем на мзду, не проживешь.

— Нелепо устроен мир,— признал я и, чтобы сменить тему нашей беседы, спросил.-А что полагается мне, если они узнают еще об одном деле?

И я не таясь рассказал спутнице обо всем, что произошло у меня с Орной.

— Бес, ты поступил очень нехорошо с бедной девушкой принудив ее расстаться с девственностью,— еще больше насупилась Глазки.-Тем более нехорошо, что она сирота, а ее матушка беспросветная дура.

— Но, друг мой и верный товарищ,— обиделся я,— ведь я же уходил в море! Быть может завтра грудь мою проломит стрела выпущенная из вражеской баллисты? Или камнем размозжит голову? Или в шторм смоет за борт и я утону? Быть может, это последняя девственница, коей я обладаю в своей жизни?

— Пойми, Бес,— не сдавалась она.-Пойми и представь те проклятия, которые она обрушит на твою голову, когда бесчестье ее станет всеобщим достоянием. А молитвы ее, тем скорее дойдут до Богов, что она ведь была перед тобой невинна, когда ты обидел ее. Мало тебе собственных злоключений, так ты еще хочешь кары Богов? Ведь я же не попрекаю тебя Мисой, но здесь ты, и впрямь, поступил плохо.

— Я знаю, ты права,— с грустью согласился я и, видят Боги, Быстрые Глазки, меня убедила.-Мне остается лишь сожалеть и молиться, чтобы у бедной девочки все хорошо сложилось в жизни и, чтобы она не держала на меня зла. И я никогда не вернусь в Жемчужный.

— Да уж, не стоит,— согласилась капитан.-Поскольку девушку найдут утром связанной, тебя обвинят в насилии, на лбу твоем выжгут клеймо и наложат денежный штраф. А, поскольку она твоя падчерица и ты муж ее матери, тебя обвинят в кровосмесительстве и вырвут раскаленными щипцами твои половые органы.

— Это будет до или после сдирания кожи?-на всякий случай решился уточнить я.

— Последней всегда идет казнь, прямо приводящая к смерти,— любезно объяснила юная девица.-Твое наказание будет происходить, скорее всего, в течение нескольких дней. В первый из них тебя отходят кнутами и проткнут язык раскаленным гвоздем. На второй — отрубят руки и перевяжут раны, чтобы не дать умереть. Не третий — оторвут половые органы; и, лишь на четвертый — сдерут кожу и дадут умереть. Хотя, если судьи сжалятся над тобой, они могут совместить отрывание и сдирание в один день, дабы уменьшить твои страдания.

— Было бы очень милостиво с их стороны,— удрученно согласился я и на некоторое время в каюте нашей царило тягостное молчание, но тут явилась маленькая Трина и, вновь кинувшись мне на шею, принялась одаривать поцелуями.

— Ах, мой ласковый и милый папочка,— лепетал наш нежный ребенок.-Ну не чудесно ли, что мы все вместе. Неужели лучше тебе было бы остаться с той ужасной женщиной и играть с ней, нежели с Глазками?

С улыбкой согласился я, что никакие женщины на свете не смогут заменить игр с нашей рыжеволосой спутницей, и, что, поскольку сегодня я ужасно устал, то предпочту играм сон, но уже завтра же непременно поиграю в нашу игру с ними обеими.

— Эй, Бес В Ребро,— рассмеялась Глазки.-Быть может я и не откажусь приласкать то, что столь благополучно избежало раскаленных щипцов. Быть может, я даже разрешу Трине попробовать, коль скоро ее уже долго гложет любопытство по этому поводу. Но не слишком ли быстро ты забыл о том, что поклялся виселицей не нарушать пиратские обычаи? Мы-то находимся в море.

— Знаешь, мой добрый друг Быстрые Глазки,— откровенно признался я,— сегодня ты нарассказывала мне таких ужасов, по сравнению с которыми, виселица кажется не самым плохим, что может ждать меня впереди.

— 33 —

Меж тем плавание наше проходило своим чередом и я ознакомился с целью предпринятого ватагой похода. Оказалось, что мы не меньше, не больше, как наняты.

Случилось так, что лет десять назад, во время бестолково и отнюдь не победоносно проведенной войны с язычниками, наше королевство чудом отбило у тех некую древнюю святыню дварфов. Король дварфов, прослышав про это, тогда же предложил несметное количество денег, но наш король, весьма кичившийся тем, что в столице его собрано так много святынь и религиозных символов различных народов, в гордыне своей, пренебрежительно отказал в продаже. Трудолюбивые усердные дварфы покручинились и ввели у себя особый налог, с целью собрать еще больше денег дабы однажды все-таки купить то, что было им столь дорого.

Денежные же дела нашего нынешнего величества пришли тем временем в такой упадок, что в этом году величество это согласилось уступить дварфам святыню за деньги вдвое меньшие тех, что они некогда предлагали. И вот, не так давно, дварфский король с несметной кучей золота переплыл Внутреннее море и выкупил реликвию к вящей радости своих подданных.

Предприятие это проходило в непрестанном отражении пиратских атак ибо, всякий из капитанов вольных мореплавателей, прослышав про путешествие, непременно желал испытать удачу. Поэтому, их дварфское величество решило не искушать судьбу и нанять при обратном пути кого-нибудь из пиратов для охраны, справедливо полагая, что друг с другом они воевать не будут. Поскольку же ватага Свирепой Акулы, на тот момент, была во Внутреннем море самая многочисленная, выбор пал на нас. Немало помогло и то обстоятельство, что, среди прочих узников, мы освободили с каторги на Сапфировых островах нескольких дварфов, а уж они-то и связали нас со своими соплеменниками.

Прошла неделя и совсем неподалеку от столь злосчастного для меня порта Смоляная Пенька, где общался я с мерзким бароном Зубень, корабли нашей ватаги, коих насчитывалось семь, встретились еще с двумя, на которых было численностью не менее двухсот дварфов.

Дабы сбить со следа возможного врага, некоторое число дварфов распределили по нашим кораблям — понятно же, что любой злоумышленник первым делом решит, что святыня везется именно там, где находятся представители этого народа.

Возможно так же, что дварфский король не доверял нам до конца, но в этом, должен заверить, он был не прав. Еще на первой сходке в Жемчужном, где я по причине женитьбы присутствовать не смог, наша ватага единодушно решила, что, хотя дварфы и славятся своей прижимистостью, слово их — крепче камня. И, уж коль скоро, король их пообещал нам хорошие деньги, значит и мы должны держать свое слово до конца.

На борт "Морской Кобылки" припало подняться шестерым дварфам с огромными секирами, обряженным в отличнейшие кольчуги и прочий боевой доспех. Прибытию их все были рады, ибо каждый знал, что, хотя моряки они никудышние — даже для столь важного предприятия корабли свои они наняли у Лиги Вольных городов — зато бойцы отменные и один из них стоит трех, а то и четверых наших.

Я же со своей стороны, будучи знаком с обычаями и привычками этого народа по книгам, строго на строго предупредил всю команду, чтобы не вздумали называть их, как обычно у нас водится, гномами или карликами, ибо сердит это дварфов необычайно.

Во многом, возможно, из-за такого уважения, дварфам и их командиру, достойному Грату, — был он самый высокий из них и достигал мне почти до груди, хотя в плечах превосходил по ширине в два раза — на борту у нас понравилось.

То, что капитаном у нас девица их даже не удивило, поскольку в их собственном королевстве представительницы женского пола иногда занимаются такими делами, кои мы по неразумности сочли бы только мужскими — я имею в виду горное и кузнечное дело.

Маленькая же Трина, которой я, в свое время, не мало рассказал сказочных историй о дварфах, вызывала в них столь много умиления, что они часами могли говорить с ней, рассказывая о своей стране и чудесных городах, расположенных, главным образом, под землей.

Путешествие по морю наши гости переносили отлично, не страдая ни от морской болезни, ни от однообразия питания. Уж если и тяготило их что-либо, так это — как признался достойный Грат — невозможность посетить ежевечерне баню, ибо это в дварфских поселениях любимое и всеобщее времяпровождение.

Я же нарадоваться не мог, тому, как легко на этот раз мы зарабатываем свою добычу, хотя, признаюсь, нет-нет, но иногда вспоминал сколь жестокосердно поступил со своей приемной дочерью и, особенно, мольбу ее Богам, чтобы я никогда не вернулся из своего похода.

Ах, если бы моя милая падчерица добавила при этом о том, что имеет в виду возвращение именно в Жемчужный. А в нынешнем виде мольба эта приобретала очень и очень зловещий смысл. Быстрые Глазки успокаивала меня, как могла, но все же, забыв на время об этом проклятии девицы, над которой я столь бесцеремонно надругался, я, рано или поздно, в мыслях моих, возвращался к нему.

Поэтому, когда однажды, во второй половине дня, на горизонте вдруг появились черные, как смола, паруса над быстрыми остроносыми судами, и наблюдатель с мачты истошным голосом закричал о том, что видит флот язычников, я даже не удивился.

— О, Боги!— воззвал я, до боли сжав рукоять висевшего на поясе кинжала.-Неужели вы покараете так много ни в чем перед вами неповинных и, в общем-то, неплохих людей только из-за того, что в их общество затесался один лгун, клятвопреступник, фальшивомонетчик, насильник, кровосмеситель и святотатец?

— 34 —

Вражеские корабли, заметно превосходя нас по скорости, неуклонно приближались, мы же торопливо готовились принять смерть в бою, ибо, по рассказам знали, что пленников своих язычники жестоко пытают, принося в жертвы кровавым Богам, ни один из которых не только не включен в Кадастр Добрых Богов нашего Королевства, но и не пользуется поклонением ни в одной части цивилизованного мира.

Товарищи наши по команде поспешно поливали палубу забортной водой, дабы уберечься от пожара и разбирали щиты для заслона от стрел, дварфы же ладили свое снаряжение.

— Развернуть катапульту, живо!-закричала Быстрые Глазки, заметив, как черный языческий двухмачтовый корабль заходит с правого борта "Морской Кобылки".

— Укройся в каюте, Трина!— приказал я и, оставив рукоять кинжала в покое, вместе со всеми поспешил к метательной машине.-Крикун, факел запали!

С руганью и богохульствами мы развернули тяжелую конструкцию и со всей возможной поспешностью взвели тугую лапу. Миг и ковш оказался заполнен горшками со смесью, которую до сих пор на Королевском флоте называют не иначе, чем Бесовой. Со стороны противника в нашу сторону полетели первые ядра.

— Бей!-скомандовал я распалив паклю на горшках и отскочил в сторону.

Выстрел не оказался удачным, большая часть снарядов не долетела до врага и лишь один упал на его палубу откуда тут же повалил дым.

Покуда язычники суетились вокруг возникшего на борту пожара, что несколько замедлило их стрельбу, мы успели подготовить метательную машину к новому выстрелу. Но тут вражеским ядром сбило парус и мы резко замедлили ход, в результате чего дистанция между судами резко изменилась. Так и получилось, что большая часть снарядов выпущенная второй раз прошла мимо, хотя пара из них угодила во вражеские паруса и разбившись о палубу вызвала новое возгорание.

— Колодки под задний брус, колодки!-закричали все и я вместе с ними, но тут со стороны вражеского корабля взметнулась туча арбалетных стрел и некоторые из нас были ранены, а кое-кто убит. Лишь дварфам в их прекрасных кольчугах залп этот был не почем.

— Не тратить стрел!-поспешно приказала Быстрые Глазки, видя, что кое-кто из пиратов открывает ответную стрельбу из луков, совершенно бесполезную на такой дистанции, забыв о том, что, хотя арбалеты язычников и медленно заряжаются, но бьют куда дальше наших коротких луков.

Мы тем временем подбили колодки под задний брус катапульты, чем наклонили ее вперед, и вновь отвели назад лапу.

Следующий выстрел оказался самым удачным и на палубу немало приблизившегося к нам врага рухнуло не меньше десятка горшков. Из глоток наших вырвался радостный клич, но корабль противника приблизился уже не меньше, чем на семьдесят шагов и продолжал сближение с явным намерением взять нас на абордаж.

— А-ну, подпали,— подхватив из под ног один из неиспользованных горшков, приказал Грат и, когда я выполнил это, швырнул горшок в сторону спешащего к нам судна.

— Отличный бросок!-обрадовался я, сразу же оценив, что бросил он на такое расстояние, куда мало кто из наших докинет.-Господа дварфы, швыряйте снаряды!

— Лучники, стреляй!-закричала находящаяся на юте Глазки в чьем щите торчало не менее трех арбалетных шипов. Новый арбалетный залп заставил ее со всей поспешностью прикрыться.-Бесова огня не жалеть!

Все вокруг оказалось заволочено дымом, очевидно, и на остальных наших судах зажигательные снаряды тратились без меры — мы ведь не собирались захватывать вражеские корабли, почитая за лучшее поскорее унести ноги. Противник же, напротив, стремился именно взять нас на абордаж. Что касается корабля, с которым мы сошлись, то для находившихся на нем язычников это был вопрос жизни и смерти. Они уже с трудом справлялись с пожаром и уповали лишь на то, чтобы ворваться к нам на борт.

Уже летели в нашу сторону абордажные крючья, чьи канаты мы поспешно рубили, дварфы продолжали швырять снаряды, а часть наших матросов забралась на ванты и оттуда осыпала неприятеля стрелами, лишний раз доказывая, что в ближнем бою слабый скорострельный лук куда лучше тугого арбалета, когда жар на палубе вражеского судна стал настолько нестерпим, что язычники, поспешно начали выпрыгивать за борт надеясь на помощь со стороны остальных своих судов.

Нам же угрожала иная опасность. Из густого стелющегося вокруг черного дыма вынырнул еще один вражеский корабль и на полной скорости устремился в нашу сторону. То ли он, и впрямь, вознамерился взять нас тараном, а может, во всем виновата плохая видимость, но столкновение было неминуемо.

— Лево руля!-страшным голосом закричала Глазки, но лишившаяся части парусов "Кобылка" уклониться от удара не успела. Раздался глухой удар и треск корабельной обшивки, а палуба накренилась столь резко что некоторые, и я в их числе, были сбиты с ног.

— На абордаж, кому жизнь дорога! Мы тонем!-быстро поняла в чем дело девица-капитан и выхватила из ножен тонкую изогнутую саблю.