Встретил меня сам товарищ генерал. Лично обнял, поблагодарил — расцеловал.
— 0,32% — ответил я ему, — Отвоевался я. Чудес больше не будет.
— Жаль, — вздохнул он, потом махнул рукой, — Справимся! Главное — ты уже сделал. Дал им по сопатке. Пока очухаются, пока пересчитаются, пока сориентируются — мы свои дела успеем сделать. Иди, отдохни. На тебе лица нет.
— Хер на него! Какие потери?
— Нормально, — махнул рукой генерал, — главное — хроников не потеряли.
— Хроников?
— Ну, да. Так стали называть наших подопечных. Первую партию уже отправили. Как ты говоришь — самых токсичных.
— Лучше бы лучших отправили. А этих — тут передушили.
— Иди, поспи, Витя. Ты — не в себе.
Я открыл рот, хотел его разъеб... поругаться. Рот захлопнул и побрёл на источник вкусных запахов. Пусть. Пусть идёт, как идёт. Сам же отказался от главенствующей роли. Вот и сопи в две дырки. Уснул я, сидя на ящике, с ложкой и тарелкой в руках. И даже не почувствовал, как меня толпой (тяжелый я) отнесли, положили на ворох матрацев, укрыли несколькими одеялами. Не видел, что около меня расположились дюжина попаданцев и две дюжины осназа. Не видел. Разогнал бы. Не кучковаться!
Медвежьи сны
Мысли мои стали путаться, сплетаясь в клубок, который продолжал расти, пока в чреве клубка не зародился сон и не потёк по потокам мыслей в обратном направлении.
Но, вместо темноты сна, поток этот принёс мне яркий свет. Я осознал себя — стоящим под ярким солнцем где-то в бескрайней степи, по колено в высокой, душистой траве. На мне была белая (почти) холщевая рубаха и коричневые штаны из этого же материала. Ноги мои были босы.
— Здрав будь, человече! — услышал я голос. Ясный и сочный, как голос Левитана.
Я посмотрел туда, откуда услышал приветствие. На вросшем на половину в землю камне сидел довольно колоритный персонаж. Был он молод. Лысая голова. Из макушки на плечо свисает заплетённая русая косичка, светлая кожа, русые брови, чёрные ресницы, светлые глаза насмешливы, в усмешке кривиться и рот. Подобно черепу, подбородок тоже гладко выбрит. Такой, знаете ли, казачёк. Сейчас на Украине модно стало так. Самостийно так. Ряженные.
Только этот — не ряженный. Он был в доспехе. Настоящем. Кольчуга, панцирь, красный щит у ног, футляр, из которого торчал самый настоящий лук. И другой футляр, тула, со стрелами. Два меча, булава, два копья — длинное и короткое. Пояс, ушитый золотом. Золотые украшения. Всё это потёртое, бэушное, битое, чиненое.
А прямо над его головой развевался, на слабеньком ветерке, прапор. С очень необычным изображением — герб Российский, но орел — трёхголовый. Т.е. в середине, там, под третьей короной — третья, самая крупная голова. Видимо — главная.
— Гой еси ты, добрый молодец, или тьма в душе твоей? — спросил он меня. Блин, сказка мне, что ли, сниться? А что там в сказках Иванушки-дурачки отвечают?
— Ты, сначала, накорми, напои, спать уложи, а потом и спрашивай, — ответил я. Это довольно дерзко. А ну, как он меня сейчас меня в капусту порубает этими мечами? Но, я же в сказке?
Он довольно заржал, широко открыв рот, полный белых зубов, откинувшись, схватившись за живот. Отсмеявшись, он пристально всмотрелся в меня.
— Да ты же — беспутный! — вынес вердикт он.
— Да ты что?! — всплеснул я руками, — Вот напасть-то! Так и заблудиться недолго!
— Ток, думаю, неспроста ты тут оказался. Урок у тебя?
— Да, нет — школу я давно закончил.
Он нахмурился:
— Ты и урока своего не знаешь, — вздохнул он, — счастливый безумец. А я вот — свой урок — усваиваю. И признаю его — невыносимо тяжким.
— И в чём урок твой? — спросил я его. Рубить он меня, похоже, не собирается. И это уже хорошо.
— Обернись, — велел он мне.
Я обернулся. И увидел (почему только сейчас?) дымы от горизонта до горизонта.
— Вот и урок мой идёт. Изменник ведёт орду пёсеголовых. А это горят — города и посады людские. И некому их остановить. Не до них людям. Пока пёсеголовые к тыну не подойдут — не почешутся. Так и гибнут в их потоке, как сухостой под паводком.
— Как обычно. А кто это — пёсеголовые?
— Увидишь. Они уже близко.
Он горестно склонил голову. Стал вещать мне ли или себе — непонятно:
— Прав брат — поросли души людей жиром, подобно сухим мозолям. Перестали свет от тьмы отличать. Правду от кривды. И сердца их поросли мхом. Любить — не способны стали. И чресла их не дают потомства. И тела их заросшие жиром. Как пороси, на ноги сели. Отвернулся Бог от нас, неблагодарных. Не достучался я до их разумов, коростой закрытых. Злом обросли.
Хм-м, а ведь прав витязь, так и есть.
— А много их, пёсеголовых? — спросил я.
— До неба. Они же без Яна, плодятся подобно скоту. В скотстве и грехе живут. Да и мы-то — чем лучше?
Он без Яна. Обезьяна! Твою мать! Обезьяны! Пёсеголовые! Голова обезьяны похожа на собачью! Это что за сказка такая? "Планета обезьян"?
— А ты один собрался с ними биться?
— Придётся.
Дурак? Герой? Ие-ех! Я — тоже дурак.
— Я — с тобой! — заявил я ему, — вон, я вижу — топор у тебя лишний. Уж с топором-то я — управлюсь.
— Храбрый безумец, — усмехнулся витязь, покачав головой, — Но, это мой урок, не твой. А ты — смотри. Уразумей.
Я пожал плечами — как знаешь. Моё дело предложить.
Витязь встал, перекрестился, повернулся лицом к стене дымов, стал ждать. Мне тоже — ничего другого не осталось, кроме, как ждать.
Ждали мы недолго. Земля начала слегка подрагивать, потом всё ощутимее и ощутимее. И вот уже стал слышен топот тысяч ног, поднимавших тучу пыли. Степь потемнела от людской волны, захлестнувшей просторы подобно приливу. Витязь спокойно смотрел на это нашествие, и я — смотрел с любопытством и полным спокойствием. Просто я не верил в реальность происходящего. Я же был в "сказке". Мне было безумно интересно увидеть легендарных персонажей древнейшего эпоса — пёсеголовых.
По старинным, почти забытым мифам была грандиознейшая война на истребление между людьми и пёсеголовыми, которые по этим самым мифам людьми не считались. Почему не считались? В сказках это упоминалось как само собой разумеющееся, но за давностью летов это "само собой" утерялось. Единственное, что я понял, что пёсеголовые не брезговали есть друг друга, а людей вообще считали деликатесом. Вот и выясним.
— Скажи, эти пёсеголовые — не люди? — спросил я витязя.
— Уже нет. Оскотинились, — ответил он.
— А как они выглядят?
— Увидишь.
— Сильно от нас отличаются? Они не люди?
— По-разному. Какие никак не отличишь, а какие — чисто звери. Нелюди. Даже дар речи утеряли.
— И как их от людей отличить?
— Спеть попроси. Петь они не умеют. Лаются по-пёсьи. А зачем им молвить? Бога они всё одно — отринули, слышать не желают, не то, что молву ему вознести.
— А почему ты меня не попросил спеть? Я же — тоже петь не умею, — удивился я.
Витязь повернул ко мне голову, одарил пронзительным взглядом глаз цвета льда.
— Повторяй! — велел он. И запел мелодичным речитативом.
Я стал ему вторить. От вибраций его и моего голоса кожа моя сначала пошла мурашами, потом волнами. Я был впечатлён.
Витязь ловко выхватил из колчана тулы стрелу и кинул мне.
— Проткни кожу, — велел он.
Я пожал плечами и воткнул остро заточенный наконечник в предплечье. Кожа под сталью натянулась, но не прорвалась. Я в изумлении убрал стрелу. Остался только красный след.
— Запомнил наговор?
— Запомнил. А что это было?
— Кожедуб. Что, потомки утеряли молву?
— А как ты узнал? Гм-м, а с чего ты взял, что я — потомок?
Витязь усмехнулся, отвернулся встречать группу всадников, что плыла к нам по травяному морю. Они налетели, словно стая ворон, закружили вокруг, вытаптывая травостой.
И не увидел я никаких пёсеголовых. Обычные люди, как я, или — как витязь. Даже одеты так же, как и мой собеседник.
Одна странность была — все до одного — уважительно кивали витязю. Они были знакомы. Видимо, поэтому они не нашпиговали нас стрелами, не пронзили копьями и не порубали мечами, саблями и секирами. Молча — кружили.
Потом круг их — распался, пропуская ещё одного человека. Точную копию "моего" витязя. Только над головой его развевался не стяг с трехглавым орлом, а его собственное изображение, на коне, пронзающее копьём змееподобного дракона в пасть.
— Ну, зравствуй, Великий Княже! — приветствовал всадник с георгиевским стягом "моего" витязя.
— Здрав будь и ты, Изменник. Почто привёл орду пёсеголовых? Над ними Царём быть лучше, чем Царём Людей?
Царь-Изменник злобно ощерился, легко соскочил с коня, оказавшись прямо напротив Князя, т.е. "моего" витязя.
Что-то щёлкнуло у меня в голове, и вспыхнуло озарение, подобно короткому замыканию: Великий Князь — правит жизнью людей через своих помощников, князей, подобно современной мне исполнительной власти, а Царь — Верховный Главнокомандующий. И есть ещё и Государь — третья голова орла, над ними обоими. В наше время была ещё и законодательная власть, но тут она была не нужна — жили по единому Завету Рода, он же Завет Предков, он же Закон Божий. По Традиции. Уклад жизни этот позже именовался, с презрением — традиционным.
— А где дружина твоя, брат, где люди ярые, где войско людское, где ополчение черни? Или ты решил, что один остановишь меня?
Князь молчал.
— Молчишь? Признаёшь правду мою? Не я ли тебе говорил о лени людской? Не я ли тебя остерегал от полного избавления людей от угрозы? Не услышал ты меня. А теперь они — не услышали тебя? Не пришли на поле рати? И Государя не послушали? И Бога они не слышат, брат! Не хотят они быть людьми! Хотят сытно есть и сладко спать, подобно поросям. И мы с тобой дали им такую жизнь! Свинячью!
— А тьма диких — их людьми сделает? — спросил Царя Князь.
— Нет. Но, я — огнём выжгу коросту жира с их душ, сердец и разума. Или уничтожу! Разжирели человеки, обленились. Мы с тобой покончили с войнами, мы с тобой отвадили всех ворогов от Родины, мы с тобой одолели Племя Змея, мы изгнали пёсеголовых с земли Рода, Мы заложили Эпоху! Век от Сотворения Мира в Звёздном Храме! Принесло ли это добро люду? Всего Век без войн, Век Мира, Золотой Век нашего Народа — посмотри — во что они превратились?! Или в сердцах их вспыхнет праведный огонь и очистит разум, или — не станет никого! Только зверолюди. И ты знаешь, что я прав, знаешь! Почему встал супротив меня?! Встань рядом, спасём Людей от скотства, как спасали от смерти! Вместе, как делали это всегда!
Князь покачал головой.
— Я — Опора и Надёжа их. То — Рок мой.
— А мой Рок — Потрясатель Вселенной? Пусть так! И я выполню свой Урок!
— А я — свой!
Воины, Царь и Князь, стали готовиться к бою. Князь — молча, Царь всё время засыпал его упрёками:
— Ты всю жизнь свою отдал им. Всего себя.
— Как и ты. Как и Отче. А потом ты ПРЕДАЛ!
— И где они? Те, кому ты живот свой отдаёшь? Кто оценит твою жертву? Кто оценил? Любили ли они тебя за службу твою? Нет. Никто не пожелал разделить твой Урок.
— Тебя любят?
— Моя дружина — вот она. Все до единого. Все разделили мой Рок. На всех легло Проклятье, но ни один — не усомнился.
— Хватит ветер сотрясать, исполним же — неизбежное!
— Нет! Сего — может не быть! Идём вместе — очистим Народ от скверны!
— Я твоих суждений — не разделяю. И Путь твой — не верен!
— Брешешь, как пёс шелудивый! Ты так же видишь скверну Чернобога! Брата-то единоутробного — не обманешь!
— Не очищение ты принёс, а смерть. Не очищающий огонь ты в сердцах зажжёшь, а закуёшь их в липкие оковы страха. Страх убивает души, а не очищает их.
— Тьма ленивых изыдет в страхе, туда им и дорога, но некоторые люди — возгорятся огнём битвы. За них — я Урок принял.
— Безумием боя они возгорятся. Только любовь зажигает душу. Принёс ли ты Любо?
— Ужели ты принёс Любо? Где, те, кому ты люб?
— Ты готов к Уроку, брат?
— Так пусть же Суд Бога нас разведёт!
Их клинки скрестились, высекая искры. И начался Танец Боя. Невероятный, по своей величественной красоте. Они двигались легко, кружили, как в танце. Клинки со свистом рассекали воздух, со звоном встречаясь друг с другом, рождая невероятную мелодию. Меня охватывал поразительный восторг. Подобного я ещё не видел, и уже, я уверен — не увижу.
Бойцы двигались с огромной скоростью, наносили удары с огромной силой и невероятными угловыми ускорениями, но при этом продолжали разговаривать:
— Ты же погубишь Людей!
— Я их спасу!
— Ты уничтожишь всё: грады величественные, посады изумительные, красоту светлую!
— Чем-то придётся жертвовать. Всё это и так пожрёт скверна Чернобога, я лишь ускорю сей путь. Не мы ли положили начало всему, когда не стало угроз в жизни людей?
— Пёсеголовые никогда не станут людьми!
— Плевал я на них. Они для меня — лишь хворост, что выжжет скверну и сгорит без остатка.
— И ты сгоришь!
— Значит — таков Рок мой! Но, Народ — продолжиться в веках!
— Вон — он, смотри! Он — из глубины веков. Спроси его — кончиться ли скверна?
Царь бросил на меня мимолётный взгляд, но как будто в череп мне засунули миксер и всё там взболтали. Взгляд Царя помутился на секунду, он оступился, мельтешение его клинков замерло, но Князь не воспользовался этой возможностью. Не нанёс удара. Он отступил сам.
Целых полминуты продолжалась заминка. Царь стоял, смотря в горизонт, Князь — степенно ждал.
Наконец, взгляд Царя прояснился, он посмотрел в глаза брата.
— Что увидел ты? — с лёгкой усмешкой спросил его Князь. — Нет скверны Чернобога там?
— Есть, — тяжко выговорил Царь, — но и Народ наш жив и Бога чтит. Значит, мы — верно выполняем Урок.
И они опять схлестнулись. Ещё жарче схватка закипела. За будущие поколения сынов Рода.
Я немного отвлёкся от их безумного, но прекрасного поединка. Потому что я увидел пёсеголовых. Я их — сразу узнал. Мощные тела, непропорциональные, но мощные. Непропорционально короткие ноги, непропорционально длинные, до колен, мощные руки, бочкообразные тела, бычьи шеи. Каменные челюсти и загривки под жёсткими черными волосами, впалые лбы над выпуклыми надбровными дугами, под которыми, в глубине — злобой сверкали маленькие глазки. Глазки диких зверьков. Видя поединок, многие из них скалились, показывая приличных размеров клыки, рычали. Но, они — говорили. Речь их была отрывиста, гортанна. Я усмехнулся. Мне они напомнили кавказцев. Но, только — напомнили. Всё же, кавказцы — были людьми. А речь пёсеголовых была, и правда, лающей. Но, не более чем — немецкий язык.
Это были человекоподобные. Вот так и выглядели неандертальцы. Я думаю, что это были именно они. Человекообразные обезьяны. Или озверевшие люди. Он-без-Яна. Люди, что потеряли Бога. Как мне поведал, во время секундного взбалтывания мозга миксером, Царь, они были когда-то Людьми. Но, отринули Бога, за многие века скотства превратились вот в это. А в далёкой Полуденной земле есть и более оскотинившиеся. Те на людей похожи — лишь едва. Т.е. он мне так рассказал об обезьянах. В моё время обезьяны водились лишь в Африке и Юго-Восточной Азии. Тут они были истреблены в предыдущей и в последующей, за сегодняшним поединком, войне. И если пёсеголовые ещё могли скреститься с человеком, то обезьяны — уже нет. Как такое возможно — изменить генный набор? Но, Царь считал, что для Бога — нет ничего невозможного. И их генокод — возвращается, с веками, к исходному Хаосу и только у Людей Душа строит хромосомы в нужной последовательности. Ибо — по Образу и Подобию.
