Самурай из Киото

— У-у-у... гад... — погрозил Язаки. — Попадешься мне...

Самое время было убираться — жратвы больше нет и не предвидится, девчонка все равно не придет, а если даже и явится, хуже не будет, возьмем с собой. Будет обеды готовить. Ёми заняты погребением. Стражников только двое. Щенка съедим по дороге. Надо двигать. И беззастенчиво растолкал Натабуру:

— Вставай!

— Пора? — удивился Натабура, поднимаясь легко и ровно. Кусанаги почему-то находился уже в правой руке, которая совершенно не болела. Годзука от радости мурлыкал. Можно было пускаться в путь и совершать подвиги.

Щенок, что удивительно, даже не проснулся, развалился во всю длину — черный-черный, только рыжие брови, два рыжих симметричных пятна на груди, да такого же цвета брюхо. Афра, решил Натабура. Точно — Афра. У Платона есть такая страна — Африка. Афра! Пусть! Пусть будет по Платону — Афра!

— Пора!

Они энергично принялись копать. При этом стражники, как ни странно, притопали и даже стали помогать добрым советом, чем страшно удивляли Натабуру до тех пор, пока он не полез в подкоп и не застрял в нем. Застрял же он потому, что увидел у себя под носом чьи-то грязные, волосатые ноги и криво скроенные штаны. А когда посмотрел вверх, то понял, что принадлежат они не кому-нибудь, а самому вождю Хан-горо, рядом с которым стоит Кобо-дайси, все в том же допотопном китайском панцире кэйко и с яри в руках.

— Во как?! — удивленно произнес вождь. Челюсть у него отвисла, а глаза поглупели. — Привет!

— Привет, сейса, — вежливо ответил Натабура, чувствуя, как Язаки предпринимает воистину титанические усилия, чтобы пропихнуть его вперед. К нему, надо думать, присоединился Афра — что-то острое вцепилось в пятку, да так больно, что Натабура брыкнулся, но боль не исчезла. Противный щенок, успел подумать он. Кими мо, ками дзо!

Вождь Хан-горо стоял с медузьим лицом и ничего не говорил. А Кобо-дайси крякнул от удовольствия:

— Прощай! — и замахнулся что есть силы.

Если в жизни бывают чудеса, то они не столь редки. По крайней мере, в Нихон.

*Дзиккан — промежуток в два часа.

Натабура зажмурился. Прошло мгновение, еще одно и еще, и его поразила тишина — не удар, который неизбежно должен быть последовать, а именно тишина — словно на деревню накинули ватное одеяло. Даже белая Нангапарбата затаила дыхание. Впрочем, смерть была бы мгновенной, потому что Натабура уклониться не мог, а Кобо-дайси, мстя за Такаудзи и Антоку, целился точно в голову. К тому же стражники, видя бедственное положение пленника, тоже решили приложиться, но их дубины застыли точно так же, как и яри.

Натабура выскочил из подкопа, как пробка из кувшина, вытащив за собой Афра, который как пиявка вцепился в правую ногу, и страшно удивился. Все вокруг оказалось замерзшим: и вождь Хан-горо, и Кобо-дайси, и даже его яри, которое странным образом застыло в воздухе лезвием вниз, не говоря уже о дубинах ретивых стражников. Их налитые кровью глаза безучастно взирали на мир. Трудно было понять, видят они что-либо или нет.

— Хоп!!! Уродский нэко! — Натабура с размаху пнул Кобо-дайси в задницу. — Хитрая лиса! Кими мо, ками дзо!

Афра отлетел в ближайшую крапиву и выбрался оттуда страшно довольный, воспринимая происходящее как самую увлекательную игру. Очертя голову ринулся в драку.

Его взрослые собратья — крылатые тэнгу — валялись тут же под забором — то ли спали, то ли просто не реагировали на шум.

Или я убит, оторопело подумал Натабура, увернувшись от щенка, который снова метил в пятку, или мне снится. Может быть, только в стране Ёми так умирают? Тогда это очень странная страна и странная смерть. Он ущипнул себя и понял, что не грезит наяву, вот только окружающий мир уснул. Уснул даже огонь в очаге. Не обращая внимания на щенка, он осторожно заглянул в хижину напротив, которая оказалось пустой, а огонь выглядел как нарисованный. Осмелев, Натабура даже осторожно потрогал его — пламя было холодным, как вчерашние угли, а еда на столике перед очагом — еще теплая. Сюда бы Язаки, не успел подумать он, как Афра бесцеремонно плюхнулся в чашку с едой, подняв море брызг.

И тут снаружи раздались звуки машущих крыльев. Тень мелькнула в конце кривой улицы. Натабура бросился следом. Щенок, не без сожаления оставив обед ёми, — за ним. Когда Натабура добежал до поворота, там уже никого не было. Тогда он понял, что это пролетела волшебная птица о-гонтё, которая всегда предвещает встречу с демоном или духом. В общем, с неприятностями.

* * *

Горная Старуха ждала их за околицей, где ветер крутил мокрый снег и раскачивал ветви деревьев. Тяжелые тучи неслись низко, цепляясь за горы и проваливаясь в расщелины.

Натабуре стало стыдно — стрелять в демона? Самое бесполезное занятие!

Она спросила:

— Узнаешь меня?

От нее, как от лошади, валил пар. Снег не таял только в грубых, толстых волосах, да на предплечьях, где шерсть была зеленая, как мох. О-гонтё сидела у нее на плече и косилась темным, как черемуха, глазом.

Щенок не знал, кто такая Горная Старуха, и, не выказав по отношению к ней никакого почтения, стал барахтаться, слегка подвизгивая, в снегу, который, должно быть, увидел впервые в жизни.

На этот раз из ноздрей Горной Старухи не шел дым. Да и внешность у нее была вполне благообразная — почти человеческая, если не считать лошадиной морды и усов вокруг огромных черных ноздрей.

— Хоп?! Узнаю, сейса... — понурился Натабура и невольно оглянулся: — А почему? — он упрямо мотнул головой в сторону деревни, над которой голубело небо, и вообще, там было настоящее лето.

— Не задавай глупых вопросов... Не задавай глупых вопросов... — вмешалась о-гонтё, быстро-быстро чистя клюв лапой.

— Видать, ты все забыл, — намекнула на его вещий сон Горная Старуха. — Земля Ёми — это земля вечного лета. Там всегда благодать. — В ее голосе послышалась зависть. — Но в ней день за год.

— Я... я... я не забыл, сейса, — испугался Натабура. Не рассказывать же ей в самом деле о великом сражении в проливе Дан-но-Ура и о гибели дома Тайра — с чего, собственно, все и началось, и добавил: — Я все помню.

— Похвально для самурая!

— Похвально! Похвально! — прокаркала о-гонтё голосом Горной Старухи. — Ха-ха-ха...

— Хоп! Мне только четырнадцать, — пояснил Натабура, тем самым призывая не судить его слишком строго.

— Было? — поинтересовалась о-гонтё так, словно она поняла суть вопроса.

— Было, — усмехнувшись, пояснила Горная Старуха. — И будет больше, если не станешь слушаться меня.

Щенок сменил тактику: теперь он катался на брюхе — вверх-вниз, вверх-вниз. О-гонтё следила за ним, смешно наклоняя голову:

— Глупый... глупый... глупый...

— Прости, я не хотел, сейса.

Горная Старуха гортанно засмеялась и погрозила корявым пальцем.

— Меня невозможно убить.

— Тебя послал учитель Акинобу, сейса?

— Мё-о.

— Мё-о? — его поразили сами воспоминания, которые после всего пережитого казались далекими-далекими. — Кими мо, ками дзо...

— Мё-о по имени Каймон.

— Хоп! — вспомнил Натабура. — Он охранял наше озеро от чужих демонов.

Афра о-гонтё надоел. Она распушилась, потом нахохлилась и закрыла перьями лапы:

— Холодно... холодно... — по ходу дела поймала клювом пару крупных снежинок. — Жить тяжело и вредно...

Натабура подумал, что, должно быть, и о-гонтё тоже бессмертная, раз ходит в приятельницах у Горной Старухи. А потом вспомнил, что о-гонтё живут по тысячи лет, если не больше.

— Каймон сам демон, — важно напомнила Горная Старуха, не обращая внимания на о-гонтё. — Мой старшенький. Он получил окрестности озера Хиёйн в качестве вотчины. А каппа Мори-наг — его приятель.

— Да... принц Мори-наг, — с удовольствием вспомнил Натабура и почувствовал, как его губы разъезжаются в невольной улыбке.

С каппой они если не дружили, то по крайней мере относились друг к другу уважительно. Перво-наперво учитель Акинобу познакомил Натабуру именно с принцем Мори-наг. Случилось это на третий день приезда Натабуры на остров Миядзима. Дул ветер, разыгрались волны, и зеленое чудовище показалось Натабуре огромной жабой. Правда, с принцем Мори-нагом, как и с любым каппой, нельзя было долго общаться из-за смертоносного запаха.

— А мой средненький — вождь племени Ёми!

— Хан-горо?! Разве может быть человек быть твоим сыном? — вырвалось у Натабуры.

— Может... Потому что получеловек! — прокаркала о-гонтё.

Горная Старуха засмеялась и погладила о-гонтё:

— Ты моя хорошая!

— А как же! А как же! — о-гонтё встрепенулась, а затем стала прихорашиваться, смахнув снег с перьев и поправляя каждое из них.

— Не заметил, — сознался Натабура, не зная, хвалить или нет, и понял, почему ёми такие страшные — потому что не люди, не боги и не демоны, а находятся где-то посередине.

— Я его родила его уже таким красивым и сильным.

— Красивый... красивый... — подтвердила о-гонтё.

— Его отец, мой муж, — пояснила Горная Старуха, — был простым смертным, пастухом. Он давно ушел в область за Луной. Все остальные дети по вашим человеческим меркам были уродами. Они не могли считаться людьми, поэтому, как и я, ступили на путь демонов. А Хан-горо народил племя бессмертных людей.

— Да!.. — важно заметила о-гонтё, и даже, как показалось Натабуре, кивнула.

— Бессмертных?! — с удивлением переспросил он и подумал, что если верить книге Ло Цзин, которую они с учителем Акинобу во время третьего путешествия тайно приобрели в Китае, ничего не происходит зря.

И тогда он все понял, словно кусочки мозаики легли на свои места. Значит, они сюда не просто так попали? А так нужно было Богам.

— Бессмертных, — повторила Горная Старуха. — Они могут погибнуть от зубов зверя, их могут убить горы, но сами они не умирают. Они не болеют, не страдают. Их жизнь протекает сотни тысяч лет. Но им скучно. Они просто умирают от скуки. Единственное развлечение — сугоруку, подарок Богини Аматэрасу. Кстати, в нее играем и мы, додзи — демоны промежуточных миров. Поэтому всех пришельцев, которые попадают к ёми, заставляют играть. Хоть какое-то разнообразие. Мир ёми ограничен этими горами. Ты сыграл только один раз. И, на удивление, выиграл. Тебе страшно повезло, но больше так не получится, если не будешь слушаться меня, — она улыбнулась, демонстрируя огромные лошадиные зубы.

— Почему? — спросить Натабура, невольно подумав о кусанаги.

Щенку надоело кататься на животе. Он увидел о-гонтё, страшно удивился и, вспорхнув, стал ее облаивать, летая вокруг.

— Дурак! — каркнула о-гонтё. — Круглый дурак!!!

— Не потому что у тебя волшебный меч, а потому что выйти из страны ёми можно только через сугоруку. Но на самом деле это не так.

— Не так, сейса?! — посмел хмыкнуть он. — А как же?

— А как же? — переспросила о-гонтё, следя однако за Афра.

Щенку надоело лаять, он бухнулся в снег и стал гоняться за собственным хвостом.

— Всему свое время. Узнаешь. Но помни, если поступишь глупо, рано или поздно тебя убьют, а потом примутся за твоего друга. Он протянет разве что четверть игры. Так что забирай его и уходите.

— Как мы убежим, не зная дороги?! За нами бросятся в погоню! Кими мо, ками дзо!

— Бросятся, еще как! — засмеялась Горная Старуха, гордая за своего сына. — Они придут сегодня. Из страны Ёми выхода нет. Его можно найти, только пройдя всю игру до конца. Но проходить вы ее будете столько лет, сколько живут ёми. А столько вы не проживете.

— Хоп? Что же нам делать, сейса?

— Узнаешь, когда проснешься. И еще: будет вас трое. Не спрашивай, кто третий — не знаю. Знаю, что только трое, и один из них тебя сильно любит.

Натабура почему-то с восхищением подумал о зеленоглазой и проснулся. Она теребила его:

— Вставай быстрее, вставай!

— Что случилось?! — Натабура вскочил.

Она стояла так близко, что он снова попал под действие ее чар. Казалось, зеленоглазая делает это преднамеренно, и это давало ей преимущество. Он сделал шаг навстречу. Губы их встретились. Поцелуй вышел скомканным — Натабура не умел целоваться. Он только задрожал, как дерево — снизу доверху, и она все поняла.

— Да ты только с виду такой... — произнесла она, растрепав его волосы.

— Какой? — спросил он, цепенея.

— Сладкий... — чарующе засмеялась она.

Язаки и щенок спали. Язаки пустил слюни, а щенок сопел и дергал во сне лапами.

— Слушай... — зеленоглазая порывисто оглянулась на дверь, за которой топтались охранники. — Сперва увидишь волшебную птицу о-гонтё. Направишься туда, куда она полетит. В крепости курува отыщешь кугири. Не ворота, а именно кугири — калитку. За кугири лежит божественное шейное кольцо — нодова. Примеришь его на себя. Это непростое кольцо — оно переносит из одного места в другое. Обычно им пользуются Боги. Не используй бездумно, сила его для нас ограничена. Так сказала Горная Старуха. Повернешь его рогами назад справа налево, и вернешься за Язаки. А затем бегите под самую высокую гору в мире — Нангапарбату. Под ней к океану течет река Забвения — Тонуэ. Повернешь кольцо еще на пол-оборота, и Тонуэ потечет вспять. Это и есть выход из страны Ёми. На берегу лежит бревно. Бросайтесь в воду и плывите. Времени у вас не будет, потому что все племя бросится в погоню. Когда попадете в зиму, выбирайтесь на берег и уходите, иначе вас понес назад к Ёми. На берегу увидите ворота Ри. Там встретите младшего сына-человека Горной Старухи — князя Омура, он укажет путь и скажет, как избежать самого страшного города на равнине. Обязательно отдашь ему нодова. Иначе Боги не смогут спускаться на Землю, а у тебя появятся враги.

— А ты? — спросил Натабура.

Он понял, что нодова для смертного — большая честь, пусть даже временное владение им, но все его мысли были заняты девушкой.

Зеленоглазая через силу рассмеялась:

— Ты еще ребенок...

— Я давно уже не ребенок! — Он так много знал, но еще никого не любил.

— Конечно, не ребенок, — засмеялась она так, как смеялась когда-то его мать. Да и сравнивать Натабуре было не с кем.

Он сразу растаял, сник, пропал, но еще на что-то надеялся, однако тут же пал духом: 'Все глупо и безнадежно, — думал он. — О, Хатиман! Почему я такой несчастный?!'

— А ты? — как он много отдал бы за еще один поцелуй.

— И я, — с грустью призналась она и вздохнула: — Ты даже не представляешь, как давно я живу. К тому же мы бессмертны и молоды только в этих горах, которые я очень люблю.

— Так не бывает! — горячо возразил он, невольно протестуя против ее странной любви, которую не мог понять.

— Бывает, — грустно взглянула она на него. — Забудь меня и дорогу сюда. Иди к своей человеческой цели и не возвращайся.

И тут за ними пришли. Наверное, он бы умер от горя, но давняя привычка, вколоченная учителем Акинобу, сделала свое дело. Решительно вздохнул, встрепенулся и снова готов был действовать. Все его горести словно улетучились, развеялись, пропали.

Ёми были молчаливы и суровы. А любопытный Афра вымелся следом.

— Куда?! — Натабура, вывернувшись от Кобо-дайси и стражников, сгоряча пихнул его назад — в хижину, но щенок развернулся, радостно высунув язык и задрав хвост, побежал впереди. Да он признал во мне хозяина, удивился Натабура. Жаль, что ненадолго.