Коп кивнула на фотографию, висящую на стене. Обыкновенная фотография в рамочке с разноцветными бабочками, какие продаются в супермаркетах. На ней была та самая женщина, правда в более вменяемом состоянии, держащая на руках малышку, тело которой сломанной куклой лежало на грязном полу.

Джессика подавила неуместное желание поднять ребёнка и переложить на диван, кивнула неизвестно чему и зашагала на негнущихся ногах к соседней двери, маркированной цифрой восемнадцать.

Дверь распахнулась практически сразу, едва Линч нажала на клавишу интеркома, словно хозяйка квартиры торчала рядом, ожидая звонка. Оказалось, что так оно и было: не дав девушке даже раскрыть рот, стоявшая за порогом дебелая тётка лет под пятьдесят, облачённая в модную в этом сезоне "античную тунику", с крашенными в ярко-синий цвет волосами упёрла в грудь Джессике толстый палец с наманикюренным ногтем и заорала:

— Явились наконец, блюстители порядка! До каких пор это будет продолжаться: у этой шалавы её выродок орёт постоянно, словно ждёт, когда я фильм смотреть сяду! Сделайте же что-нибудь, в конце-концов!

Смысл слов медленно доходил до сознания Линч и она тряхнула головой, пытаясь собраться.

— Мэм, пожалуйста, назовитесь и расскажите всё с самого начала, — попросила она, открывая на планшете бланк протокола.

— Доренко я, Валентиа Андревна, — охотно представилась женщина и, уперев руки в мясистые бока, продолжила:

— Да чего тут рассказывать? Изо дня в день у этой шалавы из шестнадцатой её выродок орёт, достало уже вопли эти слушать! Причём будто специально — стоит мне "Город любви" включить, как эта тварь за стеной тут же разоряться начинает. Я вас точно говорю — шалава эта свою девку специально подзуживает, чтоб она мне фильм смотреть спокойно не давала.

— Погодите, мэм, — до того клацавшая по голографической клавиатуре Линч подняла голову, — вы хотите сказать, что из соседней квартиры неоднократно доносились детские крики?

— Да уж с полгода как точно, — закивала головой та. — Хотя... — Доренко задумалась, подперев рукой подбородок и наморщив лоб.

— Может, и больше, — неуверенно сказала она. — Я как сериал крутить начали — тогда внимание обратила.

— И социальные службы ничего не предприняли? — уточнила Джессика стараясь, чтобы переполнявшая её неприязнь к этой женщине не прозвучала в голосе.

— Да я откуда знаю? — возмутилась соседка. — Она обычно минут десять поорёт и затыкается, а в этот раз полчаса орала так, что я не выдержала и вам позвонила. А теперь заткнулась и слава богу.

Она оглянулась через плечо и заторопилась.

— Всё, реклама заканчивается, я пошла.

Доренко попыталась закрыть дверь, но ей помешал бронированный ботинок.

— Что вы себе позволяе... — возмущённый вопль захлебнулся, когда Джессика с перекошенным от переполнявшего её гнева лицом взяла женщину за горло. Позже она не могла вспомнить, каким чудом не сломала ей шею, наверное, очень хотела показать картину, что неотступно стояла перед её внутренним зрением.

Всё так же держа гражданку Доренко за горло, Линч повела её, как на поводке, к соседской квартире с детским телом на полу. Первая и последняя попытка женщины воспротивиться такому произволу закончилась коротким ударом в печень.

— Сейчас я покажу тебе сериал, тварь, — пообещала ей Джессика клокочущим от ярости голосом.

Когда кадет протащила подвывающую соседку через возмущённо пискнувшую голографическую ленту, Линч ещё не решила, что сделает с гражданкой Доренко после того, как покажет той последствия получасового игнорирования криков. Сжать руку, усиленную бронёй, выглядело столь же привлекательно, как с размаха и от души ударить ту головой о стену.

— Джесс, ты чего? — ошалело вскинула голову подпиравшая стену в коридоре Шамова. Врачи, упаковывашие детское тельце в какой-то нереально маленький, и от того ещё более жуткий мешок, лишь мельком глянули через плечо на дергающуюся в руке у полицейской женщину и вернулись к своему печальному занятию.

— Новый сезон "Города любви" показываю, — прорычала Линч, с ненавистью глядя на нелепое раздувшееся тело в своей руке. Пока ещё живое тело. — Нравится?

— Линч! — в голосе Людмилы проскользнуло что-то, похожее на испуг. — Джессика, брось ты эту дуру! Брось, от греха подальше!

Доренко нелепо подёргивала ногами и шумно портила воздух, таращась на застывшее напротив неё лицо выпученными от ужаса глазами.

— Стажёр Линч! — уже с нажимом повторила Шамова. — Отпусти её, это приказ!

На мгновение пальцы Джессики сжались сильнее, грозя если не сломать шею женщины, то по меньшей мере задушить её, но властный голос сержанта вернул кадета Линч к действительности и она нехотя отпустила свидетеля и Доренко тяжело рухнула на пол, где и осталась сидеть, держась за шею и не обращая внимания на задравшийся подол туники.

— Есть, мэм, — слова дались Линч с трудом, руки непроизвольно сжимались в кулаки.

— За что ты её так? — негромко поинтересовалась Шамова, глядя, как врачи выносят мешок с телом девочки.

— Она полчаса слушала, как убивают ребёнка, и вызвала полицию только когда поняла, что до начала сериала соседи не уймутся, — едва не прорычала Джессика, не отрывая взгляда от распростёртой на полу женщины и раздумывая, а не пнуть ли ту ногой, для лучшего усвоения идеи любви и взаимопомощи.

— Вы это записали в протоколе, стажёр Линч? — вдруг официальным тоном спросила Шамова.

— В протоколе? — переспросила Джессика и обнаружила, что даже не помнит, куда дела планшет со своими записями. Оглядев себя, она с удивлением вынула планшет со всё ещё открытым и заполненным на половину бланком протокола из поясной сумки. Как и когда она его туда сунула, кадет вспомнить не смогла.

— Нет, мэм, — бросив взгляд на сиротливый абзац текста уже тише ответила стажёр. — Гражданка Доренко собралась уходить, не закончив дачу показаний и я вынуждена была настоять на продолжении беседы.

Только сейчас до Линч начало доходить, что она не только превысила все возможные полномочия, но ещё и едва не убила свидетеля по делу. Кровавая пелена отступила, оставив после себя обречённое понимание того, что уже сегодня вечером её выпрут из полицейского участка, а завтра, не исключено, и из Академии.

— То есть гражданка Доренко отказалась помогать правоохранительным органам? — с нажимом продолжила Шамова, переводя полный злости взгляд на вышеупомянутую "свидетельницу", до которой потихоньку стало доходить, что дело принимает несколько не то направление, на которое она рассчитывала изначально.

— Так точно, мэм, — теперь Джессика смотрела только на сержанта, опасаясь, что вид любительницы сериалов вызовет новый приступ неконтролируемой ярости. — Также свидетельница дала показания о том, что побои продолжались на протяжении примерно полугода, однако социальные службы о факте жестокого обращения с несовершеннолетней она не уведомила.

— Благодарю за проявленную инициативу и самостоятельно проведённое задержание, — серьёзно сказала Шамова, не обращая внимания на замершую с открытым ртом теперь уже экс-свидетельницу. — Зачитайте гражданке Доренко её права и уведомите, что она задержана за оставление без помощи и за сокрытие факта преступления, а именно систематических издевательств над ребёнком.

— Я не виноватая! — взвыла Доренко, но Людмила, не обращая внимания на её причитания, вышла из квартиры. Доренко, размазывая по щекам слёзы, переключилась на Джессику:

— Не виновата я! Откуда мне было знать, что эта мразота дитя своего лупцует?!

Та перевела на неё взгляд, в котором читался приговор. Приговор, который Линч готова была вынести и тут же привести в исполнение. Наткнувшаяся на этот взгляд женщина мгновенно умолкла.

— Вы действительно хотите убеждать меня в своей непричастности? — с нажимом спросила она, доставая наручники и защёлкивая те на запястьях Доренко.

Та отрицательно замотала головой.

— Вы имеете право хранить молчание...

— Ну и что это было? — едко поинтересовался сорок минут спустя у своего стажёра лейтенант Рысев, когда Шамова, доложив о результатах патрулирования и о поведении стажёра, удалилась, оставив опера наедине с Линч. Самое интересное — в глазах своего куратора Джессика прочла понимание и даже что-то вроде одобрения, но вот его тон и слова...

— Ну, я жду ответа, курсант Линч! — Андрей отошёл к окну и, усевшись на подоконник, выжидательно уставился на девушку, барабаня пальцами по своему колену.

— Превышение полномочий и недопустимое поведение, сэр, — отчеканила стажёр, глядя куда-то в стену. По дороге к участку она успела успокоиться и смириться с тем фактом, что её стажировка, возможно, завершится этим же вечером.

— Хуже, Линч, хуже, — вздохнул Андрей. — Разверни, пожалуйста, экран.

Джессика молча подошла к стене и развернула голографический экран, гадая, к чему клонит куратор.

— А теперь, пожалуйста, нарисуй мне схему пассажирского флаера "А-850" фирмы "Боинг" с произвольно сидящим пассажиром.

— Рисование — не мой конёк, сэр, — сообщила ему Линч, примерно представляющая, куда клонит Рысев. Дальше должна последовать фраза в духе "вот на это место мы и закажем тебе билет", или "это ты летишь в Осло". — Если вам требуется схема флаера, я скачаю её из инфосети, а если вы хотите сообщить мне о том, что моя стажировка закончена, сделайте это без лишней траты времени. Я заметила, что у вас его не много, сэр.

— Ага, значит, огрызаться тебе ума хватает, — Андрей с хрустом потянулся. — Ну, в принципе, ты угадала, ибо за тобой уже два серьёзнейших косяка.

— Разрешите спросить, каков второй?

— Ты не выполнила распоряжение куратора, — подсказал Андрей. — Или у курсантов Эс-Бэ западло выполнять команды копов, а, Линч?

— Сэр, что означает слово "западло" и о каком распоряжении речь?

— Западло, курсант, это когда ты считаешь ниже своего достоинства выполнять какую-либо работу, — пояснил Андрей. — А распоряжение — кажется, я ясно сказал тебе нарисовать флаер с пассажиром. Было такое?

Да, пожалуй русское слово "западло" точно описывало её отношение к издевательскому приказу куратора, но он был в своём праве и Джессике оставалось лишь скрипнуть зубами и согласиться.

— Да, сэр. Виновата, сэр. Какого размера и насколько точная схема вам требуется, сэр?

— Поздно, стажёр, — вздохнул Андрей. — Флаер, так сказать, улетел, да и шутка потеряла актуальность. Итак, заслуженных звиздюлей ты от меня уже получила, поэтому торжественная порка закончена и мы переходим ко второй части Марлезонского балета. Джесс, — уже норально спросил он. — Теперь просто объясни мне — какого рожна ты в эту мразоту так вцепилась?

Искренний ответ звучал бы так: "Потому, что таких нужно убивать", но Линч понимала, что в данном случае честность не лучшее оружие.

— Она вывела меня из себя, сэр. Не ожидала, что человек может быть таким тупым равнодушным скотом, сэр.. Этого больше не повторится.

— Да? — не поверил Рысев. — Почему это?

— Потому, сэр, что я пересмотрела свой взгляд на людей, — пояснила стажёр.

— Линч, — куратор сел в кресло Валенкова, закинул ногу за ногу и уставился на девушку покрасневшими от усталости глазами. — Что тебе говорили, когда отправляли на стажировку в полицию?

— Что мы поступаем в распоряжение куратора и начальника участка, сэр.

— А то, с чем тебе тут придётся столкнуться, не предупреждали? — удивился Андрей.

— Подразумевалось, что нас достаточно подготовили для этого, сэр, — ответила Джессика, а потом, неожиданно, посмотрела в глаза Рысеву. — Разрешите начистоту, сэр?

— Я тебе это еще пару минут назад сказал, — махнул рукой тот. — Так что валяй начистоту.

— За время обучения мы общались с убийцами, психопатами, наркоторговцами, работорговцами, террористами и я, как и преподаватели, была уверена, что готова ко всему. Что видела злодеев, негодяев и сволочей. Но когда эта тупая равнодушная скотина рассказывала, что вызвала копов только потому, что крики умирающего ребёнка мешали ей смотреть сериал, я осознала, что до сих пор не представляла, как выглядит настоящее зло.

Поняв, как глупо и пафосно это прозвучало, Джессика добавила:

— Я действительно не представляла, что не преступники, а рядовые граждане способны творить такое и даже не чувствовать себя виноватыми, сэр.

— Добро пожаловать в полицию, Линч, — неожиданно сочувственно сказал Андрей. — ты здесь на такую записную мразь насмотришься, что после стажировки у нас тебе любой триллер комедией покажется. Потому что самые жуткие вещи творят не маньяки с окровавленными ножами в лапах, а такие вот рядовые обыватели, которым мешают смотреть любимые сериалы, причём творят их походя, даже не задумываясь о причинах и последствиях. И, что самое страшное — к этому невозможно привыкнуть. Да, ты сможешь зачерстветь, стать циничнее, научиться как-то отгораживаться от всего этого дерьма, но привыкнуть... нет, этого ты никогда не сможешь, иначе тоже превратишься в такую же убогую, равнодушную скотину.

Какое-то время Джессика молчала, а потом задала мучивший её вопрос:

— Сэр... А как тогда работать, ненавидя и презирая тех, кого мы, по идее, должны защищать?

Рысев смотрел на эту девчушку из хорошей семьи с жалостью и сочувствием. Она прибыла сюда из другого мира. Мира, где нормальные люди любят своих детей, где соседи доброжелательны, в поведении людей есть здравый смысл. Из мира, где даже злодеи были киношные: расчётливые, умные, идущие по головам и трупам ради понятных целей. И первое же столкновение с миром реальным, с его нижними уровнями, бессмысленной жестокостью, тупым скотским равнодушием, стало для девочки потрясением. И чему бы её не обучали там, в Академии СБФ, с детством она начала расставаться только тут.

— А ты помни, Джесс, что есть настоящие люди, и их большинство, — ответил опер. — И мы защищаем именно их, понятно? А это вот стадо... — он дёрнул щекой, — ... так, есть и есть. Как закат или понос.

— Да вы романтик, сэр, — невольно улыбнулась Джессика. Улыбка, правда, вышла кривой, будто рисовал её пьяный художник.

— Что будет со мной? — помолчав, спросила она. — Я возвращаюсь в Осло?

Андрей изобразил на лице усиленную работу мысли, хотя решение этого вопроса созрело у него ещё во время доклада Шамовой. В принципе, стажёр показала себя с правильной стороны, разве что действовала чересчур эмоционально, но в тоже время на её месте от подобного взрыва удержался бы лишь автомат по продаже газированных напитков, да и то лишь потому, что охлаждение не дало ему закипеть. Ну, а заодно и лишний раз можно проверить Линч "на вшивость": как она среагирует на наложенную епитимью — попытается дергать "подвязки" в лице своего отца, или честно станет зарабатывать себе авторитет? Поэтому Рысев, выдержав солидную паузу, сообщил:

— Я ещё не решил. Пока я размышляю, ты будешь заниматься бумажной работой, стажёр. Из кабинета в рабочее время разрешаю выходить только в столовую и для отправления естественных надобностей, понятно?