Мой взгляд суров от смутных дум,
И духу нет забвения.
То песнь Судьбы сквозь чуждый шум
Взывает к нам в молении.
Она течёт в моей крови,
В крови дедов и прадедов,
Чьи песни в бой меня звали,
Чьи смерти жизнь наладили.
Напрочь позабыв третий и четвёртый куплет, певица резко свернула выступление, чуть не свалившись с шаткой лавчонки. Едва стихли последние звуки песни, по залу прокатились нестройные, но очень искренние аплодисменты растроганной публики, что была рада любому развлечению, отличающемуся от бездарного бренчания баяниста Тимошки, впервые взявшегося за гитару не давеча, как сегодня утром.
— Алелечка, Вы так очаровательно поёте! — восторженно отметил Равелий, с энтузиазмом приложившись поцелуем к девичьей ручке выше и значительно дольше дозволенного приличиями, явно рассчитывая в ближайшее время перейти на шейку. — Просто весенний родничок!
Достаточно опьянённая долгожданным успехом девушка напрочь забывала смущаться столь откровенному проявлению восторгов и, напротив, прижималась к горячему поклоннику её многочисленных талантов. Видя такую идиллию, Стасий недовольно кривился, а сёстры Бельских так откровенно скрипели зубами, что будь у них во рту по подкове — мигом бы перетёрли на магнитную стружку.
— А я ещё, между прочим, — довольно мурлыкнула травница, — и на арфе играть умею. Только делаю я это руками, а не головой!
В этот момент за отдельно взятым столом вполне могла бы начаться полномасштабная драка, которой так опасался сын управляющего. Юрия даже подтянула к себе поближе тяжёлое блюдо из-под шашлыка. Щекотливый момент испортил ещё один почитатель талантов юной Валент, шумно пробиравшийся сквозь толпу посетителей. Невысокий крепкий мужичонка с характерным одутловатым лицом, что у всех владельцев питейных заведений образовывалось, казалось, раньше, чем высыхали чернила на купчих, был одновременно зол и чрезвычайно чем-то доволен. Противоречивые эмоции заставляли редкие рыжеватые от курева усы воинственно топорщиться, как у боевого таракана. Тащившийся за ним рослый, но чрезвычайно меланхоличный детина постоянно кивал на возмущённые реплики спутника, втихаря покусывая крупную головку репчатого лука.
— Вот ты где, паршивка! — громогласно, что, впрочем, ничуть не скрывало странной радости, заорал хозяин кабака, ухватив травницу за свободную руку.
— Что надо, дядечка? — неприязненно бросила Алеандр, попытавшись высвободить руку из захвата противных липких пальцев.
— Ах, вот как ты заговорила? — зло прищурился мужичонка и с такой силой рванул на себя растерявшуюся девушку, что несчастная едва не слетела с лавки.
— Да по какому праву? — подскочил с места Ломахов, у которого буквально из рук вырвали обихаживаемую девицу.
Тяжёлая длань местного вышибалы, по размеру практически совпадающая с головой чародея, многозначительно опустилась на плечо артефактора, одним своим весом возвращая на место молодого человека.
— Примолкни, цаца столичная, эта деваха деньги не вернула, — почти любезно пояснил здоровяк.
— Четыре кружки сбитня свежего уделала, — поспешил вставить своё веское слово кабачник, от чего травница недоумённо смерила его взглядом, и мстительно добавил: — и кувшин элитного танцийского вина!
От подобных претензий Стасий тут же подавился пивом, а Равелий взглянул на травницу с таким недоумением, будто сомневался уже в том, что в такое мелкое тело вообще способно поместиться столько жидкости. Тут уж разозлилась и сама травница.
— Это ты кефир брагой разбавленный танцийским назвал? — вскричала она, для большей весомости ударяя по столу кулачком. — Да наш сторож самогон и то лучше делает, чем твой сбитень!
— Вот отработаешь их стоимость тогда и тявкай, сучка столичная! — не на шутку рассердился за такое поругание собственных талантов мужик и едва сдержался, чтобы не отвесить нахалке пощёчину.
То, что сходило с рук с женой и работницами, с незнакомой девицей могло обернуться значительно большими проблемами, чем те выгоды, что можно было извлечь от такой дорогой цацы, разносящей весёлому мужичью напитки. Но и отказываться от перспективной идеи хозяин кабака явно не собирался, надеясь, не заиметь должницу, так стрясти деньжат с её приятелей, что и без того утяжелили его карман.
— Я тебе подавальщицей не нанималась, хряк заливной! — гордо вскинула голову травница.
— По-другому, видать, в кабак пройти и не смогла, — зашептала Юрия сестрице, так громко, чтобы услышали не только за этим столом, но и за соседними, чем вызвала дружный хохот у недавних ценителей вокала.
— Да она вышибале дала, а этому отказала, вот хозяин и пришёл требовать, — не менее громко "зашептала" Манира, многозначительно окидывая взглядом вышибалу.
От подобных обвинений у Алеандр на миг перехватило дыхание.
— А репой по тыкве!?! — яростно заорала она и, подхватив со стола самый большой овощ, с нескрываемым наслаждением размазала по ненавистной харе довольно щурящегося кабачника.
Мужик, не ожидавший, что достанется именно ему, на миг отшатнулся, выпустив из захвата тоненькую ручку, и тут же получил этой самой рукой под рёбра. Бешено захохотав, Алеандр подскочила на ноги, опрокидывая лавку вместе с примостившейся на ней Манирой, и, взмахнув рукой, разом опустошила все соседние кружки. Большой пивной кулак взвился к потолку, сделал над головами радостно загомонивших выпивох круг почёта и с силой врезался в пивное брюшко распоясавшегося без конкуренции монополиста.
— Вина тебе мало? Вот, получи! — задорно расхохоталась Эл, глядя как корчится на полу наглый наушник. — Что хватило тебе, хватило?
Кабачник, поскуливая от тычков оставшихся с первого удара пивных сгустков, ловко забрался под соседний стол и уже оттуда заорал:
— Владь, обслужи чародейку!
Детина с какой-то совершенно несвойственной для провинции сноровкой (знать, чародеи не в первой тут чудят) скрутил упирающейся девице руки, и, подхватив под мышки, поволок к выходу, как капризного ребёнка. Публика с жадностью следила за неожиданным продолжением представления, подбадривая то одну, то другую сторону. Равелий с недоумением и проводил взглядом транспортируемое тело. Стасий спрятал лицо в сгиб локтя и тихо завыл от унижения перед местными дружками-приятелями, ещё недавно смотревшими на него, как на посланника Триликого, а теперь во всю потешавшимися с поведения такой буйной родственницы. Одно дело, когда за драку вышвыривают тебя и совершенно другое, когда твою сестру.
— Да как вы смеете! — визжала травница, отчаянно колотя ногами всех попадающихся на пути. — Вы! Вы! Вылупни драные!!!
От её воплей дребезжала посуда и подпрыгивал "весёлый" снопик у двери, но движения благоухающего луком конвоира это никак не замедляло. С целеустремлённостью таранного орудия, он прошёл через весь зал, забавляя посетителей видом брыкающейся в воздухе девицы, с пинка распахнул входную дверь и, несколько раз шутливо размахнувшись, вышвырнул хулиганку на улицу, в лучших традициях дешёвых трактиров. Верещащая чародейка по инерции ещё с три локтя проехалась по усыпанной песком дорожке, вызвав радостный хохот и бурные овации. Крикнув что-то в темноту, вышибала с зычным стуком захлопнул дверь, отрезая последний источник света в сгустившихся сумерках наступившего вечера.
Алеандр Валент уже не могла разобрать слов. Её разрывало от обиды, злости и жалости к себе. Так радостно начавшиеся гуляния, обещавшие стать триумфом её красоты, закончились унижением. Определённо девушка сейчас себя полагала самой невезучей из всех на земле, ведь, несмотря на примерное поведение и прекрасное воспитание, именно ей везло вляпываться в такие ситуации, после которых было стыдно показываться из комнаты. И самое поганое, что не пройдёт и пары часов, как всё это будет донесено родителям в самой извращённой форме! Слёзы невольно подступали к глазам, стоило ей подумать, как после эдакого рассказа на неё посмотрит папа, что будет до смерти припоминать тётка и как ужесточит контроль мама. Жизнь представлялась безрадостной и окончательно загубленной, и лишь маленькая навязчивая идея продолжала греть погружающееся в пучину депрессии сознание. Правду в хмельном мозгу она так и не приобрела точных очертаний, зато разгоралась всё сильнее по мере того, как чародейка пыталась подняться на ноги. Чуть подлеченный после утреннего взрыва, копчик отчаянно болел, ныли рассаженные локти и ладошки, а на приподнятом было самомнении всеми оттенками ненависти наливался знатный синяк.
— Вина им жалко!!! — шипела сквозь зубы Эл, ощупывая приличных размеров дыру на нежной ткани платьица аккурат пониже спины. — Увидите вы у меня вино!!! Всё вы у меня увидите!!!
Тут её взгляд зацепился за непозволительно забытый под крыльцом топор. Пожалуй, в этот момент улыбка Алеандр Валент была поистине ужасной.
* * *
* * *
*
* * *
*
* * *
*
* * *
**
"Десять к трём, переводим в шестую ступень и снимаем пять черт... Нет, постойте-ка, снимать нужно только четыре, а одну переводить в ряд случайных вероятностей. Или это не случайные вероятности, а допустимые погрешности при использовании таблиц для рождённых в полнолуние?"
Тонкий грифель старенького карандаша завис над желтоватой поверхностью дешёвого свитка, так и не вывив в таблице очередную печальную цифру. Яританна Чаронит серьёзно призадумалась, нахмурив ровные чёрные брови, от чего её миловидное личико приобрело сумрачное, даже угрожающее выражение. Особенно внушительно это смотрелось в свете бледного голубоватого светляка, что кривоватой каплей свисал с балки аккурат над плечом юной чародейки, высвечивая могильным сиянием бледную кожу и светлые, едва достающие лопаток волосы. Надумайся кто из посетителей проверить комфорт своих копытных дружков, наверняка, схлопотал бы сердечный приступ, приняв притаившуюся в углу скрытой коновязи девушку за умертвие или неупокоенный дух. Сами пользователи коновязи, в мордах двух меланхоличных меринов и одного старого осла, недовольства таким соседством не проявляли, хоть и посматривали в сторону интервента с настороженностью. Животные чуяли волны раздражения и злости, исходивших от незнакомки и разумно опасались последствий.
"А-а-а-а!!! Ну почему, почему у этих оракулов всё не как у нормальных чародеев!?! Вот что им стоило составить приличную формулу под всю эту канитель!?! Пусть длинную, пусть многоуровневую, но чтобы просто подставить цифры и получить вменяемый результат! За что у нас составители деньги получают? Посидели бы над этим месяц другой и систематизировали всю эту чушь к чирьям собачьим! Если даже я могу видеть здесь потенциал для закономерностей, они просто обязаны найти пару тройку теорем и вменяемую аксиому!"
Негодовала Яританна не зря. Её бесславное сражение с учебником по астрологии, начавшееся ещё с прошлого вечера, не приносило никаких результатов за исключением головной боли и чувства собственной никчемности. Подобные ощущения духовнику, пытавшейся за годы ученичества обнаружить в себе хоть толику талантов в мало-мальски престижных областях чародейства, были не внове, но каждый раз приносили с собой печальное шатание пьедестала ратишанского превосходства и лёгкий флёр суицидальных поветрий. Горделивая и тщеславная натура блондинки требовала от неё добиться высот чародейского искусства, вернуть своему маленькому роду былые почести и владения, а получалось в лучшем случае блистать точностью заученной информации и время от времени выдавать посредственные заклятья. При наличии безусловных способностей к чародейству и среднего резерва она могла похвастаться, в какой-то степени, антиталантом к большинству полагающихся искусств. Разумеется, подобные способности не обошли и искусство предсказаний, оставляя удручённую Танку один на один с непостижимой для тенегляда наукой.
"Как же всё хорошо и логично у нас устроено! Хочешь конкретную сущность получить — открыл справочник, нашёл раздел, срисовал схему и пожалуйста. Хочешь изменить эффект, поверни в другую сторону линии и дело в шляпе! Всё точно, конкретно и упорядоченно, как в геометрии! Раз научился чертить, уже никогда навык не потеряешь, главное в силе не ошибиться и слова не перепутать. А здесь сплошные условности и оговорки! По сорок критериев на одну цифру. Как будто сложно просто составить перечень параметров, которые нужно подставить, чтобы понять, когда человек умрёт!"
От последней мысли девушку пробрал озноб, и чародейка поглубже закопалась в стожок, засыпанного в угол сена, спасаясь от призрачного дыхания невидимой Марры. Думать о смерти она запретила себе, как молодым шаманам для глубины медитации запрещают думать о белых медведях. Чем последователям альтернативного вида чародейства не угодили эти суровые твари, девушка не знала, но по собственному опыту при посещении факультатива могла заверить, что сил на подобное "недуманье" уходит прорва. При таком напряжении на панику, отчаянье и депрессию организм уже был не способен. Так что эффективность подобной методики Яританна всё же признавала. После разговора с Налией у неё осталось не так много хорошо работающих идей, чтобы не сойти с ума окончательно. Будто коварной судьбе было мало проявить в ней некромантскую тягу, караемую смертью во всех цивилизованных государствах, так и добавила неясного наследника проклятого рода, что, судя по всему, просто обязан мечтать её прикончить каким-нибудь особенно извращённым способом.
"Успокойся, Яританна, мысли логически. Если даже твой отец уже не особенно верил, что мы происходим из рода Ворожея и лишь развлекал тебя сказками на ночь, то какова вероятность, что это сможет обнаружить посторонний человек? Очень сомневаюсь, что царские люди сохранили хоть какие-то упоминания о кровных братьях Крива. Разве что только в Стольграде, где-нибудь глубоко под завалами Царского дворца в тёмном лабиринте, рядом с пыточными или казной, может заваляться перечень древних родов с образцами слепков кровных сил. Хотя нельзя сбрасывать со счетов фактор западла. Жизнь показывает, что он зачастую бывает самым весомым. Ведь если и есть указание на мою связь с Ворожеем, то именно проклятый Кривом его и обнаружит. Тем более, что по сути проклятья в чём-то этот гад (вот зуб даю, что с моим везением он не окажется очередным монахом) будет жуть каким крутым. Почему-у-у-у? Ну почему этим крутым обязательно будет враг, а я смогу только напустить на него свору призраков или прямиком отправиться на инквизиторский костёр?"
С новыми гранями своего дара, точнее с первой, обнаруженной на этой сфере плоскостью, Чаронит уже худо-бедно смирилась. Конечно, было немного обидно за его направленность и очень страшно за возможные последствия, но душу радовало уже то, что у неё нашлись хоть какие-то способности. Тёмная, леденящая кровь тяга, пугающая своей силой и той необычайной лёгкостью, с которой при любом случае всплывала из глубин сознания, прочно закрепилась в душе, где-то на заднем фоне. Ею пропитывался каждый поток энергии, каждое движение и ход мыслей, она плескалась в полных неясной тревоги снах и выделялась через поры вместе со стандартными эманациями ауры. Порой девушке казалось, что даже пахнуть она стала форменной некроманткой, хотя осторожное обнюхивание ношеных рубашек этого не подтверждало. Признаться, Танка понятия не имела, как именно пахнут некроманты, но что-то подсказывало, что с запахом прелой земли и свежей — могилы ничего общего.
