Часть 1. Серая Сирень.

      Валькирия фыркнула:

      — Зато на турнирах Лесника не нужно вещи сторожить!

      Ночь опять не обиделась.

      — Ну понятно, — ответила она, — Все население леса Фангорн, в лучшем случае, тысяч пять. Знают друг друга давно, кто же станет воровать... Не то, что у нас — одних горожан тридцать семь тысяч, плюс почти пять тысяч туристов каждый год. Да что Уникорн! Зерновому поясу — Анлат, Одесса, Харлонд — пришлось вообще настоящую полицию завести.

      — И что, — изумилась Валькирия, — Завели?

      — Ага, — грустно кивнула Саша Ночь, перекладывая волосы на правое плечо. — Полмесяца назад. Участки построили, шерифы с этими дурацкими звездочками ходят...— и безо всякого перехода огорошила подругу следующим вопросом:

      — Ты же Лесника бросила! А теперь будто его защищаешь?

      — Одно другому не мешает! — отрезала Валькирия, — И вообще он козел и зануда!

      Тут уже несогласно фыркнула Саша Ночь:

      — Твоему теперешнему даже до него — как до Луны пешком. Ты — и не могла найти себе когонибудь получше, чем этот несчастный Волк!

      Валькирия глянула на часы. Потянулась и поднялась из кресла.

      — Знаешь что? — сказала она, — Сейчас придет смена... Поедем на самый верх, в обсерваторию, чай пить. Приглашаю! Сейчас самый закат; а вид с верхней точки здесь такой... — Валькирия восхищенно зажмурилась. — Если ты не онемеешь от восторга, то сможешь безнаказанно язвить дальше. ...А искать, как ты говоришь, кого-нибудь? Мне? — Валькирия презрительно двинула плечами и закончила разговор:

      — Вот еще! Пусть сам меня ищет!

* * *

*

      Поиски оказались недолгими. Довольно скоро Изабелла вышла на широкую улицу с трамвайной разметкой. Вагона дожидаться не стала: указанное ей место находилось уже близко, быстрее было дойти пешком. Миновала несколько деревьев, и заметила, что они растут из нарочно оставленных в тротуаре каменных колодцев, бортики которых поднимались примерно на высоту верха ботинка — если бы Изабелла носила ботинки. Даже сейчас, в середине марта, на дне колодцев кое-где можно было углядеть снег, но девушка не заглядывала внутрь. Увлекшись чтением вывесок и поиском среди них нужной, Изабелла больше не обращала внимания ни на высоту бортиков, ни на гладкие фасады кремового цвета, ни на маячившую в конце улицы громаду Ратуши.

      Изабелла быстро достигла цели. Невысокий трехэтажный домик, прямо у калитки табличка: "Ответственный за въезд и выезд на Арду". Миленько! Ни тебе "Министерство", ни "Департамент", ни хотя бы "Комитет" или "Служба"... В конце-то концов, никакой разницы для Изабеллы не было. Кто бы ни выдал ей нужные документы, главное — чтобы они действовали на поверхности планеты.

      Распахнув деревянную дверь, Изабелла вошла в просторный холл, освещенный тремя широкими и высокими окнами. Два из них помещались слева от входа, одно — справа. У правой стены находилась неизменная конторка, рядом стойка с компьютерным экраном. Вместо привычных присутственным местам скамеек или сидений, по комнате вольготно разбрелся небольшой табунок разномастных стульев. На одном из стульев спиной к двери сидел грузный седоголовый мужчина в сером плаще; даже с пяти шагов Изабелла слышала, как он сопит и недовольно ворчит вполголоса.

      За конторкой, вполоборота к входящим, что-то сосредоточенно писал молодой человек лет двадцати пяти-тридцати. Высотой он не выделялся, но не был и низкорослым. Волосы неопределенносерого цвета, аккуратно подстриженные над ушами, на затылке были собраны в три коротких хвоста. Изабелла оценила чистоту и ухоженность волос и почувствовала симпатию к парню. По крайней мере, не неряха.

      Больше в широком холле с белыми стенами не было ни людей, ни мебели, что наполняло каждого входящего легкостью и ощущением прохлады. В самый раз для жаркого августовского дня, но и для середины марта тоже неплохо.

      — Здравствуйте, — прозвенела Изабелла самым примерным и вежливым голоском. — Извините, Вы не подскажете, где можно видеть ответственного за въезд и выезд... Я правильно говорю?

      Сидевший на стуле мужчина обернулся, коротко глянул на гостью, буркнул что-то неразборчивое, махнув рукой в сторону конторки. Человек за конторкой повернулся лицом к вошедшей — и расплылся в улыбке.

      Узнал.

      — Госпожа Изабелла? Не ошибаюсь? — скорее утвердительно, чем вопросительно, осведомился парень. Глядя, с какой легкостью он скользнул между стульями, помог девушке снять плащ, аккуратно свернул его и уложил на одно из свободных сидений, хмурый посетитель заворчал еще сердитее.

      — Не ошибаетесь, господин Красильщик... — усаживаясь, подтвердила гостья. Поначалу ее обманула треххвостая прическа, но вблизи узнать ответственного оказалось нетрудно. Как-никак, Сэпли встречал и провожал большинство туристических групп и многих одиночек. За что и именовался — наполовину в шутку, наполовину всерьез — Мастером Привратником Арды. Во время наплыва Привратнику помогала его команда, но ранняя весна не считалась туристическим сезоном. Сегодня Сэпли управлялся с немногими посетителями в одиночку.

      — Минуточку, пожалуйста, — Красильщик улыбнулся еще шире, вернулся к конторке и вытащил один из ее бесчисленных ящиков. Там открылся зев сканера, куда Красильщик и отправил исписанный лист. Затем Привратник развернулся всем телом к недовольному пожилому господину и вежливо попросил его обождать буквально две минуты: документы вот-вот выйдут из печати. Господин удовлетворенно вздохнул и наконец-то перестал бурчать. Красильщик опять улыбнулся во все тридцать два, на этот раз наиболее искренне, и облегченно шлепнулся на стул в двух шагах от Изабеллы.

      — Итак, Вы решились остаться на стажировку, — обратился он к гостье в своей обычной манере полувопросаполуутверждения. — Я рад. Вас не затруднит рассказать хотя бы коротко, где Вы побывали и что видели? Но более всего меня интересует, конечно, что именно побудило Вас к столь смелому шагу?

      Девушке всегда приятно слышать, как ее поступок кто-нибудь называет смелым. Особенно, если это делает молодой симпатичный парень, к тому же, улыбающийся с искренней радостью. Изабелла улыбнулась в ответ и принялась живописать свой вояж по планете так увлеченно, и восхищалась увиденным так ярко, что пожилой господин не выдержал.

      — Гхм! — сказал он громко, в то же время разворачиваясь лицом к беседе. Стул под ним скрежетнул по полу всеми четырьмя копытами. Изабелла слегка сконфуженно умолкла. Красильщик не произнес ничего, но его глаза сузились. Он-то знал, с каким делом сидел тут ворчливый посетитель, и уже предполагал, что тот может сказать.

      И седоголовый мужчина подтвердил все опасения. Начав издалека, он представился профессором Звездной Академии ближайшей соседки Арды — планеты Дайсон. По словам профессора, студенты его исторического факультета, посетившие Арду несколько времени тому назад, нарисовали столь привлекательную картину и так на все лады расхваливали охватившее планету увлечение историей, что профессор немедля решил посмотреть на все собственными глазами.

      Тут академик сделал паузу и внимательно оглядел слушателей. Изабелле было интересно. Красильщик ничего не говорил, но улыбался по-прежнему вежливо. Профессор сокрушенно опустил голову и продолжил рассказ. Действительность убила почтенного академика наповал. Оказалось, что большинство так называемых исторических реконструкций с точки зрения большой науки совершенное шарлатанство, ибо реконструкторы пользуются материалами, произведенными по современным технологиям, и обрабатывают их современными же инструментами — что неизбежно придает всем изготавливаемым ими вещам совершенно иные вид и свойства, чем было на самом деле. Профессор даже попытался привести в пример разницу между европейской и индийской кольчугами и объяснить, что в Древней Европе кольчужные кольца обязательно заклепывались или заваривались, иначе довольно некачественная сталь Европы не могла защитить воина. Индийские же кольчуги, напротив, выполнялись из простых согнутых колец — металл был достаточно хорош, и держал удар без утомительного заклепывания каждого колечка. А ведь колечек в средних размеров кольчуге ни много, ни мало — от пятнадцати до тридцати тысяч, смотря какой частоты плетение. Профессор возмущенно заявил, что с таким подходом к делу, когда один, например, костюм составляется из предметов, надерганных по всем временам, планетам и культурам, реконструкторы — даже наилучшие из них, которыми все считают жителей Уникорна — ничего толкового не добьются, и для большой науки все их усилия навек останутся несерьезными игрушками.

      Тут Красильщик резко поднялся и профессор умолк — Изабелле показалось, испуганно. Но Красильщик, по-прежнему широко улыбаясь, не произнося ничего, прошествовал к своей конторке, извлек из ее недр какие-то бумаги и все так же вежливо протянул их суровому критику. Очевидно, это и были ожидаемые документы. Седой профессор обрадовано схватил их и далее говорил, уже подчеркивая слова резкими взмахами руки, отчего зажатая в пальцах бумага жалобно шелестела. Он яростно обрушился на "правило пяти шагов", пользуясь которым, большинство участников Игры подбирало себе костюм. Согласно правилу, если с дистанции в пять шагов игровой наряд не отличался от образца, то он и считался исторически верным. Для ревнителя чистой науки правило "пяти шагов" выглядело просто-таки кощунством, о чем профессор тоже не преминул вспомнить.

      Опасаясь чересчур затянуть речь, академик поспешил объясниться. По его мнению, общество проявляет свой уровень во всем, чем бы ни занималось. Следовательно, если на Арде плохо воссоздают историю, то почему он, профессиональный историк, должен думать, что и остальные стороны жизни на Арде организованы хорошо? И профессор наконец-то предъявил претензии, на которые, по мнению Изабеллы, Привратник Арды просто обязан был ответить.

      — Вы не должны игнорировать обучение детей — заявил профессор, — Иначе Ваши наследники вырастут куда более глупыми, некультурными и грязными, чем Вы сами. А школ и хороших дошкольных учреждений я тут что-то не наблюдаю. Это раз. Потом, пока средний возраст колонистов тридцать лет или около того, нет большой нужды во врачах. Поэтому немного и врачей, все они главным образом по крупным городам. Это два. Вот-с, Вы воссоздаете средневековье; а знаете ли Вы, какая тогда была детская смертность? Думаю, мало кто из Ваших детей выживет, если Вам в самом деле удастся возродить на этой планете столь любимый Вами средневековый мир! Да ведь по глухим углам у Вас до сих пор даже электричество не удосужились наладить — а через полгода десятилетний юбилей Первой Посадки!

      Изабелла вздрогнула. Седой историк попал в самую точку. Что бы там ни говорили мужчины, рожать женщины предпочитают в тепле и уюте. Распространение людей по планете сдерживалось именно сосредоточением хороших школ и нормальных больниц в самых крупных городах, вокруг столицы. Если Сэпли не хотел, чтобы неожиданный критик вовсе отговорил Изабеллу от попытки поселиться на Арде, он обязан был возразить.

      Привратник ответил внятным холодным голосом, которым чиновники дают посетителям неприятные для себя объяснения:

      — Господин профессор! Вы правы во многом, но не в главном. На нашей планете средневековье не воссоздают. Арда — обычная планета, с обычными для большинства молодых колоний проблемами, на которой в средние века всего лишь играют. Можно взять примером бразильские карнавалы на Старой Земле. Четко разделяется Игра и не игра. Как будто понарошку, но со временем переросло в серьезную индустрию, которую так любят серьезные люди... О, не сочтите за издевку... — тут Сэпли умолк и призадумался.

      В этот миг Привратнику было не до опасений, что Изабелла может испугаться, забрать документы и улететь восвояси. Красильщик заново переживал все упреки, какие ему приходилось выслушивать в этом самом зале за то немалое время, пока он принимал и провожал людей. Замечания проходящего визитера, пусть внимательного, и умного, как этот профессор истории, Привратника почти не расстраивали. Свои всегда больней лупят; куда неприятнее вспоминался второй год колонизации. Тогда случилась неожиданно суровая и длинная зима, два человека в лесу замерзли насмерть: не знали, что на холоде ни в коем случае нельзя засыпать. А может и знали из книжек, да шкурой не прочувствовали. Вспомнил Красильщик, как плюнул ему в лицо дожидавшийся шаттла Торкве из Ноттингема, как собственная команда Красильщика назвала Сэпли плохим капитаном, а сам проект колонии глупым, ошибочным и неудачным. И едва заикнулся Красильщик — помнят ли его друзья бесконечное, распахнутое в вечность, счастье, переполнявшее всех в день Первой Посадки? — вылилось в ответ столько грязи, да такой гадостной, что Сэпли навсегда зарекся лечить худшее лучшим: худшего не выправишь, только лучшее испачкаешь. Той весной, помимо Торкве Ноттингемского, Красильщик с болью в сердце проводил к шаттлам добрую половину собственной группы, и от пережитого не скоро оправился...

      Сэпли очнулся и вынырнул из воспоминаний. Несколько секунд он и отбывающий историк безмолвно смотрели друг на друга. Затем, убедившись, что Привратник в спор не вступает, а все документы оформлены, профессор решил, что делать тут больше нечего. Если девчонка остается — что ж, в молодые годы меньше всего любят прислушиваться даже к хорошим советам, а не то что менять свое решение под впечатлением сколь угодно убедительной речи незнакомого старика. Историк попрощался, покинул присутственное место, и гордо зашлепал по весенним лужицам. Профессор направлялся в космпорт Осгилиата, чтобы вечерним шаттлом улететь к зенитной прыжковой точке звездной системы. Там шаттл пристыкуется к Ткораблю, на котором профессор истории окончательно покинет так разочаровавшую его Арду.

      Проводив гостя, Привратник испустил вздох облегчения и извинился перед Изабеллой за непредвиденную задержку. Он пригласил ее пересесть ближе, поместился за конторкой, и принялся быстро заполнять бланки. Буквально через пару минут Изабелла получила на руки страховое свидетельство, а медицинскую карту она еще раньше оформила у портового врача. Оставалось самое волнующее.