Книга четвертая. Корректор реальности.

-Согласен, конечно! Ведь мы приехали не в Москве время прожигать, правильно я думаю? Нам самое место на фронте.

-Правильно мыслите, голубчик, правильно. Ну вот, извольте получить — паспорта... мандаты, деньги, ключи. Вот вам адрес... Располагайтесь и будьте готовы по первому требованию выехать на фронт.

-Всегда готовы, Петр Карлович... В душу вашу мать, месьё Аппельстрём! Это вы мне за Циперовича?

-А что такое, голубчик?

-Да вот фамилия... Кошаков. Я вам что, Кот-Матроскин?

-Зря вы себя распаляете, голубчик. Зря! А род Кошкиных не припоминаете? Старинный боярский род! Основатель — Андрей Иванович хм-м... Кобыла.

-О-о-о! Еще и Кобыла!

-Да нет! Кошкиными они стали по прозвищу одного из сыновей Андрея Ивановича. А Захарьины-Кошкины — не хотите ли? От сына Захария Ивановича Кошкина — Юрия, произошли Романовы, между прочим! Царская династия, каково!

-Так они Кошкины, а я — Кошаков!

-А у вас, хм-м, по мужской линии фамилия пошла, да... Что не менее достойно. Ну, берете?

-Что с вами делать, господин Аппельстрём, беру... Пока вы мне какого-нибудь Какашкина не подсунули. А еще один комплект документов? Ага, вижу... Ну — совсем другое дело! Николаев! Просто и хорошо! Эх-х, зря он имечко-то поменял... Был бы Адрианом Николаевым — какая красота! Ну да ладно... Адрес квартиры где? Ага, вот он. Удалюсь рыдать и кручиниться над своею судьбинушкой... Что говорите? Там есть телефон? Вот и хорошо — будет возможность заняться сексом по телефону... Ах, не для этого? Ладно, уговорили. Будем ждать вашего звонка. Засим — разрешите откланяться, уважаемый Петр Карлович!

* * *

Вот так мы и вступили с Андреем в новую жизнь. Как раз в день начала Великой Отечественной войны. Видели все — недоумение, растерянность и злость людей, собирающихся у репродукторов на столбах, рыдания женщин и громкие, разухабистые песни молодых мужчин у военкоматов, вооруженные патрули на улицах, очереди в магазинах... Но особо долго нам сидеть в Москве не пришлось. "Дан приказ ему на Запад..." — и нас перенесли в Белоруссию. Задание было простое — не допустить прорыва немцев через нашу засаду на лесной дороге. Что получилось — вы уже знаете. Первая благодарность, возросший боевой ценз. А потом — первый выговор. А дело было так...

Успешно "потерявшись" ночью, мы с Андреем оторвались от отряда лейтенанта Суворова и двинули на следующее задание. Оно было простым — уничтожить большой склад ГСМ в полосе наступления немецких танковых колонн. Нечего им раскатывать на нашем горючем, иродам. Так вот, склад немцы уже обнаружили. Обнаружили, доложились по команде, оставили отделение солдат для охраны и рванули вперед. Ну, жечь — дело нам, опытным диверсантам-пиротехникам, привычное. Да и отделение немцев особой сложности не представляло. Двое часовых было у въезда на склад, один немец торчал на вышке, а остальные шныряли по территории склада, видимо, делали опись прихапанного имущества.

Нам даже стрелять не пришлось — часового на вышке я сбил гранатой, из которой удалил запал, Андрей прикончил своих ножом, а потом мы потихоньку передушили остальных оккупантов. Собрали тела к одному из огромных баков, зарытых в землю, я установил свои клубочки, подобрал гранату у вышки — пригодится еще, мы отошли, клубочки фукнули, и начался фейерверк. Точнее — мировой пожар. Горело хорошо, дело было сделано, и мы пошли в отрыв.

Шли перекатами. Я в бинокль высматривал предстоящий отрезок пути, потом переносился вместе с напарником по реперу, прокладка нового броска — и так далее. Хлопотно, конечно, на зато довольно быстро. И безопасно. Если не нарваться. А мы как раз нарвались.

Дорогу мы оставили справа, километрах в полутора в стороне, и двигались параллельно ей. Ничего не предвещало опасности, не было ни стрельбы, ни звука моторов. Но, когда мы сделали очередной бросок, я услышал довольный, здоровый хохот нескольких молодых глоток. Мы переглянулись и бросились вперед.

Картина была такая. Мерно мотая головой, стояла запряженная в телегу лошадь. Вокруг лошади столпились пять немцев, гогоча над двумя своими товарищами, которые устроили показательный чемпионат по греко-римской борьбе. Вдруг, один из борцов закричал высоким женским голосом: "Не-е-т! Не надо! Ой, мамочка!" Андрей засопел и вскинулся. Я положил ему руку на плечо.

В это время один из немцев, сдергивая с плеча карабин, подошел к телеге и закричал: "Los! Los!" Он ударил кого-то прикладом, я услышал стон, и из телеги начал подниматься перевязанный бинтами мужик. Немец клацнул затвором, девушка пронзительно завизжала.

-Андрей, давай!

Андрей и дал! Если он имеет такие же возможности, как и у меня, я могу спокойно работать каскадером в Голливуде. Мне ни Шварц не нужен, ни всякие там ниндзи — все сам сделаю. Только снимать надо на высокоскоростную камеру. Бросок сержанта Николаева я едва сумел заметить. Немцы полетели сломанными кеглями. И сразу же стало тихо. Я привычно метнул телекинезом чугунную лимонку в голову немца с карабином, и он осел тихой кочкой. Забинтованный мужик только качался и хлопал глазами.

Андрей зарычал и поднял немца с расстегнутой мотней. Что он там с ним сделал, я не видел. Я помогал встать девушке в растерзанной армейской форме. Вдруг немец завизжал как кастрат. Ну, значит, так тому и быть...

-Андрюша, друг мой... Ты не увлекайся — люди вокруг... Вставайте, сержант...

-Санинструктор...

-Ну, тем более... Приведите себя в порядок, все-все... Он ведь не успел, так? Ну, вот. Все прошло, спокойно, спокойно... Ну, поплачь... Только недолго — у тебя вон раненый ведь...

-Как же они так могли, как могли... ведь Тельман... немецкий рабочий класс... а-а-а!

Я скрипнул зубами.

-Это не тот рабочий класс, про который ты думаешь, девочка. Это — еще те работнички... ножа и топора. Ты еще увидишь их работу. Мы все увидим...

Сзади раздался неприятный хруст, и немец замолк.

-Давай, санинструктор, займись делом. Я сейчас...

Андрею было плохо. Он сидел над трупом немца. Голова фашиста была просто-напросто свернута.

-Андрюша, ты как?

Он поднял на меня больные глаза.

-Тур, я научился убивать... Теперь я стал настоящим человеком, правда? Я их буду убивать и дальше. Буду убивать... буду...

-Все! ВСЕ! Хватит! Очнись, сержант! Вон иди, девушке помоги лучше, слышишь?

Он кивнул и начал вытирать ладони об солдатские шаровары. Тер сильно, сосредоточенно. Я оставил Андрея в покое и пошел к телеге. Раненый без сил навалился на нее.

-Вы кто?

-Там... гимнастерка, документы...

В телеге лежал еще один перебинтованный человек. Из его глаз катились слезы боли и беспомощности. Я порылся в сене рукой и нащупал воротник гимнастерки с петлицами. Так, капитан, пехота... Удостоверение... командир 2-го батальона 213 полка 28 стрелковой дивизии... Понятно. Я откозырял.

-Техник-интендант второго ранга Кошаков. Как вас так, а, товарищ капитан?

-Говорить трудно... Ранили меня, не помню... два дня держались, потом нас сбили и погнали... Потом — повел в атаку... взрыв, очнулся в телеге.

-Ясно... Давайте, я помогу вам лечь. Вот так... Лучше? Вот и хорошо. Санинструктор! Ко мне! Докладывайте...

А что тут докладывать — размолотили полк. Раздергали по батальонам, артиллерию забрали на танкоопасный участок. А на них вышли другие танки. С одними винтовками долго не продержишься. Погнали, стреляя в спину. Комиссар приказал ей вывозить раненых. Двое в пути умерли. А сегодня нарвались на немцев, не углядела она их. В кустах сидели.

Я прошел в кусты. Хорошо сидели немцы — и пожрать есть что, и выпить. Около двух мотоциклов с пулеметами была накрыта скатерть-самобранка. Это я в смысле, что скатерть была наша, с вышивкой, льняная... Ну и разносолы, естественно, были наши. Сало, огурцы, вареная курица, зелень. И самогон, а куда же без него?

-Андрей! Гони телегу сюда, грузиться будем. Но сначала оружие собери. Быстро давай, эти немцы тут не сами по себе сидели...

Девушка перестала хлюпать носом, восстановила, как смогла, целостность своего обмундирования, и теперь хлопотала около раненых. Куда же я их дену? Вот в чем вопрос... А пока надо пулеметы снять. Куда ж в лесу без пулемета? Вот я и говорю.

-Тур, им надо помочь! Я их не могу бросить — их убьют. — Незаметно подошедший Андрей горячо зашептал мне на ухо. — Они без нас погибнут!

-А если нас всех убьют? Ты понимаешь, что они нас по рукам и ногам вяжут? И прекрати мне этого Тура лепить, где надо и где не надо!

-Я их не брошу! Не хочешь помочь — иди один!

-Был бы у нас приказ — ушел бы... Только вот мы сейчас временно как бы ни при делах. Ну, ладно — поможем! Тут до линии фронта вроде не так уж и далеко. Машину бы... На этой повозке прошлого далеко не уедешь. Ты вот что, Андрей, сними-ка с немца какого форму почище. Да и для себя подбери. Видимо, придется организовать автопробег. Немецкий язык не успел еще забыть? Только вложили, помнишь еще? Вот и хорошо. Тады — "Schnell, schnell, Korporal"!

Но быстро не получилось — чего я боялся, то и случилось. Послышался звук моторов, и на дороге, метрах в шестистах от нас, тут дорога подходила поближе, показалась небольшая колонна немцев.Два мотоцикла, броневик и грузовик с солдатами. Они высыпали на дорогу, засвистели своим камрадам, валяющимся сейчас битыми тушками в кустах, загомонили. Выстроившись аккуратной шеренгой (вот, где орднунг и дисциплина!), часть железных бойцов вермахта проявили известную и простительную слабость, и начали бодро орошать обочину дороги.

-А вот и грузовик, Андрюха! Как по заказу! А может, бронетранспортер взять, а? Вести его замучаешься, но хоть от пуль прикроет. Пулемет опять же... Значит, слушай сюда, сержант! Делать будешь так...

И я метнулся в тыл немцам. Сгибаясь, как рахитичный дед, я начал подкрадываться к бронетранспортеру. Хорошо, что пулеметчик смотрел в сторону стоящих в кустах мотоциклов. Тут кто-то пролаял короткую команду, водитель врубил мотор бронетранспортера, а пулеметчик соскочил на землю. Раздался топот строящихся солдат. Самое оно! Я резко, рыбкой, запрыгнул в брюхо уродца. Пришлось опять портить свою лимонку. Как бы её не сломать! Водитель был в пилотке, и не выдержал столкновения с действительностью. Мигом выбросив немца назад, я занял его место и погнал бронеход вперед. Сзади раздались крики, но выражение неудовольствия шло не очень долго. Как только я дернул технику, Андрей начал стрелять. А пулеметную ленту я ему зарядил. Причем — изрядно! Смотреть назад я не мог — выруливал по дуге к телеге, поэтому побоища я и не видел толком. Видел лишь полыхающий здоровенным дульным пламенем пулемет Андрея. Но вопли заживо сгорающих немцев, хлопки взрывающихся бензобаков и треск горящих мотоциклов и грузовика я слышал даже через нытье мотора бронетранспортера. Впечатляет! Наконец пулемет смолк. А тут и я подсуетился.

Выпрыгнув из чертовой железяки, я схватил скатерть и начал ее увязывать.

-Ну, санинструктор, что стоишь?! Бинты у убитых немцев собрала? Давай грузить раненых. Прошу! Такси подано, нам ехать надо!

* * *

Выйти к нашим мы сумели. Правда, нам с Андреем долго не верили, все пытались уличить в измене Родине. Но мы отбились. Пришлось показать одну интересную бумагу из ГРУ НКО СССР, после чего все подозрения в том, что мы переодетые немецкие диверсанты, быстро рассеялись. Да и сержант-санинструктор с капитаном что-то рассказали. Личность капитана подтвердил один знающий его по прошлой совместной службе командир, и от нас отстали. Даже предложили отправить в штаб дивизии, благо в ту сторону шла машина за боеприпасами. Мы с напарником с радостью согласились и потрусили в тыл. Навстречу новым заданиям.

А за этот не предусмотренный приказом бой я и получил свой первый выговор от начальства. Наряду с повышением боевого ценза. Ну, одно другого стоит...

* * *

Глава 3.

Вернувшись в Москву, я вдрызг разругался с начальством. Повод был. Меня страшно обидело не то, что мне влепили выговор, а то, за что его, собственно, влепили! За спасение этой девочки санинструктора и двух раненых. Ну и за устроенное нами побоище, конечно... Хотя за это могли бы и наградить.

-Да поймите же вы, Тур, не ваше это дело пытаться спасти всех, кого вы встретите на дорогах войны. Это же невозможно, в конце концов! Ваше дело — точечные, микроскопические коррекции! Ясно?

-Не ясно, Петр Карлович, абсолютно не ясно! Задание было выполнено, ваши точечные коррекции проведены, мы уже отходили к своим, а тут — люди... Раненные, попавшие в руки врага! Вы знаете, что немцы с ними сделали бы, а? С этой девушкой? Вот-вот... молчите и дальше. И потом, а кто вам сказал, что спасение этих людей не приведет к дальнейшим позитивным изменениям реальности? А может, этот капитан, выйдя из госпиталя, так будет бить немцев, что дым коромыслом? А санинструктор спасет еще не одного бойца? Вот вам и коррекция!

-Не станет ваш капитан новым Буонапарте, не суждено ему... Я проверил. Погибнет он летом 42-го, правда — погибнет, будучи уже командиром полка. Неплохим, скажем так, командиром. И девушка эта погибнет, уважаемый Корректор... Я понимаю, тяжело... Но вы-то знаете реальный уровень потерь 1941-1942 годов, а, Тур? И один человек не в силах это изменить. Не дано ему спасти всех. Понимаете? Тем более, что нас на планете всего пять человек. Не считая пилотов хронокапсул и техперсонала. Но они в коррекциях участия не принимают.

-А, кстати! Кто вам дает точки приложения по коррекции реальности? Кто рассчитывает последствия? И что дают наши усилия, могу я узнать?

-Получается, что нет, Тур. Точки воздействия на текущие события дает аналитический отдел Службы коррекции. Как они там их высчитывают — я не знаю. Это секрет. Скажу только, что аналитики — мощное подразделение, и возможности у них высочайшие! Но! Я подчеркиваю — но! Даже они ошибаются! Видите ли в чем тут дело... Реальная история достаточно упертая и упругая вещь. Она всеми силами пытается противодействовать тем изменениям, которые мы пытаемся привнести. А принимает она такую малость, что серьезно говорить о каких-то значимых и видимых невооруженным глазом изменениях и не приходится. Ну, посудите сами что получится... Например, вы провели ряд блестящих коррекций. Ура! Враг лишился всего — горючего, боеприпасов, сорвано снабжение войск противника. Красная Армия под командованием Тимошенко, скажем, а он ведь сумеет и в 41-м году крепко дать немцам по сусалам, или того же Жукова, неудержимой лавиной гонит немцев на запад! А, каково?! Враг разбит, победа уже виднеется на горизонте? Да и Ла-Манш уже рядом. Сопротивление подавлено, вермахт разгромлен, да? Нет! Ничего подобного! Испуганный Гитлер бежит под крылышко испуганных англичан с американцами, и уже новый союз заключается против СССР. А тут еще подоспеет атомная бомба... А американцы и рады ей бабахнуть. И вот над нашими войсками, где-нибудь в Голландии, там, или во Франции, встает ядерный гриб. А следующий — над Москвой. Вы этого хотите? Я нет.

-Я не хочу, чтобы моя страна умывалась кровью... Я не хочу, чтобы она потеряла столько своих людей. Это принесло непоправимый вред — Советский Союз слишком многое потерял в борьбе за свое существование. У руководства страны закрепился своеобразный испуг новой войны. Пошли перекосы в экономике, политике, излишняя милитаризация, гонка вооружений, которую мы просто не могли выиграть. Все это привело к известным результатам... Нет больше Советского Союза. Нет второго, сдерживающего, мирового центра силы. Нет новой идеологии, нового общественного строя. А это обедняет историю цивилизации, тормозит ее развитие, закукливает в старые формы и не позволяет ей идти вперед... Это ли не задача для Службы коррекции?