Термит

Человек в плаще, не сбавляя скорости, забежал в кафе.

Байкер, чертыхнувшись, последовал за ним. На первом этаже все было тихо, девушка за барной стойкой продолжала пялиться в телевизор, клиенты негромко переговаривались, пили кофе и ели пирожные.

— Вот ты где, — пробормотал байкер и взбежал по лестнице на второй этаж.

Посетителей здесь не было, столики стояли пустые. Напротив лестницы начинался короткий коридор к туалетам. Байкер коснулся шлема, но, передумав, не снял. Он наклонился к тяжелым сапогам и вытащил из левого короткий тонкий щуп — электрошокер.

Сжав оружие в руке, байкер прокрался по коридору. На мгновение остановился перед двумя дверьми. На левой красовалось изображение львицы, на правой — льва. Прислушался — тишина. Помедлив, он взялся за ручку двери женского туалета и беззвучно проскользнул внутрь.

Помещение было залито неярким фиолетовым светом. На стене располагался ряд умывальников, над ними — огромное зеркало. Далее шли туалетные кабинки. Стекла в единственном окне напротив двери оказались матовыми и цветными, создавая этакий витраж, под окном стоял широкий стол.

Цепочка чуть смазанных грязных следов вела к первой кабинке.

Неторопливо оглядевшись, байкер выставил шокер впереди себя и двинулся по следам. Зеркало отразило его темную напряженную фигуру. По мокрой поверхности шлема ползли фиолетовые блики, кончик шокера чуть подрагивал.

Байкер остановился напротив кабинки. Белая полоска на двери свидетельствовала о том, что она не заперта. Он положил левую ладонь на ручку, осторожно нажал и резко потянул на себя.

Кабинка была пуста — на унитазе валялись обрывки туалетной бумаги, черные от грязи. Байкер стал разворачиваться, почувствовав движение сзади.

Он не успевал.

Охотник выпрыгнул из соседней кабинки. Замахнулся крышкой от туалетного бачка — и с силой опустил ее на голову байкера. Брызнула в стороны керамическая крошка. Шлем выдержал, лишь треснув в месте удара.

Байкер пошатнулся, и Охотник двинул его обломком крышки, на этот раз в правое плечо.

— С-сука, — шлем почти заглушил ругательство.

Шокер выпал из обессилевших пальцев. Охотник нагнулся, чтобы его подобрать, и тут же получил удар ногой в бок. Упал в проход между кабинками.

Байкер, не теряя времени, кинулся к врагу. Пинок — Охотник откатился по полу, сгруппировался и, поднимаясь, бросился к дальней стене.

В руке байкера сверкнул нож.

Охотник запрыгнул на стол. Отбил ногой выпад, стараясь выбить оружие, — не вышло. Противники замерли. Напряженный Охотник на столе, байкер — напротив, с ножом в руке. Из-за шлема слышалось тяжелое дыхание, а серый шарф обрисовывал контуры открытого рта при каждом судорожном вдохе.

— Ты — Мордред? — наконец прорычал Охотник.

— Да, а ты — труп!

Мордред медленно обошел стол. Охотник следил за каждым его движением, и на первый же выпад ответил ударом ноги. Байкер схватил его левой рукой за лодыжку, дернул.

Охотник рухнул на столешницу, одновременно пнув противника в грудь. Мордред увернулся. Его нож лиловой молнией вспорол воздух и вонзился в гипсокартон. Извиваясь как уж, Охотник отполз назад. Мордред запрыгнул на стол, подскочил к противнику и ударил ногой в плечо. Того откинуло на окно. Звякнуло, разбиваясь, стекло.

Охотник привстал на полусогнутых, держась рукой за плечо. Бросил взгляд назад, передернулся.

Мордред шагнул вперед, выставив перед собой нож.

Охотник еще раз оглянулся. Сквозь разбитое окно тянуло сыростью, было слышно, как внизу ездят автомобили. Он покачнулся, нелепо схватился за стену.

— Ты чего?

Охотник отчаянно протянул руки к врагу. Он схватился за лезвие ножа, как за соломинку над пропастью, но дыра сзади словно тянула его. Руки скользнули по клинку, окрашивая его в багровое, и мастер-кукловод безвольно выпал вниз из окна туалета.

17. Эфир

Термит падал в серую, затягивающую бездну. Черные пятна зловещих птиц чудились ему далеко внизу, и красный блеск заходящего солнца слепил глаза. На зубах скрипел песок...

Удар о землю привел его в себя. Термит вдруг увидел обычнейшую улицу, по которой идут люди с черными зонтами и горит красный сигнал на светофоре. Вверху щерилось разбитое окно. Из него выглядывал человек в шлеме байкера. Он группировался, собираясь спрыгнуть. Второй этаж — не низко, но и не ужасно высоко.

"Мордред!"

Термит вскочил и кинулся бежать. На светофоре как раз застыло пустое такси, после пары выразительных жестов, водитель открыл дверь.

— Прямо! — крикнул Термит, заскакивая внутрь.

— Угу, — меланхолично отозвался водитель, включая счетчик.

Когда Мордред добежал до светофора, тот уже показывал зеленый. Автомобили тронулись. Термит обернулся и увидел, как фигура его противника тает за завесой дождя.

— Спасибо, шэф.

"Чертов импульс Нингена, надо же схватить флэшбэк в самое неподходящее время".

Термит со вздохом всунул в прорезь сканера кредитную карточку: эти несколько километров поездки выльются ему в овердрафт, и если он вовремя не пополнит счет, банк насчитает зверские проценты.

— Здесь, на углу! Спасибо!

Вернувшись домой, Термит содрал с себя мокрую одежду и повалился на кровать. Зарылся в одеяла и отключился до воскресного утра.

В снах он то падал, то дрался, то убегал, но, к счастью эти фрагменты были слишком отрывисты и мутны, чтобы вылиться в настоящий кошмар.

Проснувшись, он ощутил, как болит все тело. Принял горячий душ и обработал раны и ушибы. Через левую ладонь шла наискось длинная царапина. Она была неглубокой, и Термит ограничился тем, что заклеил ее пластырем телесного цвета.

"Откуда там появился Мордред, интересно? Будто ждал. А вдруг... вдруг все так и было?! Он рассчитал, что я замечу выступления этого болвана, и знал, что Воленский наиболее уязвим, когда выходит из телестудии".

Термит вскочил и нервно заходил по комнате. Ушибленная нога болела, но сидеть на месте он не мог.

"Так, нужно думать последовательно. Если Мордред действительно использовал его как наживку он должен был убедиться, что я захочу напасть именно на Воленского. Возможно, он достал результаты опросов свидетелей с Тисовой улицы и сделал вывод, что для Охотника принудительная коррекция памяти — больное место. Зная это, вычислить, кого я захочу убрать, — дело нехитрое. Впрочем, полиция и до этого не додумалась".

Остановившись у окна, Термит закурил.

"Мордред, судя по всему, взялся за это дело серьезно. Тем лучше. Я надеялся спровоцировать общество защищаться — я сделал это. Главное, чтобы это хако-байкер не выбил меня из игры до шоудауна".

Он бросил взгляд на часы: они показывали половину первого.

"Еще два часа, и мы увидим, как теперь себя чувствует наш дражайший лидер Справедливости".

Термит затушил сигарету и отправился на кухню. Ужасно хотелось порыться в Интернете, поискать возможные заметки о вчерашнем инциденте в кафе и рядом. Но он решил отложить это на потом и, включив погромче музыку, принялся стряпать гуляш из клоно-кролика.

На цветастой упаковке виднелся лейбл "Клонакса" — компании, в которой работал Котов. В емкостях с био-раствором выращивались свиные отбивные, куски говяжьей вырезки, куриные грудки и прочие вкусные части тела. Есть клоно-мясо в приличном обществе считалось апогеем дурного тона, но Термит окончательно перешел на него после визита на рабочее место Котова. Тот показал ему контейнеры, где были сложены те же продукты, но со значками биологически-традиционных.

Готовка затянулась надолго, но к началу передачи Термит успел сделать мясо и настрогать салат. Разложив еду на тарелки, а тарелки на поднос, он отнес снедь в комнату, включил телевизор и с удобством расположился в кресле.

— Сегодня у нас в гостях известный активист движения "Справедливая инициатива", бывший судья и бизнесмен господин Воленский! — ведущая в строгом костюме с неожиданно глубоким декольте встала, чтобы поприветствовать гостя.

"О, имплантация души наркомана явно прошла успешно", — злорадно заметил Термит, поддевая вилкой лист рукколы.

Воленский выглядел, как призрак самого себя. Даже умело наложенный грим не мог скрыть бледности лица, а дорогие капли — воспаленного покраснения глаз. Политик был похудевшим и усталым.

"Всего-то ночку побывал в шкуре отброса общества, но, я вижу, все хорошо прочувствовал. Что ж, эксперимент с новой матрицей оказался удачным. Отлично, теперь я могу в некоторых пределах контролировать поведение биореактора".

Ведущая задавала дежурные вопросы, Воленский отвечал невпопад. Термит наслаждался зрелищем, поедая гуляш с салатом.

— Вы считаете, что общество не обязано терпеть тех, кто не следует его законам, — говорила ведущая, волнительно положив руку на грудь, — но не кажется ли вам, что стирать личность из-за малейшей провинности — жестоко?

— Вся наша жизнь жестока. А стирание никчемной личности — это благо. Когда человека раздирает отчаяние, боль и ненависть ко всему миру, войти в пустоту — это желанный исход.

— Вы так считаете?

— Я это знаю. Отребья общества, преступники и маргиналы, они бегут от себя, они вмазываются героином, насилуют, убивают, все для того, чтобы на миг забыть о том, какое же они на самом деле дерьмо. Их жизнь — это череда дней без света надежды.

— И вы считаете, что стереть их личность в данном случае — милосердие?

— Да! Да...

Воленский вскочил с кресла. Его била дрожь. Сейчас он больше всего походил на наркомана, пропустившего прием дозы.

— Я не хочу так жить, — прошептал он.

"Да ладно, в нашем районе половина людей так живет, и ничего", — Термит отправил в рот кусочек мяса.

Камера застыла, показывая крупным планом измученное лицо Воленского. Он порывистым движением стер пот со лба и повторил:

— Я не хочу так жить.

Пошатываясь, он подошел вплотную к камере.

— Забвение — это счастье.

Ударился лбом об объектив. Изображение вздрогнуло. Воленский приложился о камеру еще и еще раз. По его лицу медленно полз ручеек крови, а политик все бился и бился.

Ведущая вскрикнула.

После одного особенно сильного удара, изображение погасло. Некоторое время были слышны лишь крики и треск, а потом оператор включил трансляцию с камеры под потолком студии. Видимо, на телевидении рассудили, что подобный скандал только добавит программе рейтинга.

Окончательно раздолбав камеру, Воленский застыл, будто не зная, что делать. Он запрокинул голову вверх — в рваной ране блеснул осколок стекла.

— Выключите трансляцию, вашу мать, выключите трансляцию! — истошно орал кто-то за кадром.

Термит отложил вилку и поставил на пол поднос с грязными тарелками. Вцепился в подлокотники кресла, напряженно наблюдая за происходящим.

Воленский резко повернул голову, оставив в воздухе трассирующий след из капелек крови. Двое мужчин в темной одежде секьюрити уже бежали к нему.

Экран телевизора резко почернел, а затем заполнился цветастой рекламой новой зубной пасты.

Термит выругался. Выключив телевизор, он кинулся к компьютеру. Забил в окно поисковика "Воленский", нажал энтер. Одна из ссылок оказалась тем, что он искал: кто-то из массовки в студии снимал происходящее на телефон и сразу отправлял в Интернет. Изображение было зернистым и дерганым, но оно было.

Воленский отходил в противоположный от выхода угол студии. Секьюрити задержались, пробиваясь через декорации. А он всплеснул руками и крикнул:

— Дайте мне... дайте мне нож!

Под ударами тяжелых сапог секьюрити рушились картонные профили небоскребов.

Воленский тянул окровавленные руки к толпе зевак, в которую превратились и зрители массовки, и пара подсобных рабочих, и операторы.

Серебристый металлический предмет упал к его ногам. Это был небольшой складной нож: кто-то мрачной шутки ради исполнил просьбу Воленского.

Секьюрити на бегу вытащили травматические пистолеты. До безумца им оставался один рывок.

Воленский поднял брошенный нож, раскрыл лезвие и всадил его себе в горло.

— Какая ирония, — заключил Термит. — Вот тебе и достойные члены общества — всегда готовы кинуть тебе нож.

Кровь ключом била из раны — видимо, клинок перерезал сонную артерию. В студии поднялся переполох, кто-то визжал, кто-то дрался. Скоро телефон выбили из рук снимающего, и трансляция прекратилась.

Число посмотревших ролик стремительно росло. Термит с сожалением убрал курсор от кнопки "комментировать". Он закрыл окно и стал искать информацию о вчерашнем инциденте. На некоторых новостных сайтах пара строчек оказалась посвящена байкеру, который многократно нарушил правила дорожного движения возле остановки монопоезда. Кроме того, как выяснилось, мотоцикл был угнан накануне.

— Отлично. Значит, в полицию жаловаться мы не пойдем, — пробормотал Термит.

Подхватил поднос и отправился на кухню. Водя мыльной губкой по тарелкам, он продолжал обдумывать произошедшее.

"Никто, кроме Мордреда, не знает, что в случившемся с Воленским замешан Охотник. А Мордред не станет доносить об этом полиции, за устроенные гонки ему светит года два тюряги. В то же время, если только я достаточно хорошо понял его характер, — он наверняка выступит с обличительным заявлением. Конечно же, не поясняя, откуда у него эти факты. Будем на это надеяться, иначе придется самому возиться с прокси и придумывать пафосное обращение".

Домыв посуду, Термит закурил и вернулся в комнату. Обновил страницу с комментариями к видео и расплылся в довольной улыбке.

"Внимание всем. Я — Мордред. Я не стану вдаваться в детали, но я точно знаю, что в сегодняшних событиях повинен Охотник. Он умудрился ввести Воленскому препарат, именно поэтому тот был сам не свой. Уверен, Охотник ненавидел идею "Справедливой инициативы" и именно поэтому подписал ее организатору смертный приговор. Да, он прекрасно знал о последствиях и рассчитывал на самоубийство Воленского. Охотник начал с простого хулиганства, но теперь перешел к убийствам. Рано или поздно он ответит по всей строгости закона, но пока — будьте бдительны!"

— Ах, как же ты предсказуем...

18. Тьма

Вечером Термит шел по тихому парку, подбрасывая ногами ворохи желтых листьев. Наконец-то распогодилось, и на расчистившемся небе одна за другой проступали звезды. Вдалеке шумела автострада, за деревьями смеялись и пели подростки. По узкой тропинке слева бежал спортсмен с прикрепленным на лбу фонариком, как у шахтера.

Термит медленно втянул ртом осенний воздух. Будто студеной воды напился. На душе было легко и спокойно. Поединок в туалете кафетерия, самоубийство Воленского казались не более реальными, чем блокбастеры "Илюжнс Инкорпорэйтед".

В левой руке Термит нес пакет с изображением кинозвезды, облизывающей клубничинку. В нем лежал свернутый черный плащ, порезанные ножом Мордреда перчатки, шарф и кипа старых газет и рекламных проспектов.

Повернув в сторону от основных троп, Термит пробрался между кустов ежевики и старых лип к берегу канала. Набережная на другой стороне была пустынна. Дорожки света от редких фонарей дробились рябью на поверхности воды. Термит отстраненно подумал, что где-то там, на дне, лежит тело Тройки.