Хранитель: первая война

Стряхнув грязь, он обратил лицо к небу, к серым тучам, подставив его под дождь и снег. Вдруг, где-то далеко хрустнула ветка под чьей-то тяжелой поступью, и маг тут же поднялся на ноги.

Тира в это время, лежа в постели, вздрогнула. Ее тело напряглось, как перед броском, руки сжались в кулаки. Она чувствовала опасность. Тот лес, что ей снился, полнился странными тенями, которые сгущались вокруг фигуры Иллигеаса. Они обступали мага со всех сторон, а тот смотрел и не видел их. Тиру охватил жар. Она была с ним во сне, но только как наблюдатель, и сделать ничего не могла. Ее крика об опасности, Иллигеас не слушал. Он стоял еще некоторое время на опушке, а затем побежал. Он не испытывал страха перед смертью. Тира чувствовала нечто другое. Иллигеас не мог умереть, как обычный человек, и не мог потерять свое тело. Он жил для кого-то. Тонкая связь кольнула Тиру в самое сердце. Эта связь была не простой, не такой, как у наставника и ученика. Для Иллигеаса она имела важное значение, слишком важное, чтобы исчезнуть из этого мира.

Тира напряглась. Ее сознание сделалось чистым и острым, как кристалл. Оно резало пространство, резало тот туманный холод, что царил на чужой земле, и Тира ворвалась к Иллигеасу.

Мага окружило сияние, яркое и тонкое. Воздух зазвенел вокруг, задрожал, и липкая темнота, в которой прятался враг, стала отступать. Тени с шипением отползли в лес, и Иллигеас, остановив бег, с размаху упал в колючие заросли. Острые шипы разорвали его рукав, полоснув по коже. Горячая кровь хлынула по его пальцам на землю, и маг невольно охнул от резкой боли. Его колени ударились обо что-то твердое и шершавое. Забыв тут же о боли, Иллигеас принялся соскребать мокрые комочки мха с бугорка. Из-под них показался серый камень с древними письменами, стертыми временем. Маг, не обращая ни на что внимания, очистил камень целиком, и спешно приложил к нему окровавленную руку. Алые капли тут же впитались в камень без следа. Иллигеас надавил на глубокие царапины, выдавив тонкую струйку крови. Письмена пили ее, а потом вспыхнули желтым светом, который сменился ровным свечением. Где-то в глубине земли, на этот зов откликнулась древняя магия, и понесла свою весть на другие земли. Иллигеас прислушался к ней. Мир принял его послание. Дело сделано и теперь следовало убираться отсюда.

Маг оглянулся. Его спасли, но лишь на время. Тени подбирались к нему, и запах крови вызвал из леса кого-то еще. Этих зверей маг не знал, только слышал их утробный низкий рык и голодное урчание.

Зажав раны на руке, Иллигеас собрался с силами. Уйти с этих земель будет намного труднее, чем он думал. Воля Архимага подавляла его силу, и он снова скорчился от боли. Магия Иллигеаса рвалась наружу, а его тело сопротивлялось. Архимаг быстро это учуял, маг почти ощутил, как шевельнулась его громадная тень, и боль сдавила Иллигеаса, сжимая его горло.

Немой крик пробудил Тиру. Ее руки горели огнем, и этот огонь достиг Иллигеаса, освобождая немалую мощь. Земля под ногами мага колыхнулась, жар окатил его волной, и, воспользовавшись этим, он шепнул заклинание. Вихрь перемещения подхватил его, и вынес в Этиль Арад, в его кабинет, ударив о каменный пол всем телом.

Все смешалось. Иллигеас смутно видел, что было вокруг, разглядев только луну, что светила в окно. Он лежал на холодных каменных плитах, и боль медленно покидала его тело. Тяжелые вздохи постепенно обретали ритм обычного дыхания. Наконец, маг поднялся с пола и сделал несколько шагов, чтобы упасть в кресло. Руки дрожали, раны саднили, но Иллигеас довольно улыбнулся. Он сделал то, что хотел. Его услышат. Пусть псы Архимага и уничтожили заветные камни, один он все-таки нашел. Переведя дыхание, Иллигеас подумал о спасшей его магии. Недовольство Архимага он ощущал до сих пор. Добычу вырвали из его лап, и теперь он знал, кто это сделал. Иллигеас шепнул охранное заклинание. На сердце стало холодно. Где-то далеко шевелилась черная тень. Она рыскала, ища след, а некая сила, будто щит, отразила ее магию. Но Иллигеаса это не обрадовало.

Устало вздохнув, он встал и заклинанием высушил свою одежду. Перевязав раны, маг вышел из кабинета и направился к покоям учеников. Там было тихо. Изредка, из-за дверей доносилось мерное посапывание, а некоторые спальни, в силу ночных занятий, были пусты. Иллигеас остановился у двери своей ученицы. От нее исходил жар, странный, который не разжигал огня, однако хорошо ощущался. Чуть приоткрыв дверь, он едва не обжегся. Такую магию он на себе еще не испытывал.

Закрыв дверь, он метнулся в свои покои и достаточно вовремя. Едва он уселся за рабочий стол, попутно сменив дорожный плащ, к нему явилась незваная гостья.

Воздух задрожал мелко и зябко. Чернила выплеснулись на бумаги сами и тут же заледенели. Раздался треск разрываемого пространства, болью вошедший в Иллигеаса, и в комнату ворвалась Эллардис.

Ее кожа светилась синевой, глаза горели недобрым огнем, а одежды стали абсолютно черными. Тонкие пальцы сжались в острые кулаки, и она нависла над Иллигеасом.

— Ты... — ее голос зашипел, и пальцы схватили мага за ворот одежды. — Ты...

Вместо слов, за ее спиной мелькнула черная тень, тут же вобравшаяся в подол ее платья.

— Раздвоила свою суть? — невозмутимо произнес Иллигеас.

— Твоя суть еще мутнее моей! — прошипела Эллардис, и ее пальцы впились в ткань с такой силой, что почти проткнули ее собственную кожу. — Говори, кого ты привел в Этиль Арад?! Отвечай! Кто твоя девчонка?!

Ее рука замахнулась для удара, но в последний момент наткнулась на защиту. Охранный щит обжег Эллардис и та невольно отшатнулась. Иллигеас остался сидеть за столом. Бледное сияние вокруг него тут же погасло.

— Я привел брата и сестру, Эллардис. Аргелор стал твоим учеником, его сестра — моей ученицей, — ответил он. — Не больше, не меньше.

— Ты...что за магия тебя охраняет?! — ее шипение сделалось ледяным. — Что ты замышляешь?!

— Эллардис, твой разум помутился от долгих занятий. Ты слишком предалась тьме, это пагубно для твоего тела, — сказал маг.

— Я предана своему Ордену и Архимагу. А что касается тебя... — она подошла ближе и тень выросла за ее спиной.

Холодные пальцы, превозмогая боль, впились в горло Иллигеасу.

— У тебя не выйдет то, что ты задумала! — прохрипел тот.

— Открой мне разум! — потребовала она и надавила на него, вжимая в кресло. — Из какого мира ты выходец?!

Резкая боль заставила Иллигеаса захрипеть. Сила Эллардис выросла, будто кто-то помогал ей. Маг сопротивлялся, но не мог освободиться. Боль сковала его, и он жадно хватал воздух окровавленным ртом. Его магия, сила Высшего Мира, словно попала под колпак. Силясь вырваться, маг дернулся, и к нему метнулась черная тень. Холод сжал его голову. Тень впилась в него своими когтями, и бездонные глаза нацелились на него, как два кинжала. Его сознание пытались сломать. Оно трещало, и холод медленно вползал в него, добираясь до мыслей. Собрав свою волю, Иллигеас все же применил магию. Его пальцы слегка коснулись груди Эллардис, и ее жизнь тут же покинула ее тело. Зеленый ручеек ее сил стек по руке мага и исчез. Эллардис осела на пол, но тень не отступила. Ее когти полоснули Иллигеаса, и проткнули его плечо. С рук мага сорвался белый огонь. Шар полыхнул на всю комнату, и тень с омерзительным визгом исчезла, оставив на полу след из серого пепла.

Иллигеас зашатался. Кровь хлестала из раны на его плече. От боли стало мутно в голове. С последним усилием, он шагнул к двери, распахнул ее настежь и прохрипел имя верховного мага. Его зов был слаб, силы таяли, и он медленно сполз на порог.

— Эодар... — сорвалось с его губ.

Коридор осветился. Ярко вспыхнула звезда, и перед Иллигеасом появился верховный маг вместе с Хардаррой и Кеордиумом.

— Жив! — на ходу крикнул Эодар.

— Он жив! — донеслось до Иллигеаса, и рука арта сжала его рану.

— Это Эллардис...суть раздвоила... — шептал маг, но его не слушали.

Глава Изумрудного Ордена быстро лечил глубокое ранение, стараясь унять кровь, а Эодар с Кеордиумом прошли в кабинет.

— В мое крыло! — скомандовал верховный маг. — Живо!

По мановению его руки весь беспорядок и следы борьбы исчезли из кабинета Иллигеаса, так же, как и тело Эллардис. Эодар превратил его в пепел и испарил. Что произошло, он уже и так знал.

Едва они очутились в его крыле, туда же перенесся и Эдориус.

— Его нет! — просипел он, пытаясь отдышаться. — Он исчез! Аргелор исчез!

— Моя вина! — Кеордиум сжал свой посох и ударил им об пол.

Темные искры рассыпались во все стороны

— Нет, — спокойно сказал Эодар. — Аргелор теперь принадлежит Архимагу. Твоей вины нет. Хардарра, друг, вылечишь?

— Уже, — арт мягко уложил Иллигеаса на кушетку и его сила разлилась по телу мага. — Тут была задействована черная магия, но...нашего мага охраняли...

— Архимаг пожалует сюда, — вдруг спохватился Кеордиум.

Его пальцы дрогнули и сжались. Свои мысли от Эодара он не таил, и тот отчетливо почувствовал, как ворошились тени и сумерки, еще не попорченные чернью, торопясь спрятаться в лесах.

— Нет...ему нельзя... — хрип дался Иллигеасу с болью, и рука Хардарры торопливо прижала его к кушетке.

— Тебе нельзя разговаривать! — арт, без предупреждения, прожег его рану целительным огнем, и маг затих, но лишь на время.

— Нельзя...она...сестра его, еще не окрепла... — прошептал он. — Это она...она меня защищала. Ее магия сильнее моей.

— Что? — Кеордиум опустился на кушетку рядом с ним, и тут же встал, поймав взгляд Хардарры.

— Прости, но магия сумерек может помешать исцелению, — сказал он, и укрыл Иллигеаса своим плащом.

— Что же это за сила такая? — Кеордиум кивнул арту, и обратился к Эодару. — Что за сила, которая уберегла его от смерти?

— Брат Тиры обратился к тьме, — сказал Эдориус. — Я боюсь за саму Тиру. Если она...

— Нет... — губы Иллигеаса дрожали от боли. — Ее сила другая...

— Лежи тихо! — Хардарра снова надавил ему на плечи.

— Кеордиум, как скоро прибудет Архимаг? — спросил Эодар. — Я не могу его чувствовать.

— Я не знаю, Эодар, правда не знаю! — почти воскликнул тот, и бессильно сел в кресло. — Что-то твориться на севере. Не могу сказать. Только...Иллигеас отправил зов...

Эодар глянул на него, а после положил руку на лоб мага. Иллигеас не сопротивлялся. Верховный маг читал его мысли с его негласного позволения, и узнавал многие вещи, о которых ни один тайный трактат не рассказал бы. Эодар окунулся в них на миг, а знания получил вековые.

— Так вот оно что, — содрогнулся он, и все остальное поблекло перед его глазами.

Темные запретные скрижали Высшего Мира о темном огне, которые когда-то читал Иллигеас, пронеслись перед Эодаром неясным пятном, так же мелькнули и белые. Верховный маг видел драконов, настоящих, в своем облике, под чьими крыльями неслись миры. Познал он и темную сторону. Древнее зло, древнее Высшего Мира витало в тех краях, оно сейчас и сочилось в мир Халдрагара.

— Я умру с вашим миром, если моя ученица не справится, — прошептал Иллигеас.

— Она дракон? — тихо спросил Эодар.

— Да, — маг попытался кивнуть. — Я сообщил народам. Они должны знать и бороться. Пусть знают о драконе.

— Эодар, ему нужен отдых, — проговорил Хардарра.

— Пусть спит, — кивнул тот. — Надеюсь, у нас есть немного времени.

— Архимаг чтит правила, — проговорил Кеордиум. — Все же есть надежда...

— Что не будет войны? — договорил за него Эодар.

Он посмотрел на заснувшего Иллигеаса и нахмурился. Его мысли неслись так же быстро, как молнии, и так же беспорядочно, не желая собираться воедино. Конечно, войны были, но маги в них никогда не участвовали, да и войны больше походили на стычки с дичалыми с дальних болот. Много было Орденов, много учений, и собрать всех воедино на одну войну никогда не получится. Эодар вздохнул.

— Глупая надежда, Кеордиум. Ты, хоть и темный маг, а веришь в чудеса, — глянул он на него.

— Ночь, это не тьма, а я — не чернокнижник. Другие истины знаю, — сказал тот. — Ты что же, хочешь первым развязать войну?

— Нет, мы будем ждать, и наблюдать, — сказал он. — У нас нет единства, а без этого у нас нет и сил.

Он в последний раз бросил взгляд на Иллигеаса, и растворился.

Глава седьмая.

Ректор Боевого крыла еще задолго до рассвета, поднялся на смотровую площадку, и оглядел свои владения. Тут царствовала его магия, весьма понятная и простая, а так же, и опасная. Много лет путешествий и сражений наделили его разными качествами. В меткости он не знал себе равных, так же, как и в знании леса. Он ведал язык его хозяина и чтил его законы. Ректор верил в силу леса и ненавидел каменные башни городов. Не прельщало его и их золото с многочисленными свитками и книгами. Не носил он и положенную ректору мантию, только серо-зеленую одежду с тонким поясом, и хоть на его занятиях дозволялось носить оружие, он его никогда не брал.

Ректор закрыл глаза. Утро выдалось холодным, как он любил. Его ученики должны были к этому привыкнуть. Жалоб на холод и голод он не терпел, и жестоко за это наказывал. Первые лучи, еще робкие и тонкие, брызнули из-за гряды невысоких гор. Эти уголки Боевого Крыла многим оставались неведомы. Этиль Арад вмещал в себя гораздо большие территории, чем могло показаться на первый взгляд даже магам.

Вмешательство в этот мир, ректор ощутил сразу же. Еще не умелые ученики, ввалились через врата-портал, как неуклюжие медведи. Ректор приподнял веки и его жесткий взор впился в топчущуюся на месте кучку новоявленных. Он уже знал, кто из них отсеется после первого же дня. Без особой магии, он видел нутро каждого из них, и тут его мысленный щуп наткнулся на препятствие. Среди учеников стояла высокая фигура, которую ректор заприметил не сразу из-за арта, который своей широченной спиной загородил сразу нескольких юных магов. Черноволосая девушка спокойно встретила взгляд ректора. Ее глаза не блестели жаждой познать тайные знания, они просто смотрели вглубь, в самое сознание, будто уже все давно знали.

— Память крови, — шепнул про себя ректор.

Он знал, кто она, почти знал, но не верил, и, в конце концов, перевел взгляд на арта, махнув ему рукой. Тот сделал первый шаг, и ученики, поборов страх, спустились на площадку к учителю. Они были почти одинаково одеты, в зеленые одежды, схваченные поясом. Выдали им и наручи, правда не все их одели. Арту они оказались чуть маловаты, собственно, как и рубашка, ворот которой не сошелся на его шее. Уставившись в пол, арт смущенно поклонился, остальные сделали то же самое.

— Кто из вас владеет оружием? — без особых церемоний спросил ректор.

— Я лучший лучник в своем селении, — подал голос парень с каштановыми прядями жестких волос, что выбивались из-под кожаного ободка.

Его глаза были черные, как положено людскому роду. На молодом, чуть обветренном лице пробивалась первая поросль, которую тот из гордости не брил. Ректор, оценив его кратким взглядом, кивнул.

— Я тоже лучница! — вдруг раздался женский голос из-под капюшона.