1. "Черный Меч"

— Если понравятся твои песни — будут тебе и ужин и постель. Без монет обойдешься, — наигранно хмуро ответил трактирщик, заранее предвкушая заработок — редко барды заезжали в их захолустье, но если уж случалось, то мужики до поздней ночи просиживали в кабаке, и уж точно не на сухое горло орали песни вслед за менестрелем.

Бард благодарно поклонился и, получив свою плошку с кашей и мясом и кружку эля — как он выразился, "чтобы связки смочить", удалился в угол. Трактирщик же отправил сына разнести по деревне весть о приезжем музыканте.

Не прошло и получаса, как зал таверны был полон. Менестрель, уже давно расправившийся как с ужином, так и с элем, настроил гитару и заиграл. Его звучный голос легко перекрыл обычный трактирный гвалт и разнесся по залу.

Мой храм там, где я — он невидим, но прочен.

Вся жизнь — путь к нему, ступени — день за днем.

Мой храм — радость сна и раскаянье ночью

За то, что любил бездушие свое...

Это мираж, игры ума,

Жарче огня зной — вечный страж,

Мгла в пустыне...*.

Эльф с интересом прислушался. Он собирался было уже уходить в свою комнату — хотелось отдохнуть перед тем, что ему предстояло, да и желания слушать очередного трактирного певца не было — но менестрель пел не то, что обычно исполняли такие заезжие барды. Никаких тебе рыцарей и драконов, прекрасных принцесс и свадеб, никаких разухабистых "пьяных" песенок, никаких лирических баллад...

Мой храм — там, где я стану небом бескрайним.

В нем свет всех сердец, разбитых вечной Тьмой.

Мой храм — там, где звон неразгаданной тайны:

Кто мы на Земле, зачем мы здесь живем?

Это мираж, игры ума,

Жарче огня зной — вечный страж,

Мгла в пустыне...

И каждый, кто слышал глубокий, сильный голос певца, невольно спрашивал себя — а кто мы?

Эльф нервно осушил бокал. Он старался не задавать себе вопрос — кто он? Испытывая непреодолимое желание вспомнить себя, он в то же время боялся — а вдруг воспоминания окажутся... какими? Он не знал. Страшными? Болезненными? Постыдными? Возможно, что и так...

Время шло, вино и эль лились в кружки и кубки, народ хмелел... Менестреля просили сыграть то одну, то другую песню из общеизвестных, но он лишь усмехался, и продолжал играть такие же, непонятные и никому не известные баллады. И почему-то никто так и не полез вправлять слишком много о себе возомнившему барду мозги при помощи пудовых кулаков. Простые деревенские жители сидели, пили и молча слушали заезжего певца.

Подступала полночь. Люди начали расходиться. Допивали эль или вино, ставили на столы пустые кружки, клали перед менестрелем несколько монет и уходили. Наконец, в таверне остались лишь хозяин, эльф и бард. Последний, отставив гитару в сторону, сгреб монеты со стола в потертый кожаный кошель, допил остатки вина из кубка, и потянулся к чехлу, явно намереваясь воспользоваться второй частью платы хозяина за выступление.

Эльф встал и подошел к менестрелю.

— Благодарю за прекрасную музыку, — вежливо произнес он.

Бард перевел на него взгляд необычайно темных серых глаз.

— Рад слышать столь высокую оценку моего скромного таланта из уст представителя народа, который действительно разбирается в творчестве, — вежливо ответил он.

— Могу ли я попросить вас сыграть еще?

— Вино закончилось, — намекающее протянул бард. Эльф, усмехнувшись, сделал знак хозяину, и спустя полминуты на столе материализовались две бутылки и еще один кубок.

Менестрель задумчиво откупорил одну из бутылок, наполнил оба кубка, залпом осушил свой, и налил еще.

— Сыграть еще? И что же хочет услышать благородный эльф с человеческим гербом на пальце? — насмешливо поинтересовался он. — Песнь о рыцаре, принцессе и драконе? Балладу о любви эльфийки к человеку? Или же застольную песенку, которую так любят в трактирах и на свадьбах?

— Спой что-нибудь свое, — попросил эльф, пропустив мимо ушей прозрачный намек на фальшивость дворянского перстня.

— Свое? Я никогда не исполняю собственных песен тем, кто не готов их услышать.

— Я — не готов?

— Не готов.

— А к чему я готов?

— К меньшему, чем то, что тебя ждет, — серьезно сказал человек, глядя эльфу в глаза. — Рожденный не под этим солнцем и не под этим небом, дитя другой вселенной, крылатый, лишенный крыльев, древний и могущественный, ты — не готов.

Повисло тягостное молчание. Наконец эльф справился с собой и тихо произнес:

— Что ты знаешь обо мне?

— Лишь то, что сказал.

— Кто ты? — прямо спросил он.

— Мое имя ни о чем тебе не скажет, но, если хочешь, могу дать имя тебе.

— Дать имя?

— Имя, которого у тебя нет. И песню я тебе тоже подарю... может, она в будущем сможет подсказать тебе верный путь, Нархгал.

Положив пальцы на струны, менестрель запел.

А за горами, за морями далеко,

Где люди не видят, а боги не верят,

Там тот, последний в твоем племени легко

Расправит крылья, железные перья!

И чешуею нарисованный узор

Разгонит ненастье воплощеньем страсти,

Взмывая в облака судьбе наперекор

Безмерно опасен, безумно прекрасен!

И это лучшее на свете колдовство,

Ликует солнце на лезвии гребня.

И это все, и больше нет ничего,

Есть только небо, вечное небо...*

Наутро эльф, названный Нархгалом, пытался вспомнить остальные слова этой песни, но так и не смог. Зато эти двенадцать строк врезались в память, словно бы он слышал их не один и не два раза.

Встряхнув головой, Нархгал посмотрел на Диегу.

— Пожалуйста, продолжай, — тихо попросила она.

— Я легко добрался до сердца леса. Там росли два могучих дерева, я не смог определить их породу. Они срослись кронами, и их ветви так тесно переплетались, что образовывали четкую арку. Мой конь отказался даже приближаться к ним, я попытался вести его в поводу, но безрезультатно. Тогда я бросил коня и пошел один. И... из-под арки я вышел совершенно в другом месте, более того, в другом мире. Там прошло всего три недели, прежде чем я снова услышал зов. На этот раз переход располагался в развалинах древнего города... И так раз за разом, мир за миром. Потом оказался здесь. Сразу после перемещения в этот мир я почувствовал зов, причем очень сильный. Мне кажется, я совсем близко, вот только к чему?

— Не знаю... — прошептала Диега, глядя на огонь. — Но цель путешествия в этом мире у нас одна. Я тоже ищу выход в другой мир. Нархгал... ты позволишь мне так тебя называть?

— Конечно.

— Нархгал, ты говоришь, что чувствуешь, куда тебе нежно попасть, чтобы переместиться. Тогда как ты ухитрился заблудиться?

— Я слишком близко, а зов слишком сильный. Едва попав в этот пренеприятный, надо заметить, мир я почувствовал, что переход находится где-то в середине этой пустыне. Потом караванщик, с которым я ехал к пустыне, рассказал мне старинную легенду о существовании некоего Сердца Пустыни, оазиса, где скрыты Врата миров. Многие отправлялись к ним в поисках приключений, сокровищ, знаний, скрываясь от преследователей, и просто из любопытства, но ни один не вернулся. Я думаю, Сердце пустыни существует на самом деле, я чувствую его, но не знаю, где именно оно находится, — закончил он.

Диега помолчала, потом посмотрела Нархгалу в глаза.

— Я знаю. Я пришла в этот мир через Сердце пустыни, и помню, как туда попасть. Сейчас мы в трех днях пути от него.

— Ты возьмешь меня с собой? — прямо спросил он.

— Да.

Путь к оазису Диега действительно знала хорошо. Они тронулись следующим вечером, когда жара спала. Рана Нархгала, обработанная мазями женщины, перестала вспыхивать болью при каждом неосторожном движении, и он спокойно мог держаться в седле.

Сперва эльф тревожился, как они поедут, ведь у Диеги была лишь одна лошадь. Когда он наконец, спросил, она рассмеялась.

— У меня нет ни одной лошади. Тот прекрасный вороной конь, на котором я ехала, когда увидела тебя, на самом деле — творение магии. Не очень сложное заклинание, которое призывает верховое животное на несколько часов, в зависимости от силы мага, творящего это заклинание. Моих коней хватает часов на шесть. Закончатся эти — сотворю новых.

— Верховое животное? — заинтересовался Нархгал несколько, казалось, корявой формулировкой.

— Однажды мне довелось побывать в мире, где лошади отсутствовали вообще. Местные жители в качестве тягловой силы и средства передвижения использовали двуногих ящеров. В том мире это заклинание призывало не лошадь, а вот такого ящера, — пояснила Диега.

Спустя три дня они достигли цели.

Оазис, носящий имя Сердце пустыни, был, против ожидания, невелик. Небольшая пальмовая роща, озерцо, кустарники — он ничем не отличался от многих других оазисов. Ничем, кроме силы. Сила Сердца пустыни чувствовалась в каждом кусте, каждой песчинке, каждой капле воды, она переполняла оазис, как воды весенней реки переполняют русло. В самом центре оазиса, на берегу озерца, лежало несколько не засыпанных песком камней, образовывавших правильный круг. Это и были Врата.

Напившись из родника, путешественники перекусили остатками диегиных припасов, допили вино из маленькой фляги. Пришло время прощания. Нархгал, как мог, оттягивал его, и все же наступил момент, когда тянуть дальше было уже нельзя.

Лошади, срок службы которых истек, с легкими хлопками исчезли. Диега поднялась на ноги, забросила за спину рюкзак.

— Прощай, Нархгал. Я рада, что познакомилась с тобой.

— Прощай, Диега. Я никогда не забуду, что ты спасла мне жизнь. Я в долгу...

— Не надо, — она печально улыбнулась, и шагнула в круг. Спустя секунду — эльф закрыл глаза, моргая, а когда открыл их — ее уже не было.

Он понимал, что никогда больше не увидит эту женщину. И понимал, что никогда не забудет ее. Они провели вместе последнюю ночь, и он навсегда запомнил вкус ее губ и шелк ее кожи, аромат ее тела и пряный запах волос. Он был благодарен ей за то, что прощание было таким. Без слез, обещаний и поцелуев. Прощай — прощай. Все.

И эльф по имени Нархгал, который не был эльфом и носил другое имя, без страха шагнул в круг камней, а в голове его звучали слова песни:

Ночь в июле полна соблазна,

И мятежна ночная даль.

Свыше путь тебе указан,

Знает Бог один, куда.*

* — 1 кварт равняется 40 сантиметрам

* — в том мире, где происходят описываемые действия, единственная гуманоидная раса — люди.

* — говорить драколич не может по указанной в тексте причине. Зато они владеют телепатией.

* — Сергей Маврин, "Мираж"

* — группа "Мельница", "Дракон".

* — подробнее см. цикл книг Вадима Панова "Тайный Город".

* — история Диеги — подробнее см. мою книгу — фанфик по Тайному Городу. Книга не дописана, но ее первые главы есть в моем разделе на СамИздате.

* — Сергей Маврин, Валерий Кипелов: "Ночь в июле".

Глава 6

Аенгрост, предместье Элерты, западное побережье Некрополя

Сергей "Волчонок " Листьев, Носитель Духа Предела

6-ая декада весны, 2904-ый год Восьмой эпохи

— Эту историю я слышала от своей матери. Якобы когда-то давно не было власти проклятых кровососов, люди жили свободно — так, как хотели сами, не было ферм вампиров, и всей прочей гадости... Глерт и Элерта были обычными свободными городами, а не последними оплотами человечества. Но так было не всегда. Еще до эпохи* процветания людей почти уничтожили пришедшие неизвестно откуда варвары-нелюди. История не сохранила названия их расы, как и описания внешности. Они сжигали города и убивали всех жителей, наводя ужас на тех, кто еще уцелел. Никто не знал, чего они добиваются, эти существа просто сеяли хаос и разрушение вокруг себя.

В те страшные дни люди уже считали, что обречены. Но с моря пришел черноволосый человек. Он был безоружен, очень просто одет, а за поясом вместо клинка была флейта. Он пришел в какую-то деревеньку в чаще леса, где последние люди прятались от захватчиков. Как ни странно, он ничего не знал о том, что происходит вокруг. Когда ему рассказали, дивясь его незнанию, он здорово разозлился. Спросил, где найти главаря врагов — ему объяснили дорогу. Он оставил в деревне свою флейту, и отправился на поединок, как он сам сказал. Его сочли сумасшедшим, и никто не осмелился провожать его... кроме одного. Они вдвоем прошли через лес, и вышли к стоянке захватчиков. Там черноволосый взял со своего провожатого клятву никогда и никому не рассказывать о том, что сейчас произойдет, пока он сам не разрешит. Тот пообещал.

Черноволосый пошел прямо в лагерь. Он шел мимо палаток, на него бросались варвары, но никто не мог подойти ближе, чем на десять футов. Оружие не касалось его, вспыхивая и сгорая в черном сиянии, окружавшем его... Он вышел к шатру вождя, и громко, по всем правилам этих нелюдей, вызвал его на поединок — так, как вождь отказать ему не мог.

Варвар смеялся, выходя в круг и подбрасывая в руках секиру, он смеялся над своим безоружным противником. Но смеялся он недолго. Уклонившись от нескольких быстрых ударов, черноволосый вдруг резко наклонил голову, и выхватил из собственной шеи длинный Меч с рукоятью-драконом. Черный Клинок. В мгновение ока все было кончено — он быстрым движением отсек вождю голову.

Стоявшие кругом варвары опешили на мгновение — а потом все сразу кинулись на человека с Черным Клинком. На несколько мгновений он исчез из виду — а затем варвары начали умирать...

Небо затянули черные тучи, из которых били серебряные молнии, по лагерю метались тени — и убивали. А человек стоял возле мгновенно сгоревшего шатра вождя, и смеялся, подняв полыхающий черным огнем Клинок к небу. Над лагерем звучал дикий, нечеловеческий хохот, в котором звенела черная сталь...

Когда все закончилось, черноволосый вонзил меч себе в спину... и Клинок исчез. А человек, как ни в чем ни бывало, подошел к сопровождающему из деревни, который наблюдал все происходящее с опушки леса. И спросил, помнит ли тот свое обещание. Человек ответил, что да, помнит. И попросил у черноволосого разрешения хотя бы передавать эту историю в своем роду из поколения в поколение. Разрешение было дано.

После человек вернулся в деревню, а черноволосый ушел, пообещав придти через несколько дней. Больше его никто в деревне не видел...

Тот, кто был с ним — мой давний предок... Он сохранил оставшуюся от спасителя людей флейту, и вместе с историей передал ее своему сыну. Тот — своему сыну, и так далее... Так история дошла до меня — мой дед не имел сыновей, и передал историю своей дочери, то есть — моей матери, а та — мне, так как братьев у меня нет.