Долг

Женщина хлопнула ладошкой о боку, свернувшегося на кушетке молодого мужчины. Тот едва разлепил сонные глаза, но все равно поднялся и, встряхнув головой, улыбнулся резиновой бескровной улыбкой серых губ. Из-за ширмы показали две молодые девчонки в голубых операционных масках, а из-за письменного стола поднялся низкорослый мужчина кавказской внешности. Он был в годах, но, не смотря на это, выглядел свежее всех коллег вместе взятых. Последней пришла в себя пожилая женщина с потухшей сигаретой в зубах.

Дима положил уголовника на ближайший операционный стол с ремнями и зажимами.

— Шансов нет, — удрученно сказал кавказец, окинув пациента опытным взглядом.

— Нужно попробовать, — твердым голосом сказал Иваницкий.

Врач с ним спорить не стал.

— У вас оружие с собой? — спросил он. — Мы охрану уже отпустили. Ребята покушать пошли.

Все ясно. Если Пистон подохнет на операционном столе, то придется его добивать. Иваницкий вытащил из кармана пистолет Макарова, а Дима продемонстрировал рукоятку 'стечкина' в наплечной кобуре.

— Коллеги. Наденьте маски и кольчужные перчатки, — привычно сказал доктор.

Говорил он на русском практически без акцента, но слово 'кольчужные' он сказал с твердым 'Л' без мягкого знака. А может так и полагалось.

— Ну, что же вы нас не жалеете? — опять начала свою проповедь невролог. — Думаете нам без вас работы не хватает?

Иваницкого взбесила эта фраза. Он не желал выслушивать эту морализаторскую проповедь про гуманизм.

— Попов, доложите уважаемым врачам эпизоды преступной деятельности гражданина Пистона.

Дима будничным тоном, как на докладе у начальства стал перечислять злодеяния замученного уголовника. Особо он заострял внимание на самых показательных, по его мнению, моментах.

Первой не выдержала молоденькая медсестра. Она прижала ладони к маске, закрывавшей лицо.

— Такое не возможно. Вы это придумали, — дрожащим голосом проблеяла она. Из ее глаз покатились слезы, а плечики задрожали в беззвучном плаче.

— Нет, родная моя, — нежно сказал Иваницкий. — Просто есть такие люди.

Пожилой врач посмотрел на Иваницкого.

— Я больше не в силах ничего сделать. Давление падает. Реакции тела не типичные. Все. Адреналин на него я тратить не буду. Бесполезно.

Дима вытащил 'стечкин', но невролог остановила его, подняв ладонь. Второй рукой она взяла со столика с разнообразными хирургическими инструментами длинное толстое шило с массивной металлической рукояткой. Сложно даже предположить для чего могли использовать это инструмент раньше.

Вставив в слуховой проход его острие, женщина с силой надавила на ручку, толкнув шило внутрь головы уголовника. Пистона приняла в свои холодные объятия мгновенная смерть, после которой он больше не поднимется никогда. Врач убила его совершенно холоднокровно и привычно, как будто картошку чистила.

Дима подхватил труп уголовника на руки и вышел с ним вслед за Иваницким. Никто не проронил не слова. Они вынесли тело через пожарный выход. Там меланхоличные мужики бомжеватого пропитого вида помогли им упаковать татуированный труп в черный мешок и забросили его в двадцативосьмикубовый контейнер, где уже выше половины были навалены похожие черные мешки с известным содержимым.

Обойдя здание, Иваницкий и Попов снова уперлись в курящего невролога. Женщина виновато улыбнулась им на встречу.

— Простите меня, пожалуйста. Я не понимала, что вы делаете. Одно дело — когда слышишь об изуверах и маньяках по телевизору или в книжках читаешь, а совсем другое — когда сталкиваешься с ними лицом к лицу. Вы не сердитесь? Мы все очень устали. Нервы ни к черту.

Иваницкий и Попов пожали протянутую небольшую ладонь.

— Можете на меня рассчитывать, — закончила женщина.

— Вот вы где! — донеслось со стороны комендатуры.

К ним быстрым шагом приближался Кирильцев.

— Там вас контингент ожидает. Все готовы служить нашему великому делу. Владимир, нужно сказать людям ваше веское слово. Прошу.

Женя выглядел слишком торжественно. Попов как-то сразу приосанился и даже снова заправил выбившуюся рубашку в брюки.

— Только... — хотел продолжить Кирильцев.

Иваницкий его не дослушал, он двинулся в сторону оживавших его адептов. Он интуитивно почувствовал, что это именно то, что ему сейчас нужно.

Обогнув угол комендатуры, Иваницкий убедился, то его действительно ждут порядка тридцати человек. В голове невольно возникла ассоциация с классом общеобразовательной российской школы. 'Ученики' его заметили. Если мгновение назад часть из них болтала, некоторые читали помятые книжонки и журналы, кто-то просто глазел вокруг, то после его появления все как один они внимательно уставились в его сторону. Кого-то из них он знал, чьи-то лица он раньше видел мельком, но были и совершенно незнакомые люди. Самым знакомы оказался усатый Бочкин, теперь он больше напоминал 'коммандос' из какого-то американского боевика, увешенный оружием и всякими примочками от макушки до пяток. Он деловито разговаривал с собровцами и несколькими незнакомыми военными.

К Володиному удивлению примерно четверть из пришедших были женщинами. Однако!

Сама собой отпала мысль о том, чтобы вести этих людей в залитый запекшейся кровью кабинет с пустыми бутылками, грязным полом и поломанной мебелью. Это не самое лучшее место для того, чтобы убеждать людей в своей правоте.

Иваницкий шагнул с крыльца на стопку поддонов, оставленную прямо возле здания комендатуры. Так было можно увидеть сразу всех пришедших к нему людей. К тому же, верхом на импровизированном помосте он был виден всем действительным и будущим адептам. Разрозненная куча потенциальных соратников придвинулась в его сторону. Теперь на лице каждого без исключения читались любопытство и напряженное внимание, только выражали они его по-разному.

В горле предательски запершило. Иваницкий всегда робел выступать перед скоплением людей. Его приводило в трепет внимание, направленное на его скромную персону, но сейчас пришедшие ждали именно его. Иваницкому предстояло поделиться великим даром, который требовал от каждого бороться за спасение погибающего мира не жалея сил, освобождения его от заразы, которая один раз его уже чуть не уничтожила.

Володя прокашлялся. Бочкин одобрительно кивнул головой и подбадривающе потряс сжатым кулаком над головой. Как бы говоря этим: 'ты им покажи'. А что им показывать? Неожиданно для себя Иваницкий растерялся.

— Здравствуйте, — сказал он первое, что пришло в голову.

Народ сразу зашатался, зашевелился и разродился беспорядочными приветствиями. Иваницкий понял, что они все растеряны и испуганы. Те, кто сейчас стоял перед им, были обычными простыми людьми, которых безжалостная катастрофа вырвала из привычной жизни и бросила в горнило катаклизма. Они боялись и ждали спасения. Они смотрели на него с надеждой. Это придало Иваницкому сил и уверенности.

— Я рад, что вы решили прийти сюда. Я хочу поделиться с вами тем откровением, которое получил совсем недавно. До этого я точно так же, как и любой из вас метался в панике среди этого кошмара. Я был раздавлен и напуган. У меня отобрали все и самого меня выкинули прочь. Моей жизнью распорядились без моего ведома, устроив весь этот ужас. Надеюсь, что никто не сомневается в том, что оживающие мертвецы — это дело рук человеческих?

На вопрос никто не ответил, все замерли в немом ожидании.

— Да это так! — продолжил он. — Ради чьих-то интересов мы все должны погибнуть. Только потому, что кто-то не подумал о выживании мелких статистических единиц, которыми для них являемся мы с вами. Лес рубят — щепки летят. Им все равно, им наплевать на нас. Может они специально хотели расчистить себе жизненное пространство или у них это случайно получилось, но всех нас отправили на гибель. Да, мы теперь подохнем, и будем ходить со стеклянными глазами, когда превратимся в зомби. Альтернативы нет. Так он решили за нас.

Народ стал напряженно оглядываться, ловя реакцию своих соседей на сказанное.

— Но дело не в том, как мы умрем. Это вопрос решенный. Дело в том, как мы проживем короткий или длинный остаток нашей жизни. Лично я не хочу потратить остаток своей жизни, дожидаясь неминуемой смерти. Я не хочу забиваться в темные углы и прятаться за чужими спинами. Я хочу напоследок отомстить тем, кто сломал жизнь мне и всем вам. Тогда я умру не напрасно. Я много лет отдал службе в милиции. Я приносил присягу. Я клялся быть мужественным, честным и бдительным, не щадить своих сил в борьбе с преступностью. Я клялся бороться со всем тем, что мешает жить гражданам нашей страны. Я клялся служить и защищать. А на самом деле я защищал ту систему, которая одновременно паразитировала на нас и вытирала о нас ноги. Я защищал интересы тех людей, которые стояли у власти, и тех, кого эти уроды считали нужным защищать. И что я получал взамен? Ничего!!! Я был частью той же массы, о которую вытирали ноги.

Народ заметно оживился.

— А теперь, когда рухнула система и нет законов, когда никто не может стать на защиту людей от всякой мрази, я хочу исполнять тот самый долг, которому я присягал, я хочу очистить мир от той мерзости, которая в угоду своей жадности и властолюбия топтала права других людей. Я хочу наказать виновных без суда и следствия, и я накажу их не по закону государства которого фактически не стало, а по закону своей совести. Так как мне подскажет мое внутреннее убеждение! Они не должны остаться безнаказанными, я сотру глумливые улыбки с гламурных лиц, я утоплю их в озере крови!

Иваницкий уже не говорил — он орал, потрясая руками над головой.

— Но главное не в этом. Я буду нести боль и смерть не только для того, чтобы покарать всяких выродков. Моя главная задача — искоренить и не пустить их в новый выздоравливающий мир. Их не должно быть в новом обществе. Справиться с зомби, выжить и покарать виновных — это половина дела. Гораздо важнее, найти и уничтожить тех вжививших крысы в человеческом обличие, которые снова готовы паразитировать на нас в угоду своим интересам!

Володя видел, как глаза людей загораются огнем. Он смог зацепить в душе каждого из них тонкие струнки, которые заставляли людей жить и бороться, которые оттесняли на второй план страхи и растерянность.

— Каждый из вас сталкивался в жизни с подлостью, несправедливостью, хамством, предательством. Вас обворовывали, вас заставляли страдать, вас унижали, вам плевали в лицо. Каждому из вас хотелось привлечь негодяев к ответу. И как вы тогда могли себя защитить? Пойти в компетентные органы? Подать заявление в суд? Обратиться в газету или кляузу накатать? И это все? Что вы еще могли сделать? Если вы пытались защитить себя сами, то становились преступниками. Но теперь вы стали свободны. Наконец, настало то время, когда нет дурацких законов, защищающих всяких уродов. В новом мире вы вправе сами дать отпор тем, кто вас унижает, кто пытается вас поработить и залезть к вам в карман!!! Это в ваших силах. Вы вправе быть судьями и палачами, ваше право ответить болью на боль и ударом на удар. Хотя сейчас каждый из вас может задать мне вопросы о гуманизме и общечеловеческих ценностях. Спросите меня : как же быть с принципами всепрощением и ненасилия?

Толпа на мгновение замерла, не решаясь прервать взятую Иваницким паузу.

— Нет. Я скажу вам — 'нет'. Забудьте. Если вам ударили по правой щеке, то библия требует чтобы вы поставили под удар левую щеку. А чего вы хотите на самом деле? Какой естественный внутренний порыв движет вами в этот момент? Не бойтесь. Ответьте себе сами.

Его аудитория безмолвствовала.

— На самом деле вы хотите наказать обидчика, привести к ответу того, кто попрал ваши суверенные права на счастье, свободу, жизнь и здоровье. Христианские и любые религиозные догматы выдуманы именно теми, кто хочет безнаказанно жировать за ваш счет, помыкать вами и пить вашу кровь. Скажите им — 'нет'. Пусть теперь каждый знает, что его злодеяние не окажется безнаказанным, что ему воздастся по заслугам. И наказание придет не где-то там в следующей жизни или сразу после смерти. Нет. Он получит по морде сразу, не отходя от кассы. Теперь они не дождутся того, что все будут их прощать, как говориться в библии. Пусть они свои сказочки про всепрощение для себя любимых оставят. Вор должен сидеть в тюрьме, убийца должен быть казнен, насильник кастрирован. Проворовавшийся чиновник должен на каторге отработать украденное. Только так! В этом настоящая справедливость.

Немая толпа вздрогнула и загомонила, одобрительные возгласы понеслись с разных сторон.

— Запомните, сейчас нам никто не поможет и не защитит нас. Те, кто стоял у кормила власти, те кто считал свое право управлять другими само собой разумеющимся — они сейчас облажались. Они не только потеряли власть. Они перестарались и потеряли будущее. Потому что без нас он никто, а подняться и встать над нашими головами мы им уже не дадим. Но не стоит забывать, что свято место пусто не бывает. В эпоху слабости и безвластия появляются новые вожди, монархи и князьки, пытающиеся прибрать к рукам растерянную людскую массу. Была бы шея, а хомут найдется. И поэтому я призываю вас объединиться. Мы должны стать вместе не только для того чтобы призвать к ответу прежнюю власть и тех кто стоял над нами, а также не допустить появление новых кукловодов, которые готовятся паразитировать и жить за наш счет. Прошу вас не зацикливаться на личном. Нахамивший вам сосед это не так страшно как бывшие чиновники, олигархи и бандиты, которые снова пытаются взять власть в свои грязные лапы. Не допустим! Они не оставляют нам выбора. Мы должны действовать жестоко и решительно. Это наш метод. Да мы будем творить зло и насилие, но оно несоизмеримо меньше того, что могут натворить эти мрази. Представьте сколько человеческих жизней можно было спасти, если своевременно удалось бы уничтожить Чикатило, Гитлера, Берию и прочую мразь. Неужели их убийство не стало бы наивысшим благом для человечества? А кто будет делать эту грязную работу? Кто отринет свои личные амбиции для общего благого дела? Кто?

Иваницкий протянул в сторону руку ладонью вверх, как бы ожидая, что ему в ладонь положат готовый ответ и продолжил:

— Мы это сделаем!!! Наш закон — это совесть. Наш принцип — неотвратимость и превентивность наказания. Наш метод — насилие. Наша цель — не допустить большего зла. Наша установка — ДОЛГ. Мы не творим новое будущее человечества, мы защищаем его.

Короткую паузу в середине импровизированного выступления сорвало дружным ревом слушателей. Наверное, у него получилось, он смог донести свое откровение до пришедших к нему людей. Их глаза горели огнем, а от страха не осталось и следа. Они превратились в единую общность, спаянную великой идеей. Только один парнишка из самых задних рядов внезапно развернулся и побежал куда-то за ангары. Странная реакция. Может он испугался? Такого Иваницкий не ожидал, но ввиду того, что все прочие люди прибывали в полном восторге, потерей одного потенциального адепта можно было и пренебречь.

Внезапно о ему задали совсем неожиданный вопрос. Не то чтобы он был не готов отвечать на вопросы, он хотел объяснять и растолковывать свое откровение. Но интеллигентного вида тетка лет пятидесяти, проходящая на библиотекаря какой-нибудь детской библиотеки, своим вопросом собрала в одной фразе все, сказанное им ранее: