Ниваль, склонив голову, с любопытством разглядывал своё последнее творение. Лютня? Нет. Чаша? Он поморщился. Часы? Вряд ли. Цветок. Дерево. Девушка. Девушка? Он отполз на четвереньках назад и, высунув кончик языка, посмотрел на странную кособокую фигурку с расстояния. Девушка. Он закусил губу и прищурился. Девушка. Он упал на живот, перевернулся на спину, задрав голову, на бок, посмотрел на неё со всех ракурсов. Девушка!
А потом он подумал, как здорово было бы оказаться в этом месте... не одному. А с каким-нибудь таким человеком, с которым можно без опаски делиться радостью пребывания здесь. Подперев голову рукой, он взглянул на песочное изваяние. Вот с этой девушкой. И, как уже бывало, его мимолетная мысль воплотилась в сотканную на его глазах из мокрого песка зыбкую полупрозрачную фигурку миниатюрной рыжей девушки. Рыжей была она вся — тело, лицо, вздыбленные волосы. Лишь красные песчинки плясали веснушками на её лице, да в глазах горел красный огонёк. Она подмигнула ему, и песчинки стали пересыпаться на её подвижном лице. И вся она была какая-то подвижная, сыпучая, ускользающая. Но настоящая. У него дух захватило от сознания, что она настоящая. Живая.
— Живая. Я живая. Я твоя. Нам будет весело. Нам будет хорошо.
— Иди ко мне, — сорвалось с губ, и Ниваль почему-то смущённо улыбнулся.
Вдруг камень вспыхнул на его пальце, а набежавшая волна коснулась её ног, и рыжая песочная девушка как-то неестественно изогнулась, будто споткнувшись или наступив на острый камень.
— Нет, нет, не надо. Иди ко мне!
Ему вдруг стало страшно. Он почувствовал, что если она сейчас исчезнет, ему станет очень плохо. Ему будет плохо и холодно без неё в этом мире, теплом, как парное молоко и нежном, как песни его детства. Он рванулся к ней, но в тот момент, когда его рука коснулась зыбкого тела, её пронзила обжигающая боль. Он вскрикнул, отдёрнул руку и, отшатнувшись, упал на колени. Камень загорелся, серебро накалилось, и нестерпимый оранжевый жар пополз вверх по его руке к горлу, к груди, заставляя сердце отчаянно рваться в горячей ловушке. В ушах зашумело, райская реальность стала ускользать. Он вспомнил. Это подарок. Её подарок.
— Эйлин, — сдавленно выдохнул он и повалился на песок.
— Красивая вещь, спасибо. Ты знаешь мою слабость к простому изыску.
— Не такая уж она простая, — Эйлин хитро улыбнулась. — Это, можно сказать, плод нашего коллективного разума — моего, Лео и Алданона.
Ниваль стал придирчиво рассматривать изящный серебряный перстень с ниточкой меди, вьющейся вокруг крупного тёмно-оранжевого янтаря, прозрачного, как капля меда, с неровными багровыми крапинками внутри. Такие камни с интересными дефектами ему нравились, хотя драгоценностями он особо не увлекался. Красивое сочетание — холодный блеск серебра и тёплая, ласкающая глубина янтаря.
— Ваш коллективный разум — это страшная сила. Боюсь даже надевать.
Эйлин рассмеялась, взяв у него перстень, надела ему на безымянный палец левой руки и повернула венчик с камнем. Камень заиграл в свете вечерних ламп, а металл слегка потеплел.
— Это он на меня так реагирует, — пояснила Эйлин, — сканирует пространство на расстоянии броска огненного шара и по степени защиты от магии приравнивается к комплекту зачарованных доспехов.
— Ого. Дорогая игрушка.
— Все для любимого брата. От магии разрушения и изменения защищает хорошо, от иллюзий и очарований похуже. Но я с ним немножко поколдовала на магическом столе, а Лео впаял кусочек струны от моей лютни — видишь, как красиво получилось, — она любовно провела кончиком ногтя по тонкому перекрученному медному узору вокруг камня, явно гордая своей выдумкой и исполнением. — Недаром гномы слывут лучшими ювелирами, у них это наследственное. А потом пришел Алданон, посмотрел, что мы делаем, и предложил до кучи капнуть на камень каплю моей крови и прогнать через какую-то трубу из арсенала Лео. Он забавный старик. Его иногда посещают оригинальные идеи.
— Сумасшедшая. Слава богам, старый дуралей чего похуже не придумал. Ты поменьше якшайся с этими гениями недорезанными.
— А почему нет? Если в амулете уже есть частичка моей магии, почему бы и крови не капнуть, раз говорят, что она непростая. Красиво же получилось. Посмотри, как она глубоко проникла. Это так волнующе — капля моей крови, застывшая в камне.
— Да уж, — передёрнул плечами Ниваль.
Эйлин поджала губы и сухо проговорила:
— Не знаю, будет ли от этого толк, но функциям это не повредило, мы проверяли.
— Нет, нет, я ценю, — Ниваль взглянул на неё с некоторой опаской, — просто... неожиданно.
Он лежал щекой на песке и смотрел на руку с перстнем. Тёплое свечение янтаря приковывало взгляд и пробуждало в нём настоящие, живые, а не навязанные воспоминания. Он почувствовал, как его кто-то обнимает за плечи, дует в макушку, но, перевернувшись, никого не увидел.
— Кто здесь?
— Я здесь, чтобы тебе помочь.
— Я тебя не вижу.
— А это необязательно. Я рядом. Возьми мою руку. Пойдем со мной.
Он почувствовал тепло прикосновения к своей руке, на которой мерцал магический перстень. Нельзя было определить, чья рука коснулась его — мужская, женская, детская, большая или маленькая.
Ниваль совсем запутался. Чему верить? Этому заботливому голосу и тёплому, но какому-то нереальному прикосновению, или реальным, видимым и осязаемым горячим песчинкам, просыпающимся меж его пальцев, солнцу, греющему его спину, морю, приветливо перемигивающемуся с ним солнечными бликами на волнах и зовущему к себе? Верить им или тому, кто хочет увести его отсюда, из этого вечного рая?
— Поверь нам, — шелестели песчинки.
— Поверь мне, — дышало жаром солнце.
— Поверь мне, — раскатисто вторили им волны.
— Поверь нам, — пели стволы прибрежных бамбуков.
— Поверь...
— Поверь...
— Поверь! — неслось со всех сторон.
От этого сладкого шёпота у Ниваля закружилась голова и стали слипаться глаза. Он очень устал за этот день. Захотелось упасть на песок, отправиться в мир грёз, раствориться в этом раю, дышащем теплом и негой. Погрузиться в забвение, где так хорошо. Где животворящая влага сама льётся в рот, где не нужно заботиться о хлебе насущном. Где можно целыми днями купаться в море и валяться на пляже. Где не нужно притворяться и играть — разве только для собственного удовольствия. Где можно быть самим собой. И где однажды он встретит девушку... Не ту, рыжую, от неё одни проблемы, а другую...
Девушку с бронзовой кожей, длинными ногами, сильными руками лучницы, непослушным чёрным завитком на лбу и светло-карими волчьими глазами...
— Задай вопрос! — резкий чужой голос разбудил его, досадным диссонансом врезавшись в стройный ласково-приторный шепот. — Задай мне вопрос!
— Как-кой... вопрос, — Ниваль привстав, помотав головой.
Сердце выскакивало из груди, а сонная слабость с трудом покидала тело.
— Как-кой... к черту...
— Задай вопрос! Любой, на который знаешь ответ только ты!
— Вопрос...
Все ещё тяжело дыша, Ниваль попытался встать, но не смог, рухнув на колени.
— Чёрт. Откуда мне знать... Да иди ты! — он отчаянно махнул рукой, пытаясь отогнать непрошенное наваждение.
— Поверь...
— Поверь...
— Поверь...
— Сам иди ты! В следующий раз не буду выручать! Спрашивай, говорю, пока не оставило тут тебя.
— Ты ещё и оно?
— Твою мать, давай мы тут ещё половой дискриминацией займемся! Короче, объясняю, это такая игра. Задаёшь вопрос — получаешь ответ и выигрываешь главный приз.
— А...
— Поверь...
— Поверь...
— Поверь...
— Спрашивай, идиот, пока тебе мозги не отскоблили с песочком!
— Ну...
— Ты поприличнее вопрос задавай, я на всякую хрень отвечать не буду!
— Ты прямо мысли читаешь... Ладно, куда я спрятал самогон? — выпалил Ниваль.
Самогон... трактирщик Ламар... лавка... отец... трёпка... извилистая грунтовая тропа... пляж... Уотердип... самогон... Дункан... Утонувшая Фляга... Эйлин... Эйлин! Снова самогон... кабинет в Девятке... Образы нанизывались один на другой, взрываясь в сознании яркими лоскутами картин и обрывками чувств.
— Так и знало, что фигню спросит. Никуда ты его не прятал. Поставил на видное место, потому что этим придуркам в голову не придёт, что он на видном месте стоит. Убедился? Вспомнил, кто ты есть и зачем живешь? Впрочем... кажется, такие вопросы тебе задавать ещё рано. Вставай, пока не поздно.
— Стой, — Ниваль, ничего не понимая, помотал головой. — Ты кто?
— Можешь считать меня коллективным разумом. Подробнее лень объяснять, да и не поймёшь.
Невидимая рука бесцеремонно подхватила его за предплечье и помогла встать. Распрямившись, он увидел, что краски сказочного мира вокруг него начинают блекнуть, и мир превращается в старую, тусклую, неумело намалёванную декорацию. Даже бездонное голубое небо оказалось куском сучковатой фанеры, раскрашенной неровными мазками. Только песок остался песком. А воздух сгустился и приобрел застоявшийся запах нафталина, как в старом сундуке.
— И что теперь? — пробормотал он, прокашлявшись.
— А вот тут самое сложное. Ты видишь нарисованную преграду. Но на самом деле её нет. Стукни по стене.
Ниваль выкинул вперед руку, ожидая наткнуться на деревянную стену с нарисованным морем и небом, но с холодком в груди ощутил, как рука проваливается в пустоту.
Он сделал шаг вперёд и увидел перед собой ту же картинку, отодвинувшуюся ровно на шаг. Ему стало совсем не по себе. Душный ящик, который не сломать, потому что у него нет стен!
— Ага. Так и будешь идти, пока не упадёшь. Или задохнёшься.
— Как же мне быть?
Невидимая рука опустилась на его плечо и похлопала его.
— Меня слушать. Ты — это не ты. Это та часть твоего сознания, которая оказалась уязвимой к очарованию и иллюзии барда. Причём, на мой взгляд, — Ниваль кожей почувствовал, как его окидывают скептическим взглядом, — не самая разумная. Но это даже к лучшему. Всё остальное в отключке, а твоё тело лежит с блаженной улыбкой идиота в кабинете борделя.
Ниваль хихикнул, тем самым подтвердив мнение Коллективного Разума о себе.
— Я помогло тебе сломать иллюзию, но это же может и убить тебя, если ты не выберешься из нее. То есть, физически ты не погибнешь, бард выведет тебя из твоего теперешнего состояния, но вот эта, — ещё один скептический взгляд, — не самая разумная, но необходимая, базовая часть твоего сознания, будет утрачена. А с этим шутки плохи. Впрочем, если есть, кому вытирать тебе слюни и выносить горшки — проблема снимается.
Ниваль сжал кулаки и насупился:
— Слушай, ты, разум, я не посмотрю, что ты коллективный! Мне было хорошо, пока не пришёл ты! А сейчас мне плохо, и я хочу отсюда свалить. Хватит воду в ступе толочь, говори, как мне выбраться!
— Задача такова. Перед тобой стена. То есть, ты смотришь на неё, и тебе кажется, что она есть. Но ты знаешь и чувствуешь, что её нет. Теперь ты должен забыть о том, что её нет, и ощутить, что она есть, несмотря на то, что её нет.
Ниваль бросил уничтожающий взгляд туда, где примерно должен был находиться "коллективный разум"
— И кто бы мне ещё объяснил, что ты сейчас сказало.
— Короче, — слегка раздраженно буркнул голос. — Разбегайся и бей плечом. Или замахивайся кулаком. Как тебе удобнее. Главное — поверить, что перед тобой преграда, которую нужно сломать. Работа мышц должна быть свободной, а поза естественной. То есть, в момент "икс" ты должен отрешиться от того факта, что стены нет. Ты должен, как бы это сказать, вызвать в сознании образ и передать этот импульс... Эй, ты куда?!
Пока голос разглагольствовал, Ниваль, отерев со лба выступивший пот, покачался взад-вперёд на полусогнутых ногах, разбежался и, не группируясь, с надсадным вскриком влупился со всего маху в пространство. Очень естественно получилось. По инерции он пролетел несколько десятков футов и грузно плюхнулся, пропахав песок. Послышался треск. Иллюзорная картинка исказилась, будто нарисованная на тонких изломанных досках.
— Ну, ты даёшь, — потрясённо промолвил голос.
— Задачка для малолеток, — буркнул Ниваль, отплевавшись от песка.
— Молодец, — в голосе послышались уважительные нотки. — Дурака учить — только портить. Давай ещё. Пару раз — и поддастся.
* * *
*
Когда условная стена окончательно пала под его несокрушимым напором, Ниваль задохнулся потоком свежего воздуха, пахнущего фруктами и благовониями, и с рёвом упал на парня с лютней. Парень резко вскрикнул, инструмент, обиженно взвизгнув, выскользнул из его рук. Мгновенно сориентировавшись, Ниваль вцепился барду в горло и прошипел ему в лицо.
— Ах, ты, сволочь.
Служитель, услышав шум, глянул сквозь занавеску, но не увидел там ничего подозрительного. Созданная бардом хитроумная внешняя иллюзия продолжала работать.
— Что... я...— парень пытался глотать ртом воздух, тараща глаза и едва шевеля побелевшими губами на побагровевшем от удушья лице.
Лишь когда он захрипел, Ниваль отпустил горло, но намертво прижал его спинке дивана. Парень закашлялся, сделал несколько судорожных хриплых вдохов и наткнулся на свирепый взгляд побелевших глаз. Выражение лица мужчины не оставляло никаких надеж на снисхождение.
— Вы... вы... я... я не хотел... я же просто... мне тренироваться, — залепетал парень.
— А теперь я на тебе тренироваться буду, — прошипел Ниваль. — Ты у меня сейчас за всех шлюх города отработаешь!
— Я кричать буду, — попытался было угрожать парень.
Зря он это сделал, потому что в ответ у его горла мгновенно оказался выдернутый из голенища кинжал.
— А за насилие в местах...
— Я знаю! — прорычал Ниваль, нажимая лезвием на тонкую кожу, — что полагается за насилие в местах культурного назначения. Но, во-первых, тебя это не воскресит. А во-вторых, если уж я смог выбраться из твоей иллюзии, меня и ваша охрана не остановит, — сблефовал он.
Парень поверил. Еще как поверил. Из его иллюзии ещё никто по своей воле не выходил.
— Я... не хотел плохого, — пискнул он. — Отпустите. Пожалуйста! Я всё расскажу. Вы увидите, я не виноват! Я просто хочу выиграть в состязании. Большой Фестиваль...
Отпустив его с таким видом, словно выбрасывает в пруд лягушку, Ниваль сел напротив, отправив кинжал в ножны. Взял со стола графин с водой и отпил несколько больших глотков.
— Как тебя зовут? — хмуро спросил он.
— Квист.
— Квист. Значит, ты решил превратить бордель в полигон, да заодно и денег подзаработать? Позволь догадаться. Все твои клиенты становятся постоянными, так? Ты подсыпаешь им в вино наркотик, потом обрабатываешь своей магией в кабинете и подсаживаешь на свои иллюзии, пробуя на них разные воздействия, затрагивающие всё более сложные слои личности. Ну, ты и урод! Но талантливый.
Парень виновато развёл руками и тут же помотал головой.
— В вино я ничего не подсыпаю. Клубу нужно раскручивать клиентов по максимуму, вот они и...
Ниваль покачал головой.
— Ты, мерзавец, хоть понимаешь, ЧТО ты делаешь? Ты у человека под наркотой в мозгах копаешься, откуда ты знаешь, сможешь ли ты контролировать последствия!
